Марина Крамер - Мое жестокое счастье, или Принцессы тоже плачут
– Да, Алена, конечно, – растерянно проговорила ничего не понимающая Нина Николаевна.
– Я очень тебя жду.
Алена положила трубку на кровать и взглянула на стоявшего в дверях Виктора:
– Витя, дай мне сигарету.
Боксер молча подал ей пачку и зажигалку, Алена закурила, выпустив дым ноздрями.
– Иван, мы должны разобраться с теми, кто это сделал.
– Алена, не с кем разбираться уже – мы всех положили…
– Не всех! – резко повернулась к нему всем корпусом Алена. – Не всех. А как же Конь?
– Деточка, ну, не все сразу… и до него доберемся. Ты не лезла бы в это, а? – Мазей тоже закурил и посмотрел в лицо Алены.
Она смерила его презрительным взглядом, снова затянулась сигаретой:
– Не указывай мне. Это мой муж сейчас на операционном столе!
– Да?! – вспылил Мазей. – А еще есть твой сын, на которого ты даже не взглянула, мамаша! Ребенок почти сутки болтался где-то по чужим людям, а она тут курит и чушь несет!
Алена развернулась и отвесила ему такую пощечину, что Мазей растерялся.
– Не смей говорить мне, что я должна делать! Сын?! У меня было два сына… два сына… два… – И тут она заплакала, словно только сейчас осознав, что произошло. – Пашенька… мальчик мой… ненавижу, ненавижу вас всех! – Алена молотила кулаками по подушке, длинные белокурые волосы растрепались, а голос с каждым выкриком становился все звонче, срываясь на истерику.
Боксер тронул за плечо обескураженного Мазея и тихо сказал:
– Вы шли бы отсюда, Иван Николаевич… она ведь не понимает сейчас, что говорит…
– Я знаю… не могу представить, что сейчас с ней творится…
Мазей тяжело поднялся с кровати и, покачиваясь, как пьяный, пошел к двери:
– Витька… я в больницу поеду, узнаю, что и как, да пацанов посажу – нельзя его одного оставлять. А ты тут смотри, ладно? Мать приедет, все полегче будет, и Ванька под присмотром…
– Вы мне позвоните, когда будет хоть что-то известно?
– Позвоню… телефон не отключай.
Мазей уехал в больницу, а Виктор остался с плачущей Аленой ждать приезда ее матери.
Нина Николаевна всю дорогу пыталась добиться от везущих ее куда-то молчаливых парней, что же произошло, но те, словно сговорившись, отрицательно качали головами и продолжали хранить молчание. Когда женщина вышла из машины, то от удивления ахнула – трехэтажный дом, огромный двор с садом в глубине, две машины перед гаражом, охрана на воротах… Она и не думала, что ее дочь живет в таком месте.
На крыльцо вышел мужчина лет около сорока, черноволосый, подтянутый, в джинсах и футболке. Легко сбежав по лесенкам, он приблизился к замершей посреди двора гостье:
– Здравствуйте. Вы – Нина Николаевна?
– Да.
– Я Виктор, телохранитель Алены Сергеевны. Идемте в дом, хозяйке плохо, а я оставил ее одну.
Она даже не сразу сообразила, что речь идет о ее Алене…
– Виктор… ради бога, скажите, что произошло? – она схватила Боксера за рукав и умоляюще заглянула в лицо. – Пожалуйста…
– Мужа Алены Сергеевны тяжело ранили, он сейчас в больнице. А с сыном… с Павликом… – Боксер запнулся, подбирая слово. – С ним… беда случилась…
– Что?! Господи, что?!
– Он умер, Нина Николаевна, – отрезал Виктор. – Умер, и даже тела мы не нашли. Алена Сергеевна на грани помешательства, а есть ведь еще и Иван. За этим вас и привезли.
Нина Николаевна почувствовала, что задыхается и вот-вот потеряет сознание. Внук… маленький внук, о существовании которого она узнала случайно и совсем недавно… Что могло случиться с таким крошечным ребенком?
– Ну-ну, Нина Николаевна, вы это бросьте! – испугался Виктор, заметив побледневшее лицо и судорожно хватающий воздух рот. – Вам плохо? Может, воды?
– Н-нет… спасибо, мне уже лучше… – пробормотала она, вытаскивая трясущимися руками из сумочки какую-то таблетку. – Господи… где моя дочь?
– Идемте, я вас провожу.
Они поднялись по лестнице на второй этаж, Виктор толкнул одну из многочисленных дверей и впустил Нину Николаевну в спальню. Алена лежала на кровати ничком, обняв руками подушку. Она уже не плакала, тупо смотрела перед собой, и из ее груди изредка вырывался не то всхлип, не то стон.
– Алена Сергеевна… – негромко окликнул Виктор. – Приехала ваша мать…
– Мама, извини, я сейчас не в состоянии разговаривать, – монотонно произнесла Алена, даже не повернувшись. – Иди, пожалуйста, к Ване, Виктор тебя проводит. Если что-то нужно, скажи ему, он все сделает. Витя, пусть Лора приготовит маме спальню.
