Ребекка Маддимен - Похищение Бет
— Как Саймон? — спросил он.
— Хорошо, — сказала она. — Он недавно опубликовал несколько своих фотографий… — Ей было неудобно в этом признаться, но она не запомнила, где именно.
Гарднер кивнул с таким видом, будто он впечатлен, но Эбби догадывалась, что на самом деле ему все равно. Иногда она сообщала Саймону какие-то новости насчет Гарднера, и тот реагировал точно так же. Иногда он спрашивал, о чем они с Гарднером говорили, — он не понимал их отношений. И это было нормально, потому что она и сама их не понимала. Все началось через пятнадцать месяцев после пропажи Бет. Пришла отпечатанная на принтере записка, в которой говорилось: «Она счастлива. С ней все о’кей». Эбби отнесла ее Гарднеру, и у следствия появился крохотный, едва заметный просвет надежды после долгих месяцев полной безысходности. Но на бумаге не было никаких отпечатков, никаких следов ДНК. Ничего, что могло бы помочь расследованию. Через год пришла еще одна записка. Точно такая же, как и первая, но отослана она была из другого конца страны. Эбби тогда позвонила Гарднеру и попросила его о встрече в кафе. Она знала, что на этом письме снова ничего не обнаружится, но ей хотелось с кем-то об этом поговорить. Еще через несколько месяцев, когда она увидела девочку, которую приняла за Бет, она снова позвонила Гарднеру. В итоге эти встречи стали регулярными, независимо от наличия или отсутствия каких-либо новостей.
Временами Эбби не хотелось туда идти — когда ей казалось, что вновь возвращаться ни с чем будет уже слишком тяжело. Однако, как правило, она получала удовольствие от их разговоров. С Гарднером ей было легко. Она доверяла ему, могла перед ним открыться. Он и так уже знал ее секреты, знал о ее боли. Она могла рассказать ему все, что угодно. Он был для нее идеальным слушателем, хотя одному Господу известно, какой был толк от всего этого для него самого. Из их бесед она знала о нем совсем немного, и он никогда с ней по-настоящему не откровенничал.
Эбби отхлебнула сок.
— Вчера мне звонила одна журналистка, — сказала она, и Гарднер удивленно поднял на нее глаза.
— Насчет Челси Дейвис? — спросил он, и она кивнула. — Чертовы стервятники, — пробормотал он и уставился в свой кофе.
— Она хотела узнать, что я почувствовала, когда услышала о ее исчезновении. Всколыхнуло ли это мои воспоминания, — сказала Эбби и усмехнулась. Чтобы вспомнить о Бет, ей не нужно было слышать о пропаже еще одной девочки. Она жила с этим каждый божий день.
— И что вы ей ответили? — спросил инспектор, не поднимая глаз. Она понимала, что новое дело не дает ему покоя.
— Ничего, — сказала она, после чего он наконец посмотрел на нее.
— Это самое правильное решение, — сказал он. — Нечего им звонить вам.
Эбби кивнула. Она не стала рассказывать, что сказала ей та журналистка, не хотела причинять ему боль, хотя газеты и так уже взялись разрабатывать эту тему — проводить параллель между Бет и Челси. Оба дела вел Гарднер, и ни одна из девочек не была найдена. Господи, но ведь Челси отсутствовала всего несколько дней! Они не оставляли ему даже шанса. Никто не вспоминал, сколько дел он успешно раскрыл. Виноватого в этом случае они найти не могли, вот и обрушили свои обвинения на Гарднера. Они переключались на всех по очереди. Спустя несколько дней сочувствия после пропажи Бет они взялись за Эбби. Обвинили во всем ее. Раскопали нюансы ее личной жизни и вынесли вердикт, что она была плохой матерью. Потом забыли о них с Бет, чтобы переключиться на кого-то еще. Но сейчас они снова хотели что-то узнать о ней. Ее несчастье могло помочь продать больше газет, так почему бы и нет?
— Но я все равно думала об этом. В том смысле, что если я поговорю с ней, то люди снова вспомнят о Бет, — сказала она, рассеянно толкая пальцем крошку по тарелке. — Это как-то освежит их память.
Гарднер встал.
— Возьму себе еще кофе, — сказал он и направился к стойке.
Лучше бы он промолчал, подумала Эбби. А что, собственно, она рассчитывала от него услышать? Вперед, дай им то, что они хотят! Она понимала, что он, должно быть, читает газеты и знает, что они сомневаются в его компетентности. Но если она им что-то и скажет, это будет сказано в его поддержку. Да, он пока что не нашел Бет. Однако он никогда не прекращал ее искать.
