Евфимия Пащенко - Свой человек на небесах
А это что такое? «Недавно поставил своей попадье и себе гранитные памятники, взятые им с чужих могил». Выходит, это все-таки сделал именно отец Михаил… Зачем же он так поступил?
Но вот, наконец, последний абзац: «…мы выражаем от души глубокое негодование, и, если Вы не уберете его из церкви, то мы тогда будем жаловаться Преосвященнейшему Патриарху всея Руси Алексею и в ЦК КПСС. А взамен его просим сделать нашим батюшкой всеми нами любимого молодого дьякона отца Виктора Т…» Под доносом стояло около десятка подписей, среди которых Нина заметила знакомую фамилию «Бестужева». Эта фамилия была выведена на листке дважды. Судя по особенностям почерка, одна подпись, вероятно, принадлежала старухе. Другая была выведена аккуратно, словно в школьной тетрадке по чистописанию… В левом верхнем углу жалобы стояла дата: 25 января 1964 г… А под ней было написано: «протоиерею М. Герасимову принять к сведению и дать заключение по содержанию жалобы. Епископ Никодим».
Другой, голубоватый листок был исписан крупным, разборчивым почерком. Хотя, судя по неровным очертаниям букв, рука пишущего дрожала, то ли от старости, то ли от волнения, а может быть, и от того и другого вместе… «Его Преосвященству, Преосвященнейшему Никодиму, Епископу Н-скому, настоятеля Никольского храма села Сосновки протоиерея Михаила Герасимова объяснение.
На поданную Вашему Преосвященству несколькими лицами жалобу на меня имею честь дать Вам, как пастырь, свое истинное объяснение. Я служу священником в Никольской церкви более двадцати лет и до недавнего времени не имел никаких нареканий со стороны своих прихожан. Однако в последнее время, после приезда в Сосновку отца Виктора Т., мне постоянно приходится давать объяснения на жалобы, которые поступают на меня в епархиальное управление якобы от моих прихожан. Но в связи с тем, что большинство подписей на них являются неразборчивыми и неясными, а некоторые совершенно непохожи на имеющиеся у меня образцы росписей данных лиц, вероятнее всего, эти жалобы — дело рук нескольких человек, стремящихся выжить меня из храма и заменить на отца Виктора. Последний неоднократно, оставаясь наедине со мной, заявлял, что я зажился на свете и мне давно пора уходить за штат и освободить место ему. Его поддерживает стремящаяся занять должность церковной старосты певчая Мария Бестужева, в доме которой он проживает. Ранее я считал недостойным предавать огласке неблаговидные поступки своего сослужителя, однако в последнее время он потерял всякое уважение ко мне, своему настоятелю, и уже в открытую угрожает, что, если мне дорога жизнь, я должен уйти за штат и убраться вон из Сосновки. И что если я не уйду добровольно, то он заставит меня это сделать. Я не считаю позором носить подаренную мне шесть лет назад вдовой одного из моих прихожан пыжиковую шапку, и до сих пор поминаю ее мужа Николая. Я признаю, что поставил на могиле своей супруги и себе надгробия с чужих могил. Однако еще со времени моего приезда в Сосновку эти памятники валялись в небрежении возле храма, и никто из прихожан не мог сказать мне, кому они принадлежали и где они стояли ранее. В связи с чем я и счел возможным поставить один из них на могилу своей супруги, а другой приготовить для себя, стерев прежние надписи. Теперь я горько сожалею об этом, тем более что мой поступок сыграл на руку моим недоброжелателям, которые, чтобы выжить меня из Сосновки, истолковывают в дурную сторону все, что бы я ни делал. Если ради мира церковного мне необходимо уйти за штат, я готов сделать это. Однако умоляю Ваше Преосвященство разрешить мне после этого остаться жить в Сосновке, где похоронена моя матушка Таисия Ивановна, и быть погребенным рядом с ней. Я же с христианским терпением и смирением переношу посланное мне испытание, прощаю своих обидчиков и молюсь за них. Протоиерей Михаил Герасимов. 5 февраля 1964 г.»
— Он прибежал ко мне в тот же день, как умер отец Михаил… — нарушила наступившее тягостное молчание Мария Игнатьевна. — Таким я его еще никогда не видела. Сперва я даже испугалась, не сошел ли он с ума.
— Маша, Машенька, уедем, уедем отсюда! — повторял он. — Как они могли? За что? За что?