– Да, я скажу. Может, вы поедите, Алена Сергеевна?
Она отрицательно мотнула головой:
– Принеси сигареты, мои кончились.
Виктор вывел потрясенную Нину Николаевну в коридор, плотно закрыл дверь и проговорил расстроенно:
– Не ест ничего, а выкурила уже две пачки… Кошмар… Пойдемте, я вас в детскую провожу и с домработницей познакомлю.
Ванечка уже не спал, сидел на руках у Лоры и сосредоточенно ковырял погремушку. Увидев в дверях бабушку, к которой привязался за то время, что прожил у нее, мальчик бросил игрушку на пол и потянулся ручками:
– Ба! Ба!
Лора удивленно смотрела на вошедшую женщину, и Виктор поспешно представил их друг другу.
– Лорик, ты приготовь пока Нине Николаевне комнату, да и ужин, наверное, не помешает.
– Что вы, Виктор, какой тут ужин! – вздохнула женщина, прижимая к себе внука, которого передала ей вышедшая из детской Лора. – Даже не понимаю, что происходит, – как в кино все, надеюсь, что сейчас глаза открою, а ничего и нет, все хорошо…
– Если бы, – тяжело вздохнул телохранитель. – Я бы тоже был не против открыть глаза и узнать, что все это только дурной сон…
– А что с Алениным мужем?
– Пока не знаю. Его в спину ранили, операция еще идет, там в больнице его близкий друг…
– Господи, я с зятем даже незнакома, а уже такое, – сокрушенно произнесла Нина Николаевна. – Витя… вы мне все-таки скажите, что с Павликом произошло… я должна знать, ведь я не чужая… Я и так себя казню за все, что с Аленой до этого случилось, а тут еще и ребенок…
Виктор не особенно хотел повторять всю историю: он тоже тяжело переживал гибель ребенка и говорить об этом спокойно не мог. Но в словах женщины был резон – все-таки родная бабка… Боксер вкратце рассказал ей, что произошло, опустив подробности, которые знать ей было необязательно. Нина Николаевна только качала головой и закрывала рукой рот, как бабы в деревне, из глаз катились слезы… Она не вытирала их, забыв даже о том, что глаза накрашены и тушь плывет по щекам. У нее в голове не укладывалось, что взрослые люди так легко использовали в своих интересах жизни маленьких детей. Прежде ей никогда не доводилось сталкиваться с подобным, а все, что она слышала по телевизору, казалось далеким. Никогда не верилось, что это может вдруг коснуться ее семьи, это далеко, где-то там, у кого-то… И когда беда ворвалась в ее жизнь, она отказалась верить… Но реальность убеждала в обратном – вот один внук, а второго нет и уже не будет. И похоронить его они не смогут, потому что нет даже тела…
В кармане у Виктора зажужжал мобильный, он извинился и вышел на лестницу. Звонил Мазей, и по первым звукам его голоса Виктор догадался – все хуже, чем они надеялись…
– Витюха? Как там? Как Алена?
– Уснула вроде, мать ее приехала, сидит с Ванькой. Что у вас?
– Хреново у нас, Витька. Только-только операция закончилась, Гриху в реанимацию увезли… – Мазей перевел дыхание, как будто устал нести груз и решил передохнуть пару минут. – Доктор сказал – швах, ходить не будет… Не знаю, как теперь все это Алене сказать… да и Гришка, когда в себя придет… твою мать, как все трудно-то…
Виктор молчал, ошарашенный новостью. Вот и все… надо же, как бывает – в один день кончилось все… Бедная Алена, как она это переживет?
Дневник.«Это были самые тяжелые пять месяцев в моей жизни… Даже не знала, что бывает так… Сегодня я наконец-то могу спокойно (или почти спокойно) писать об этом… Погиб сын… муж оказался в инвалидном кресле с приговором – пожизненно. Если бы не мама и не Виктор, я бы не справилась, у меня просто не хватило бы сил – ни моральных, ни физических.
Мы хоронили пустой гроб… маленький пустой ящик, и я старалась не думать о том, где сейчас на самом деле мой ребенок. Целую неделю я находилась в каком-то дурном сне, беспрерывно курила, пила успокоительные и постоянно плакала. Мама с Витькой с ног сбились, стараясь привести меня в чувство, но бесполезно. Даже к маленькому Ванечке я почти не подходила, не могла… И этот маразм продолжался бы и дальше, наверное, если бы не явился Мазей, серый после пятидневного запоя, заросший щетиной и злой. Увидев мои выкрутасы, он без слов врезал мне по лицу и, не дав опомниться, выволок во двор, запихал в машину, рявкнув водителю:
– В больницу!
Я даже возразить не успела, хорошо еще, что была не в халате, а в джинсах и майке с длинным рукавом. Однако для дождливой погоды наряд не совсем… Мазей тоже это увидел, снял кожаную куртку и бросил на заднее сиденье:
