Екатерина Лесина - Волшебный пояс Жанны д’Арк
— Что?
Если прежде Гийом не сказал ничего нового, то теперь…
Жиль обернулся, глянул на приятеля.
Гийома при дворе не любили откровенно и яро, но род его и былые заслуги мешали королю просто отослать неугодного. Да и то, разве сделал Гийом хоть что-то, дабы заслужить гнев короля? Он был почтителен… и что за беда, ежели порой в этой почтительности проскальзывало нечто насмешливое, издевательское будто бы?
Он богат.
Знатен.
Некрасив.
Пожалуй, было в его облике нечто этакое, сонно-гадючье, неторопливое, ядовитое… Гийом был невысок и плотно сбит. Его бочкообразное тело, лишенное и толики изящества, не способны были облагородить ни костюм, ни драгоценные камни. Доспехи и то смотрелись на Гийоме нелепо, однако же при всем том воином он был весьма и весьма неплохим.
— Я говорю, что люди настолько устали воевать, что им уже безразлично, какой из королей займет трон. Они примут любого, кто пообещает, что эта война прекратится.
— Ты говоришь о…
— Крестьяне…
— Чернь.
— Крестьяне, — поправил Гийом. — Впрочем, не столь уж важно, как их называть… Ты вот полагаешь их чернью, но вместе с тем, дорогой мой друг, разве не эта чернь дает хлеб, который ты ешь, и золото, которое ты столь щедро тратишь? Не эта ли чернь возделывает твои земли? Растит для тебя зерно и скот? Не только для тебя… для всех них. И не эта ли чернь умирает на этой войне? Их бьют и англичане, и бургундцы, и наши благор-р-родные рыцари…
— Предлагаешь пожалеть?
— Предлагаю подумать для разнообразия головой, раз уж Господь в мудрости своей посадил ее на твои плечи. Что будет, если вся эта, столь презираемая тобою чернь встанет на сторону англичан?
— Рыцари…
— Рыцарей сотни. Крестьян — сотни тысяч… и да, ты думаешь о солдатах, но откуда они берутся, как не из черни?
Все-таки, когда Гийом вот так улыбался, Жилю становилось не по себе.
И… и он прав?
Чужую правоту непросто признать, тем более такую, но крестьян и вправду много больше, чем рыцарей. И Жиль не настолько наивен, чтобы недооценить ярость черни. Ему случалось усмирять и бунты… Конечно, десяток оружных солдат с легкостью управлялся с сотней… но не с тысячей.
— Вижу, ты не так туп, как остальные, — с удовлетворением произнес Гийом, кивая кому-то в толпе придворных. — Они все думают, что Господь наделил их властью, не понимая, что власть эта иллюзорна. Они кичатся цветами родовых гербов, а уже завтра их знамена падут в грязь…
Гийом замолчал.
Странный человек. Опасный. Интересный.
Пожалуй, Жиль мог бы согласиться с ним еще в одном: в презрении к королевскому двору, при котором собралось множество людей, совершенно пустых, способных лишь на то, чтобы славить истинного короля. Он же с готовностью принимал лживые их клятвы и уверения в преданности.
А что ему еще оставалось?
— Правда в том, что ныне в войне наступило опасное равновесие. — Гийом извлек из кармана нефритовые четки. Тощие его пальцы перебирали бусину за бусиной, и те сталкивались друг с другом, издавая сухой костяной звук. — Мы не способны одержать победу. И у англичан не хватает сил одолеть нас. Да, за ними Париж, но… Париж — еще не Франция.
Гийом вновь замолчал. Ему случалось прерывать беседу и замирать, погружаясь в собственные мысли, чтобы спустя минуту или две продолжить разговор.
— Нужно оружие.
— У нас оружия достаточно…
— Ты не прав, друг. Я не о мечах, я о таком оружии, которое… народ — это сила, но пока никто не использует эту силу себе во благо.
— Предлагаешь отправить армию из крестьян под стены Орлеана?
— Неплохо бы… — Гийом вновь усмехнулся, показывая, что оценил шутку. — Очень неплохо, но… как ты соберешь эту армию?
