Михаил Ежов - Башня из красной глины
— Старший лейтенант Смирнов, — представился следователь.
— Да, я вас помню. Входите. — Денисова посторонилась, пропуская незваного гостя в каюту. — Вася, это из полиции, — бросила она мужу, который в это время садился на койку (когда пришел Смирнов, он лежа читал книгу).
— Здравствуйте. — Рукопожатие у Денисова оказалось вялым, и вообще он выглядел каким-то уставшим. Может, его измотало плавание, а может, многолетняя борьба с недугом его тринадцатилетнего сына, который плыл в соседней каюте. — Чем можем помочь?
— Вы по поводу того нахала? — поинтересовалась Денисова, воинственно уперев руки в бока.
— Какого? — прикинулся непонимающим Смирнов.
— Как?! Вы же были в кают-компании, когда он влетел туда и начал оскорблять всех присутствующих!
— А, вы об этом? Нет, я уже поговорил с этим человеком. Думаю, он больше не станет никому докучать.
— Очень надеюсь, — недоверчиво буркнула женщина. Кажется, она была несколько разочарована, что все закончилось так просто. — От подобных типов можно ждать чего угодно.
— А мне было его жаль, — встрял в разговор Денисов. Он надел очки без оправы, и его глаза сразу стали больше. — Несчастный человек! Нам повезло, что у Лени излечимая болезнь.
— Мы это уже обсуждали, — проговорила его жена. — При чем тут ученые? Они же не боги! А он преследует их постоянно — мне Зоя Владимировна сказала потом.
— Золина? — уточнил по привычке Смирнов.
— Да, конечно.
— Раньше вы не слышали об этом человеке? О том, что он досаждает лаборатории?
— Нет, никогда.
— Знаете, что такое Голем?
— Что, простите? — На лицах супругов следователь прочел лишь недоумение.
— Ничего, извините. Что вы можете сказать о Марухине? Только откровенно.
— Замечательный специалист, — ответила женщина. — Разве это не очевидно? Он вылечил столько детей! Просто абсурдно предъявлять ему какие-то претензии!
Смирнов понял, что она имеет в виду поведение Васильева.
— А про других членов лаборатории вы такого же высокого мнения?
Денисова поджала губы.
— Обещаю сохранить в тайне каждое ваше слово, — поспешно сказал Смирнов, видя, что она колеблется.
— Может, и нехорошо так говорить, все-таки все эти люди лечат нашего ребенка. Но раз вы спрашиваете, наверное, это важно. — Она с надеждой посмотрела на полицейского.
— Безусловно. Прошу вас, выскажитесь.
— Мне никогда не нравился этот их новый сотрудник, Дмитрий Александрович.
— Бирюков? Химик?
— Не знаю, возможно.
— А что с ним не так?
— Скользкий тип какой-то. Дерганый. Такое впечатление, что он пьет.
— Не говори глупостей! — возмутился Денисов, поправляя очки. — Это приличные люди!
— Я просто поделилась своими впечатлениями! — огрызнулась женщина. — Не надо затыкать мне рот! На мой взгляд, этот человека ведет себя так, словно совесть у него нечиста. Это я и сказала товарищу следователю.
— Спасибо. — Смирнов встал. — Это может помочь.
— Правда? — обрадовалась Денисова.
— Конечно.
— Вот видишь! — торжествующе обратилась она к мужу.
Выйдя от Денисовых, Смирнов отправился к Ракитиным. Вернее, к Ракитиной Галине Михайловне. Она плыла вместе с дочерью Ритой пятнадцати лет. Женщина была в разводе: ее супруг, Николай Степанович, не пожелал связывать судьбу с ребенком, у которого обнаружился генный дефект.
Смирнов столкнулся с Ритой возле двери.
— А где твоя мама? — поинтересовался он.
— Вы тот милиционер? — спросила она вместо ответа.
— Полицейский, — поправил следователь.
— Извините. Мама на палубе, загорает. Проводить вас?
— Давай.
— Сейчас, только возьму лосьон от солнца, ладно? Девочка шмыгнула в каюту и через пару секунд появилась с пластиковой бутылкой в руке. Она отвела Смирнова на нижнюю палубу, где на одном из шезлонгов лежала стройная женщина в панамке и желтом бикини. Тело у нее было бронзовым от загара и слегка блестело.
— Мам, держи! — Рита протянула ей лосьон.
Ракитина повернула голову и открыла глаза. Увидела Смирнова и села.
— Вы из полиции? — задала она вопрос, прищурившись и забирая у дочери лосьон.
— Да. Хотел вам задать пару вопросов.
— Как свидетелю или как подозреваемой? — Женщина открыла бутылку и налила в ладонь немного лосьона.
