Валерия Вербинина - Аквамариновое танго
У него была подкупающая улыбка, бархатный голос и взгляд такой глубины и проникновенности, что перед ним не смогла бы устоять ни одна женщина. Амалия знала, что у Леона репутация сердцееда, которую он поддерживает всеми доступными способами, и приготовилась к тому, что разговор выйдет не из легких. Пока он напоминал ей пустоголового павлина, занятого исключительно собой и своим роскошным хвостом, а из таких людей редко выходят хорошие свидетели. Как правило, они эгоистичны, малонаблюдательны и не способны заметить то, что творится у них под носом, если это не имеет отношения к ним лично.
– У меня уже побывала полиция, – добавил Леон, подводя гостью к самому лучшему креслу в комнате. – Потрясающие люди – они считали, что я могу быть причастен к убийству Лами и других… А если бы у меня не было алиби, тогда что?
– Тогда вас бы задержали, – в тон ему ответила Амалия, – и вы бы получили дополнительную рекламу. Первый актер Франции обвиняется в серийном убийстве – что может быть интереснее?
– Сдаюсь, сударыня, вы видите меня насквозь, – вздохнул Леон, принимая смиренный вид. – Ай, ай, ай! Но, к сожалению, я никого не убивал. Хотя, может быть, стоило бы.
– Почему?
– Потому что они все мерзавцы, вот почему, – спокойно ответил актер, не сводя с Амалии испытующего взгляда. – Бьюсь об заклад, вам это известно не хуже меня. Увы, я скучный законопослушный гражданин, который убивает только на сцене по указке автора пьесы. К тому же надо признать, что никакая месть все равно ничего не изменит. Лили убили, и ее уже не воскресить.
– Скажите, как вы познакомились с Евой Ларжильер? – спросила Амалия.
Леон явно удивился. Он склонил голову набок и, растопырив пальцы, задумчиво поглядел на свои кольца. Вид у него в эти мгновения был вдохновенно философский.
– С Евой? Не понимаю, почему это вас интересует… Я выступал в цирке.
– Вы из цирковой семьи?
– Хм. Не совсем. Я найденыш, циркачи меня подобрали и, в общем, усыновили. На одно из наших представлений пришла Ева с каким-то знакомым. Она была в плохом настроении, но наше представление ей понравилось. Потом она зашла за кулисы, и мы с ней разговорились. Вообще она никогда не строила из себя звезду, хотя имела на это право… После пяти минут беседы мне уже казалось, что я знаю ее всю жизнь. Среди прочего она сказала, что в новой пьесе нужны статисты. Оказалось, что выходить надо в те вечера, когда я свободен. Платили, конечно, мало, но все-таки… Так я попал в театр. Потом Ева попросила автора приписать мне пару строк… Если у вас есть хотя бы одна фраза, – пояснил Леон, – вы уже считаетесь актером, и ваше имя ставится на афишу. Самым мелким шрифтом, конечно, но ставится… Так вот, когда я увидел свое имя на театральной афише, я понял, что вот оно, мое призвание. Несколько месяцев я играл маленькие роли, а потом партнер Евы сломал ногу, и я получил его роль. После премьеры я проснулся звездой… то есть так обычно говорят, но, вы знаете, так оно и есть. Вчера ты был один из многих, а сегодня на вершине славы… Эх, да что там говорить!
– То есть все шло хорошо, а потом вы встретили Лили Понс. Так?
Леон, прищурясь, взглянул на свою собеседницу.
– Ну-у… Как вы это произнесли… – Он откинулся на спинку кресла и посерьезнел. Некоторое время актер молчал, покусывая губы. – У нас с Евой было не все очень хорошо, – проговорил он наконец своим завораживающим голосом. – То есть тогда мне так казалось. И дело не только в том, что она была гораздо старше меня. Когда она была в настроении, то держала весь зал, но стоило ей немного распуститься, и все – пиши пропало. Она не любила учить текст и постоянно несла отсебятину. Авторы выходили из себя, актерам приходилось под нее подстраиваться… Потом, ее злило, что люди не считают ее серьезной актрисой. Мы тут во Франции посмеиваемся над Комеди Франсез, пыльная классика и все такое, но ведь лучше театра никто так и не придумал. С Евой вообще было непросто… Помню, однажды на гастролях она сломала зуб, а ее дантист был далеко. Пришлось чуть ли не всю пьесу перекроить, чтобы публика видела ее лицо только с одной стороны. Ну и… Словом, приблизительно в это время я встретил Лили. С ней было гораздо легче, она не устраивала истерик, не страдала перепадами настроения, не кричала по поводу и без повода, что ее жизнь проходит впустую… Мы собирались пожениться, но тут началась война, меня призвали…
– В переводчики, насколько мне известно.
