Михаил Ежов - Башня из красной глины
Дымин усмехнулся:
— Ты серьезно?
— Абсолютно.
— Ну ты даешь. Ладно, тогда я пойду искать Самсонова.
— А я к трапу.
— Слава богу, это ненадолго! Остановка всего полчаса.
Смирнов вышел спустя пару минут. Он протиснулся через толпу пассажиров, у которых билеты были только до Ремголова, и, отойдя влево, встал у борта, вытащив мобильник и открыв в журнале контактов номер Дымина. Однако, оглядевшись, он заметил самого опера, стоявшего метрах в пятнадцати впереди. Затем он увидел Самсонова. Смирнову не понадобилось много времени, чтобы понять, что он там делает: профессор занял позицию прямо возле сходней и внимательно следил за потоком пассажиров. Похоже, он тоже опасался, что кто-нибудь из его коллег даст деру.
Время шло, и оказалось, что в Ремголове сходит довольно много пассажиров. Правда, вместо них на борт поднимались другие, но их было куда меньше. Самсонов заметил Смирнова довольно быстро, а затем увидел и Дымина. Его лицо нахмурилось, затем он решительно подошел к следователю.
— Думаете, кто-нибудь захочет удрать? — спросил он напрямик.
— А вы? — чуть улыбнулся Смирнов.
— Как видите, опасаюсь.
— Будете ловить?
— А вы?
— Я просто наблюдаю. Не имею основания для задержания.
— А я вот имею! — Самсонов ухватился за поручень так, словно пароход швыряло штормом. — Мы все должны быть в Сургуте на семинаре. Это очень важно.
Как выяснилось, опасения профессора были не напрасными: на нижней палубе появился Бирюков с чемоданом и клетчатой сумкой на колесиках. Чуть ли не крадучись, он шел вдоль борта, пока не заметил Самсонова. Химик остановился как вкопанный, замер, а затем завертел головой, словно ища место, где можно спрятаться. Профессор издал сдавленный рык и ринулся Бирюкову навстречу. Тот весь сжался.
Смирнов не слышал, что Самсонов говорил своему коллеге, потому что тот сразу схватил химика под руку и потащил прочь, но было ясно, что ничего хорошего. И едва ли Бирюков предпримет еще одну попытку.
Самсонов не вернулся, но полицейские выстояли вахту до конца — пока не были втянуты сходни и «Фаэтон» не отчалил.
— Как тебе спектакль? — спросил Дымин, когда они шли в кают-компанию, чтобы посмотреть на семьи детей, плывших в Сургут.
— Бирюков реально перетрусил, — заметил Смирнов. — Но, по-моему, он последний, кто может интересовать Крысолова.
— Потому что стал работать в лаборатории всего три года назад?
— Да. Его предшественник был замазан по самые уши, но Бирюков наверняка ни при чем.
— У страха глаза велики.
Полицейские пришли в кают-компанию раньше всех.
— Давай сядем здесь, — предложил Смирнов, указав на отдельно стоявший столик. — Мы тут скорее в роли зрителей, чем участников.
— Я только за.
Ученые и семьи детей, которым они помогли, начали собираться минут через пять. Первыми пришли Кожин и Викулова, затем Кушекова, Бирюков и Золина. Самсоновы явились последними, когда уже все, включая родителей с детьми, сидели за большим конференц-столом. На полицейских бросали взгляды. Родители — недоумевающие, ученые — тревожные. В кают-компании воцарилась атмосфера дискомфорта и нервозности, которая Смирнова вполне устраивала. Он переводил взгляд с одного лица на другое, всматривался в затылки тех, кто сидел к нему спиной. Дети вертелись, но вели себя прилично. Они были разного возраста, но не старше пятнадцати лет.
Самсонов взял на себя роль председателя. Вначале он поблагодарил семьи тех, кто согласился составить ученым компанию и выступить на семинаре. Затем раздал программки и предложил всем присутствующим ознакомиться с тем, что именно их ждет в Сургуте.
Смирнов не столько слушал, сколько следил за поведением и реакцией родителей, которые относились к ученым уважительно и буквально смотрели им в рот. Они были благодарны им, причем искренне — это чувствовалось. Полицейскому не удалось выделить из присутствующих никого, кто, казалось бы, мог испытывать по отношению к членам лаборатории неприязнь или обиду.
Собрание уже подходило к концу, когда дверь распахнулась и в кают-компанию влетел полный мужчина с красным лицом и короткими руками. Одет он был в полосатую рубашку и светлые брюки, лежавшие на ботинках гармошкой.
При его появлении все присутствующие обратились в сторону двери. Смирнов опустил руку, рванувшуюся было к пистолету. Дымин встал и ненавязчиво переместился поближе к незнакомцу.
