Владимир Кашин - Тени над Латорицей (Справедливость - мое ремесло - 3)
Кофе был чудесный. Сидя за столиком, подполковник смаковал густой напиток, размышляя о самых разных, вроде бы и не связанных между собой вещах: о том, что здесь без кофе не мыслят и дня прожить, что кафе - на каждом шагу, а в Ужгороде к "Золотому ключику" спешат сотни людей, для которых хождение в кафе стало своеобразным ритуалом, а еще - о том, что такой чудесный кофе последний раз пил он в самом конце войны в румынском городке Меркуря-Чукулуй.
5
На следующий день утром подполковник Коваль, гладко выбритый, подтянутый, спешил в уголовный розыск, куда уже доставили Кравцова и Самсонова. Он умел не терять формы даже после бессонной ночи, а эта ночь была не только без сна - она была крайне беспокойной, полной напряженных раздумий над головоломками, которые подполковник задавал себе сам. То начинало казаться, что он нащупал верный путь, то озарения и догадки лопались как мыльные пузыри, а смелые гипотезы разбивались - одна за другой - о глухую стену неизвестности. Но холодный душ и чашка крепкого кофе, как всегда, взбодрили Коваля, снова привели его в состояние боевой готовности.
Идя по улицам, он снова продолжил свои размышления. Получалось, что хотя факты - против Длинного и Клоуна, но прямых доказательств нет и приходится уповать лишь на то, что преступники признаются под давлением косвенных. Правда, и это окончательно не докажет их виновности. Но... Стоит ли забегать вперед?..
Кравцова и Самсонова разыскали в Тюменской области, на нефтепромысле вблизи Сургута. Приятели уже и к работе приступили, но с пропиской не торопились: во-первых, они не были выписаны с предыдущего места жительства, а во-вторых, боялись, что их сразу же обнаружат. На работу же их взяли и без прописки - "на нефти" рабочие руки нужны всегда.
В Сибирь Длинный и Клоун ехали кружным путем - петляя и, как говорится, заметая следы, а назад дорога была короткой: арестованных доставили самолетом.
Уже в самолете, как доложили конвоиры, Самсонов расплакался, но под презрительным взглядом своего сообщника испуганно затих. Кравцов же весь путь - от сибирского промысла до камеры предварительного заключения в родном городке - мрачно молчал, затравленно косясь на конвоиров. И не трудно было догадаться, о чем он думал в эти бесконечно длинные для него минуты...
В коридоре милиции Коваля встретил Вегер с пустым графином в руке.
- Здравия желаю, товарищ подполковник! - приветствовал его начальник уголовного розыска. - И майор Бублейников уже здесь. Я сейчас, вот только воды холодной налью.
Коваль вошел в небольшой и, несмотря на распахнутое настежь окно, душный кабинет. Навстречу поднялся Бублейников.
- Давно ждете? - спросил, пожимая ему руку, Коваль.
На столе перед Бублейниковым лежал чистый лист бумаги, продырявленный в нескольких местах. Внешне спокойный майор с непроницаемым лицом в минуты напряженных размышлений протыкал попавшую под руку бумагу авторучкой или карандашом. Иногда по рассеянности прокалывал даже документы и имел за это неприятности.
Казанком Бублейников почти не занимался, считая версию, связанную с ним, пустым делом. Коваль не мог теперь не отдать должное интуиции своего коллеги. А вот Длинный и Клоун заинтересовали майора не на шутку и, едва их привезли, он первым примчался в милицию.
Полное медно-красное лицо Бублейникова лоснилось от пота.
- Дикая жара, Дмитрий Иванович! - пожаловался Бублейников, утираясь платком. - Дышать нечем. Баня. Африка.
Коваль отметил про себя, что вырядился майор в плотный форменный китель.
- В камерах, поди, прохладней, - усмехнулся Коваль. - А вы воротничок расстегните.
- Ну, этим двоим, которые в камере, не завидую! - воскликнул майор, пропустив разрешение подполковника мимо ушей. - Им, думаю, там жарче, чем нам здесь. Вегер сейчас холодной водички принесет, - добавил он.
Коваль сел у окна, опершись локтем о шаткую тумбочку. За стол садиться не хотел: во время допроса любил походить, посмотреть на улицу, на машины и на людей, на дома и крыши, на меняющиеся цвета неба. Это благоприятствовало свободному полету мысли, помогало неясным, расплывчатым рассуждениям приобретать четкие очертания, пробуждало неожиданные ассоциации. К тому же официальный стол настораживал тех, с кем приходилось беседовать, мешал непосредственному контакту.
Вошел Вегер с графином.
- Ну вот, - сказал он, поставив графин на стол, - вода есть. Разрешите, Дмитрий Иванович, приступить? - обратился он к Ковалю. - Я уже распорядился привести Самсонова.
Подполковник кивнул. Он понял выбор Вегера: Клоун был духовно слабее Длинного.