Глава 40
Эбби ошибалась, когда думала, что будет дождь. Вовсю сияло солнце, и парк был полон оживленных детей и их измученных родителей. Эбби шла через эти толпы и соображала, как она собирается все это осмотреть. Было просто невозможно рассмотреть и половину детей, набившихся в многочисленные палатки. Она подошла к одной из них, где разрисовывали лица. Папа уговаривал маленького застенчивого мальчика усесться на табуретку. Неестественно веселая художница спросила у ребенка, кем он хочет быть. Тот пожал плечами и вопросительно поднял глаза на отца.
— Как насчет тигра? — спросила девушка и зарычала.
Мальчик снова пожал плечами. Отец стоял над ним, скрестив на груди руки.
— Или, может быть, медведь? — предприняла художница следующую попытку и издала рычание, подозрительно похожее на рычание предыдущего тигра, а затем перевела взгляд на родителя, обращаясь за помощью к нему.
— Сделайте просто тигра, — бросил тот и нетерпеливо посмотрел на часы.
Девушка повернулась к своим краскам и взялась за кисточку.
— Кролик, — тихо сказал мальчик.
— Кролик? — хором переспросили отец и художница.
— Ты не можешь быть каким-то жалким кроликом, — решительно заявил отец. — Рисуйте тигра! — скомандовал он.
Девушка перевела глаза с мальчика на его отца и взяла оранжевую краску. Мальчик сидел, опустив голову, а женщина все старалась заглянуть ему в лицо, чтобы правильно раскрасить. Мужчина вынул из кармана телефон, после чего Эбби ушла. Интересно, думала она, какое животное выбрала бы Бет? Она слышала, что где-то за спиной началось шоу Панча и Джуди. Она всегда считала эти персонажи страшноватыми и решила, что никогда бы не повела Бет к ним, однако потом подумала, не станет ли она при этом похожа на папашу из палатки, где детям разрисовывали лица, который сам решал, что его сын может делать, а что не может. Если бы Бет захотела посмотреть на Панча и Джуди — не вопрос.
Направившись к фургончику с мороженым, она присела на лавочку напротив. Место было выбрано удачно. Здесь в очередь под пристальными взглядами родителей выстроилась вереница детей. Эбби видела их всех, сортируя по возрасту и полу, а тех, кто проходил по этим двум первым критериям, рассматривала уже более внимательно. Иногда она задумывалась, знают ли родители, что за их чадами наблюдают. Она часто опасалась, что кто-то вызовет полицию, ее схватят и запретят подходить ко всем школам, детским площадкам и другим местам скопления детей ближе чем на двести метров. Но до сих пор ее присутствие, похоже, никого не смущало. Казалось, ее никто больше не замечает, не то что раньше. Все были слишком поглощены собственной жизнью, чтобы обращать внимание на то, что жизнь Эбби развалилась на куски.
Рядом с ней присели две женщины, движением руки направив троих детей в сторону фургончика, торгующего мороженым. Одна из них закурила, и, когда поплыл табачный дым, вторая поднялась и села по другую сторону от нее. Курильщица крикнула своему старшему, чтобы он следил за сестрой, и тот с явной неохотой повиновался, схватил девочку за руку и с мрачным видом потащил за собой. Женщины переглянулись и дружно закатили глаза. Эбби попыталась улыбнуться и, поднявшись с лавочки, ушла. Теперь она шла через толпу, окружавшую стойку буфета, стараясь по пути разглядывать лица детей. Но их было очень много, и стояли они очень плотно — слишком много информации, чтобы ее можно было переработать.
Эбби протиснулась мимо них. И тут к ней подошла скучающего вида молодая девушка с ярко-рыжими волосами. Она протянула ей флаер и, буркнув: «Вы должны туда сходить», двинулась дальше.
Эбби взглянула на листок. Спектакль «Ветер в ивах» на следующий день. Стоило попробовать. Она улыбнулась и, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы, подумала, что это как раз то место, куда бы она повела Бет. Эбби часто думала, какой стала ее Бет: умной, радостной, общительной девочкой, с богатым воображением, или же печальной и замкнутой, как мальчик у девушки, раскрашивавшей лица. Она нащупала конверт у себя в кармане.
«Она счастлива. С ней все о’кей».
Эбби уже хотела сунуть флаер в карман, когда вдруг застыла. На нем было что-то написано — сквозь бумагу проступили чернила. Она перевернула листок на другую сторону.
«Она будет там».
У Эбби перехватило дыхание. Она огляделась по сторонам, ища глазами девушку, которая дала ей этот флаер, но той нигде не было видно. Она принялась проталкиваться сквозь очередь к буфету, не обращая внимания на недовольные выкрики в свой адрес.