— Заседаете?! — торжествующе прошипел мужчина, тяжело переводя дух. — Хвастаетесь! — Он диким взглядом скользил по лицам сидевших за конференц-столом людей. — Ваши-то дети выздоравливают, от них эти докторишки не отказались!
Самсонов поднял руку, словно желая что-то сказать, но мужчина резко дернул головой и крикнул:
— Молчать! Вы уже решили, что мой ребенок не стоит ваших усилий, выбросили его на улицу, словно… словно!.. — Мужчина задыхался, пытаясь подобрать нужное слово.
В этот момент в кают-компанию вбежали два матроса, за их спинами мелькнул белый китель стюарда.
— Выйдите, пожалуйста! — приказал один из матросов, беря незнакомца за локоть.
Тот вырвался и визгливо, явно впадая в истерику, заорал, делая шаг вперед:
— Сволочи! Сколько они вам заплатили, чтобы вы продолжали лечить их детей?!
Матросы уже без разговоров схватили его под руки и выволокли из кают-компании. Из коридора донеслись вопли и ругань. Затем хрип и стоны, что-то глухо ударило в стену. Заглянувший в кают-компанию стюард убедился, что все целы, и захлопнул дверь, чтобы до присутствующих не доносились звуки.
— Господи! — шепотом проговорила одна из матерей. — Кто это?
— Отец одного из детей, которому мы не смогли помочь, — ответила Самсонова.
Раздались слова сочувствия ученым и осуждения тех, кто не понимает, что генетики не боги и не волшебники.
— Что за люди! — возмущенно воскликнул кто-то.
Смирнов вдруг понял, что родители, присутствующие на этой встрече, не просто благодарны. Они боятся. Боятся того, что от их детей откажутся, и потому готовы льстить, пресмыкаться и уничтожить любого, кто встанет поперек пути их обожаемым ученым. Мог ли Смирнов их за это осуждать? Он решил, что нет.
Они с Дыминым досидели до самого конца — пока люди не начали расходиться. Лишь тогда Смирнов подошел к оказавшемуся ближе всех Кожину и спросил:
— Вы знаете, кто это? Я имею в виду фамилию.
— Васильев. Трудно не запомнить человека, каждые три месяца являющегося в НИИ, чтобы устроить скандал.
— Это не первый случай?
Кожин усмехнулся:
— Я вас умоляю! Он нас уже достал.
— Понимаю.
Смирнов сделал знак Дымину, и они вышли в коридор.
— Хочу с ним поговорить, — сказал следователь.
— С этим мужиком?
— Ага.
— А мне что делать?
— Следи за Самсоновым.
— Почему за ним?
— На его «Волге» ездили в карьер, где нашли тело Липина.
— Откуда ты знаешь?
— Разговаривал с Павловым.
— А мне почему не сказал?
— К слову не пришлось.
— Что ты такой скрытный? — Дымин покачал головой. — И всегда так: вечно из тебя надо все клещами вытаскивать!
— Ладно, не гундось. Займись лучше профессором.
— Есть, сэр!
— Американских боевиков насмотрелся?
— Почему боевиков? Военных драм, — с достоинством возразил Дымин.
Они расстались уже на палубе. Опер привалился к стене, чтобы подождать Самсонова и ненавязчиво сесть ему на хвост, как он это назвал, а Смирнов пошел искать Васильева. Он поинтересовался у помощника капитана, что сделали с буяном, и тот ответил, что его попросили вернуться в каюту, но он отказался и отправился на верхнюю палубу.
Смирнов поднялся по трапу и огляделся. Народу было много, и пришлось пробираться сквозь толпу, выискивая глазами Васильева. Наконец он заметил его возле борта. Тот стоял, опершись о перила и глядя на воду. Большой, грузный и сгорбленный.
Следователь подошел и встал рядом.
— Я был в кают-компании, видел, как вы ворвались, — сказал он.
Васильев поднял на него взгляд. В глазах у него стояли слезы.
— Что, я был очень жалок?
— В тот момент нет.
— А теперь?
Смирнов пожал плечами. Васильев мрачно усмехнулся.
— Кто у вас? — спросил он.
— В каком смысле? — не понял Смирнов.
— Мальчик, девочка?
Он явно решил, что к нему подошел один из родителей.
— У меня никого, — пояснил следователь. — Я там случайно оказался. Вы знаете Рокотова?
— Кого? — ответил Васильев, не проявив ни малейшего интереса.
— Рокотова Виктора Леонидовича. Он тоже плывет на этом корабле.
— Нет, впервые слышу.
— Я хотел еще спросить: вы специально купили билет на «Фаэтон», чтобы устроить эту сцену?
— Да, — бесцветным голосом произнес Васильев.