Жиль пожал плечами: в этом-то он не видел затруднений. Достаточно издать указ…
— Силу силой не переломить, — покачал головой Гийом. — И твоя армия разбежится при первом же наскоке англичан. Нет, друг, тут иначе надобно, чтобы сами они восстали… во имя…
— Короля?
Гийом скривился:
— Ты и вправду думаешь, что вот это… существо способно кого-то вдохновить на восстание?
Король, покинув трон, шел по зале, то и дело останавливаясь, чтобы перекинуться словом с тем или иным придворным… Он благосклонно кивал и изо всех сил старался выглядеть именно так, как подобает монарху.
Не получалось.
— Чернь в лучшем случае признает за ним право на корону, но и только… воевать не пойдут… нужно нечто большее, несоизмеримо большее…
— Вера.
— Что? — Гийом вынырнул из собственных мыслей, а Жиль повторил:
— Вера… Дед говорит, что вера способна подвигнуть людей на самые безумные поступки.
— И он прав.
— Вера лишает воли и разума…
— Что очень даже неплохо в нашей ситуации… вера… но не в Бога… о Боге кричит Церковь, но и англичане веруют… сам же Господь, как сие ни прискорбно, слишком далек, чтобы просто взять и сказать, на чьей он стороне… и нужен кто-то, кто сделает это за Бога.
— Да ты богохульник, друг мой, — Жиль рассмеялся, но смех быстро угас под ледяным взглядом Гийома. Вспомнилось вдруг, что поговаривали, будто бы в свите своей Гийом держит двоих, а то и троих алхимиков, которые обещались создать ему философский камень, а может, уже и создали, наделив Гийома способностью видеть истину…
— Я реалист. Бог не помогает тем, кто не желает сам себе помочь, — холодно произнес Гийом. — А тем, кто желает, он дает возможность… и вот что я думаю, друг мой: где нам взять святого?
И прежде чем Жиль успевает подумать, что этакое совпадение не случайно, с языка его срывается:
— Домреми…
Жанна не изменилась.
Нет, она подросла, конечно. И Жиль с удивлением понял, что той девчушке, которая пряталась в развалинах старой башни, было лет пять… или меньше пяти?
— Я ждала тебя, — сказала Жанна и улыбнулась.
Гийома она будто и не заметила.
— Я думал, ты меня забыла.
Жиль с трудом преодолел первую неловкость. В конце концов, он же не верит, что Жанна и вправду святая? Обыкновенная крестьянская девчонка, которая немного безумна, но это безумие им с Гийомом на руку.
А тот не верил. Ехать не хотел, ворчал, что они зря потратят время. Теперь же сам, окаменев, разглядывал Жанну. И по лицу не понять было, о чем он думает.
— А меня ждала? — с улыбкой поинтересовался Гийом.
— И тебя, змеиный человек. — Жанна выдержала его взгляд. — Мне сказали, что ты приведешь меня к погибели. Но сначала поможешь исполнить то, что предначертано.
— Кто сказал?
— Голоса.
— Чьи?
— Архангела Михаила. — Она отвечала спокойно, с улыбкой. — И святой Екатерины… Они говорят, что душа твоя черна, но помыслы благородны. Ты избрал дурной путь из благих побуждений, и если сейчас покаешься в заблуждениях, преклонишь колени перед Господом, то будешь спасен.
— Неужели?
Гийом приближался медленно, осторожно, точно в этой девушке, облаченной в простое крестьянское платье, видел опасного противника.
И Жиль против воли положил руку на меч.
Кого он будет защищать?
Жанну?
Или же друга… Нет, тот не посмеет тронуть.
— Но они же говорят, что в твоей душе живет гордыня, а потому ты не сумеешь отступить…
Гийом обходил Жанну кругом, разглядывая ее, как диковинного зверя.
— Что ж, дорогой мой друг, она сумела меня удивить… и да, пожалуй, в ней есть что-то этакое…
Жанна стояла неподвижно, скрестив на груди руки, и в этом ее смирении, в покорности Жилю виделся добрый признак.
Было немного совестно. Жанна и вправду верит, что слышит голоса… Это безумие, и только, но безумие полезное. В конце-то концов, разве они с Гийомом желают дурного? Он прав в том, что война неоправданно затянулась, что англичане освоились на французских землях, а король слишком слаб и не способен дать отпор.
И если придется немного солгать…
Самую малость…