- Спектакль сейчас будет. Кеды я ему приготовил. Те, в которых он прыгал. Я этих акробатов посадил, разумеется, в разные камеры, чтоб не слишком складно врали, - засмеялся капитан.
...И вот уже сам Клоун стоят перед ними, неповоротливый, узкоплечий, на безбровом лице - большой нос и испуганные серые глаза.
Коваль отослал конвоира и предложил подозреваемому сесть. Самсонов уставился на заиндевевший графин.
Угрюмо отвечая на канонические вопросы (имя? фамилия? год и место рождения? судимости?), он не отводил взгляда от графина.
- Пить хотите, Самсонов? - спросил Коваль.
Парень кивнул. Коваль налил ему стакан воды.
- Ну, а теперь, что интересного вы нам расскажете? - не по форме начал допрос подполковник, забирая пустой стакан.
Клоун удивленно уставился на него. Такого вопроса не ожидал.
- Ну хорошо, - сказал Коваль, когда молчание ему надоело. - Ничего интересного нет. Тогда попробуем иначе. Что вы делали в ночь на шестнадцатое июля, где были, с кем?
Самсонов словно окаменел. Только глаза его, полные страха, свидетельствовали, что перед офицерами - живое существо.
- Ну, вспомнили? В ночь накануне вашего с Кравцовым, или, как вы его называете, Длинным, бегства из городка?
Самсонов тупо смотрел на графин.
- Еще воды?
Он отрицательно мотнул головой.
- Что ты молчишь, когда тебя спрашивают? - прикрикнул на него Бублейников. - Язык проглотил?
Коваль жестом остановил майора.
- Ладно. Староминаевскую улицу знаете?
Самсонов кивнул.
- Ну вот, - удовлетворенно произнес подполковник. - Были вы там в ночь на шестнадцатое?
Парень вздрогнул и чуть слышно прошептал:
- Нет!
Такой ответ не был самым разумным, но Самсонов этого, видимо, не почувствовал.
- Громче, - попросил Коваль, давая ему возможность подумать. - Были или нет?
- Нет, - более уверенно повторил Самсонов. И вдруг, словно хватаясь за соломинку, закричал: - Не был я, не был!
- Не кричи, - сказал ему Вегер. - То молчишь, будто бы удавился, то вопишь на всю Ивановскую. - И, взглянув на подполковника, капитан открыл сейф, достал оттуда китайские кеды. - Твои?
Самсонов смотрел на кеды округлившимися глазами. О чем он думал в этот момент, что сказали ему эти старые, со стертыми носками кеды?.. Он непроизвольно подобрал ноги, обутые в дешевые босоножки. Казалось, погружается парень в тяжелый сон. И так же, как во сне, где действуют силы, перед которыми ты бессилен, стоптанная обувь на столе капитана словно превратилась в страшное чудовище.
- Помнишь, где их выбросил? Нет? Зачем же было их так глубоко прятать, на дне канала? Думал, не найдем? - спрашивал тем временем Вегер. - А вот ведь нашли. И людей нашли, которые видели эти кеды на тебе, хозяйку квартиры Фаркашеву, например. Не стоит нас обманывать, Самсонов. Ну, так что скажешь?
Клоун закивал головой - раз, потом еще раз, в третий раз - как заводной болванчик.
- А следы этих твоих кед остались во дворе Иллеш. Когда прыгнул с забора. Хорошие следы, очень четкие. Выдали тебя кеды, - продолжал Вегер.
- Двор Каталин Иллеш на Староминаевской улице? Так ведь, Самсонов? спросил Коваль.
Голова Клоуна остановилась.
- Я не убивал, - тихо и хрипло, но отчетливо произнес парень.
- Вот как! - саркастически воскликнул Бублейников. - Кого же это ты не убивал?.. - и он впился в Самсонова взглядом.
Возможно, до сознания Клоуна дошло, что, растерявшись, он уже признался в том, в чем больше всего боялся признаться. Глаза его наполнились слезами, и он громко зарыдал, сползая со стула и тыкаясь головой в стену.
- Самсонов! - прикрикнул на него Вегер. - Перестань!
Но остановить истерику было уже трудно.
Придя в чувство, мокрый от слез и воды, которой обрызгал его капитан Вегер, Самсонов упрямо молчал, словно онемел, и Коваль распорядился отправить его в камеру и привести Кравцова.
Кравцов производил совершенно другое впечатление, чем его напарник. Старше возрастом, высокий, достаточно крепкий, он окатил Коваля недобрым взглядом из-под тяжелых надбровных дуг, прикрыл глаза. Сжатые губы, резко очерченные углы рта, глубокие морщины, угасшие глаза говорили о том, что Длинный кое-что в жизни повидал. Для Коваля, который умел читать человеческие характеры по лицам, по жестам, по мимолетным взглядам, Кравцов не был загадкой. Подполковник сразу понял, что имеет дело с человеком решительным и отчаянным. Такие люди очень опасны. Злые и упрямые, они, даже понимая неминуемое поражение, идут напролом.