— А вас есть в чем подозревать? — Смирнов присел на край соседнего шезлонга.
Ракитина пожала плечами и начала натирать ноги.
— Каждый в чем-нибудь да виноват, — сказала она.
— Сейчас меня интересует вполне конкретное преступление.
— Убийство.
— Именно. Что вы можете сказать про Марухина?
— Рита, погуляй, — обратилась к дочери Ракитина.
— Ладно. — Девочка скорым шагом направилась прочь.
— Итак? — проговорил Смирнов, когда та отошла достаточно далеко.
— Редкостная сволочь, как и вся остальная свора. — Теперь женщина смазывала плоский живот.
— Простите?
— Вы слышали. Я не собираюсь петь им дифирамбы! Вам ведь нужен откровенный ответ, так?
— Безусловно.
— Так вот, Марухин и вся его компания лечат детей только ради рекламы. Они гребут огромные деньги, делая лекарства для крупных фармацевтических компаний. А вся эта игра в самоотверженность — просто фарс! Меня от них воротит!
— Разве они не помогают детям, которые проходят у них курсы генной терапии? — удивился Смирнов.
— Помогают, ясное дело. Я не говорю, что они плохо работают.
— Сегодня в кают-компании вы не выражали недовольства.
— Но и не унижалась, расхваливая этих индюков! — с вызовом проговорила Ракитина.
— Почему же вы вообще согласились ехать в Сургут?
— Меня попросили оказать эту любезность.
— Зачем же было себя пересиливать? Отказались бы.
Женщина уже закончила покрывать себя лосьоном и с громким щелчком закрыла крышку.
— Да потому что они лечат моего ребенка! — сказала она, посмотрела в глаза Смирнову. — Что тут непонятного? Ради Риты я бы и не такое стерпела!
После Ракитиной следователь пошел в каюту Шишкиных. У них был мальчик двенадцати лет. Он ходил на костылях. Смирнов знал из файла, который прислал ему Павлов, что раньше он мог только сидеть в инвалидном кресле. Марухин с коллегами поставили его на ноги. Поэтому он не ждал от Шишкиных ничего, кроме восторженных отзывов. И не ошибся.
Супруги наперебой принялись восхвалять генетиков, едва Смирнов спросил, что они думают о членах лаборатории.
— Если бы не они, мы не знали бы, что делать! — заявила женщина, вытирая неожиданно скатившуюся слезу.
— Вы думаете, раз тот человек ворвался в кают-компанию и нес чушь, то эти люди в чем-то виноваты? — сказал Шишкин. — Нельзя же верить каждому встречному. — Он осуждающе покачал головой.
Его жена, тощая, будто высушенная солнцем и ветром, брюнетка с короткой стрижкой, вытащила сигарету и прикурила от серебряной зажигалки.
— Есть же неблагодарные люди! — пробормотала она, выпустив струйку дыма.
— Может, кто-нибудь из лаборатории вызывал у вас, скажем так, неприязнь?
— Никогда! — убежденно отозвалась Шишкина.
— Как можно плохо относиться к людям, которые дают тебе надежду? — поддержал ее муж. — Мы на них смотрим как на ангелов, разве вы не понимаете?
— Понимаю, — искренне ответил Смирнов. — Извините, что побеспокоил.
Последними в его списке были Хроматовы. Они жили в Выборге, а на процедуры приезжали в Питер. У них была девочка четырнадцати лет по имени Маша. У нее было что-то с кожей.
Хроматовых Смирнов нашел на носу теплохода, они пили минералку и смотрели на воду. Появление полицейского напугало их, и они до конца разговора не могли расслабиться. Полные и низкорослые, супруги походили на большие груши. Виктор Хроматов без перерыва вытирал платком лысину и обдувал себе лицо, выпячивая нижнюю губу.
— У Маши сначала кожа была словно чешуя, — торопливо рассказывал он, поглядывая на удалявшуюся дочку, которую попросили сходить за чипсами. — Благодаря лаборатории теперь она не похожа на ящерицу. Если бы нас попросили съездить не в Сургут, а в Африку, мы согласились бы не раздумывая.
Его жена, краснолицая блондинка с редкими волосами и широко расставленными глазами, несколько раз моргнула и сказала:
— Уже четыре года, как она может появляться на улице. Раньше дети сразу начинали ее дразнить. Они кричали… всякие гадости. — Женщина поджала губы и отвернулась.
— Как бы вы охарактеризовали Марухина, если бы я попросил вас сделать это беспристрастно? — задал вопрос Смирнов. — Понимаю, это нелегко, но постарайтесь.
Кажется, его просьба напугала Хроматовых. Они переглянулись и дружно пожали плечами.
— Мы с ним не так уж много общались. Терапией занималась Людмила Ивановна.