– О! Знаете, переводчики тоже были нужны…
– Особенно такие, которые не знают иностранных языков. Скажите-ка, если у вас с Лили была такая любовь, как получилось, что она вышла замуж за Робера Делотра?
Леон усмехнулся.
– Лили вышла замуж из-за денег. Я в ту пору не бедствовал, конечно, но Делотр был миллионером, он мог предложить ей куда больше, чем я. У нее, как у всех, кто выступает на сцене, была заветная мечта: иметь свой театр. Свой собственный, чтобы не зависеть от импресарио и диктата театральных директоров. Делотр обещал ей помочь, и это все решило. Правда, когда они поженились, он не торопился выполнить свое обещание, потому что мало того, что надо вложить большие деньги, ведь по-настоящему хороший театр никто просто так не уступит. Зато он забрасывал Лили подарками и ничего для нее не жалел.
– Но тем не менее она не прерывала отношений с вами?
– Нет, не прерывала. Я по-прежнему хотел жениться на ней, если представится такая возможность. Когда ее муж погиб, казалось, что все устраивается как нельзя лучше. Но тут кто-то рассказал Лили, что я продолжаю встречаться с Евой. Лили впала в ярость и заявила, что знать меня больше не желает. Она терпеть не могла бедную Еву, не знаю почему…
– Вы действительно встречались тогда с Евой Ларжильер?
– У нас уже не было никаких отношений. Пару раз я говорил с ней на людях, вот и все. Я и подумать не мог, что Лили так все истолкует. Как раз в то время она перебралась в этот дурацкий замок с фонтаном, чтобы отдохнуть от войны. Я мечтал, что мы встретим Рождество вместе, с ее помощью я мог бы получить отпуск на несколько дней, и тут письмо от нее – как гром среди ясного неба…
– Вы пытались как-то объясниться с ней?
– Я написал ей письмо, но она вернула его мне по почте в разорванном виде. Я написал еще раз и не получил ответа. Что я мог сделать? Я даже не мог поехать к ней, потому что должен был находиться в распоряжении командования.
– То есть вы не ездили в Поршер, чтобы с ней объясниться?
– Я же говорю вам, что даже если бы я захотел поехать, меня бы не пустили. А потом я увидел в газете сообщение о ее смерти. Мне оно показалось странным, я даже сначала думал – может быть, наш разрыв так на нее повлиял. Честно вам скажу, мне от этой мысли было не по себе, но я же знал Лили и понимал, что она вовсе не такой человек, чтобы покончить с собой. Если бы она страдала без меня, она бы попыталась помириться. Потом одна из любовниц Лами, слушавшая его пьяные излияния, под большим секретом сообщила мне, что произошло не самоубийство, а убийство и что Лили проломили голову.
– Что еще она вам сообщила?
– Лами клялся, что он ни при чем, что это все заморыш.
– Кто-кто?
– Жан Майен. Но потом Лами проболтался, что ему пришлось раскошелиться, чтобы замять дело. С какой стати, если виной всему был Жан?
– То есть вы считаете, что убил ее Антуан Лами?
– Сложно сказать, – с расстановкой проговорил Леон. – Вам известно, что Делотры после убийства Лили доказали, что завещание ее мужа недействительно или что-то в этом роде? Так вот, я совершенно точно знаю, что тут им помог отец Майена. С завещанием все было в порядке, после Лили все перешло бы к сводной сестре Жанне, и никаких крючкотворских ухищрений Сезара Гийо не хватило бы, чтобы все повернуть вспять. Но Делотрам оказали поддержку на самом верху, и Жанна осталась ни с чем – почему? Неужели из-за Лами? Как-то не верится.
– Спасибо за откровенность, – сказала Амалия. – Вы не представляете, как я ценю ее после всего, что мне наговорили остальные свидетели. Скажите, вы хорошо знаете Жанну Понс?
– Видел ее несколько раз. По правде говоря, она меня не слишком жаловала.
– Неужели? Почему же?
– По-моему, Жанна считала, что раз сестра выбилась в люди, она обязана содержать всех своих родственников, – с усмешкой ответил молодой человек. – Беда в том, что сама Лили так не думала. Кроме того, между сестрами всегда были плохие отношения. У них общий отец, но в свое время он ушел к матери Лили, и между семьями развернулась настоящая война. Лили говорила, что Жанна и ее мамаша утихомирились, только когда отец погиб, утонул в море. И, конечно, в таких условиях трудновато испытывать родственные чувства.
– Я правильно понимаю, что Лили не оставила никакого завещания?
– Насколько мне известно, ничего такого не было. Да она и не собиралась умирать, честно говоря.
– Но Жанне Понс что-нибудь досталось после смерти сестры?