— Да что случилось? — спросила я. И тогда он показал мне эти письма, которые нашел на полу, рядом с мертвым отцом Михаилом… Видите ли, тот очень любил Васю. Поэтому старался не посвящать его в свои дела. Неудивительно, что, когда Вася нашел и прочел эти бумаги, прочитанное стало для него самым настоящим шоком. Он не ожидал, что церковные люди, тем более священники, могут так вести себя по отношению друг к другу… И прошло много лет, прежде чем он снова стал ходить в церковь. А тогда… Да что теперь говорить? Наверное, так было надо…
— Мария Игнатьевна, — решилась-таки спросить Нина. — Скажите, пожалуйста, а Ваш муж знал…
— Что прихожане Никольской церкви считают его убийцей отца Михаила? — горько усмехнулась вдова художника. — Да, он это знал. Как знал и то, кто именно распускал эти сплетни, чтобы свалить на него вину за смерть отца Михаила… Не знаю, кто ему рассказал об этом. Наверное, кто-то из жителей Сосновки, приезжавших в Н. Он старался никогда не вспоминать о прошлом. Лишь как-то незадолго до смерти сказал, что очень бы хотел побывать в Сосновке и поклониться могилам своих родителей (он всегда называл отца Михаила и его матушку отцом и матерью).
— Так в чем же дело? — спросила я. — Давай съездим туда вместе. Что нам до всяких лживых сплетен? Давно пора навсегда положить им конец. Пусть люди наконец-то узнают, кто на самом деле виновен в смерти отца Михаила…
— Нет, — неожиданно резко произнес он. — Я не поеду. О мертвых — либо хорошо, либо ничего.
Я не поняла, что он имеет в виду. А спросить не решилась. А вскоре его не стало…
* * *Они вдвоем допоздна пробеседовали за чаем на кухне у Нины Сергеевны. Потом отец Александр уехал, напоследок пообещав, что в ближайшее время поставит за алтарем Никольского храма памятный крест с именами Николая и Аграфены Постниковых. А со временем заменит его на каменное надгробие. Имена тех, кто когда-то построил Никольский храм, не должны кануть в небытие!
Священник уехал, а Нина Сергеевна еще долго сидела на кухне, не притрагиваясь к давно остывшему чаю. Она пыталась понять, ради кого Василий Ракитин пожертвовал своим добрым именем. Ради своего приемного отца, которого он любил по-сыновнему крепко и беззаветно и тем самым хотел оградить его память от злой людской молвы? А может, ради тех, кто, обезумев от ненависти и зависти, омрачил последние месяцы жизни отца Михаила и оклеветал его самого? Или ради их всех, потому что истинная любовь не ведает разницы между друзьями и врагами? Однако этому суждено было навсегда остаться последней, так и не разгаданной загадкой в житейской драме, происшедшей много лет назад в далекой Сосновке.
Глава 7
Отравленный источник
Врач-невролог Нина Сергеевна Н. предвкушала скорый отпуск. И раздумывала, где бы его провести. Надо сказать, что большинство ее коллег ездили отдыхать за границу: кто в Египет, кто в Турцию, а кто и в Европу: в Италию, Испанию или Грецию. После чего возвращались оттуда с ворохом впечатлений и обновок, которыми потом наперебой хвастались друг перед другом. Конечно, Нине Сергеевне очень хотелось выглядеть не хуже других и хоть недолго, да побыть в центре людского внимания. С другой стороны, она, как верующий человек, считала себя не вправе заниматься шопингом и разъездами «по заграницам» в ущерб «единому на потребу». Куда полезнее для души было бы отправиться в паломничество по святым местам. Однако куда именно? Опять же: не прослывет ли она тогда среди коллег белой вороной? А может, поступить проще? И купить путевку в Израиль? Разумеется, она не будет с утра до вечера жариться на пляже, как прочие туристы, а посетит Вифлеем, Храм Гроба Господня, Горний Успенский монастырь и другие святые места, о которых до этого лишь читала в книжках… Иначе говоря, разумно совместит приятное с душеполезным. Именно на этом варианте в конце концов Нина и остановилась.
Однако, пока она раздумывала да прикидывала, настало время отпуска. А в туристических агентствах города, как назло, не нашлось подходящих ей по времени поездок в Израиль. Имевшиеся туры были, самое раннее, на осень, в то время как сейчас на дворе стояло начало лета… Так что Нине Сергеевне оставалось лишь сетовать о том, что ее отпуск пройдет впустую, как вдруг…
Как вдруг в один из вечеров, когда она коротала время перед телевизором, в ее квартире раздался телефонный звонок. И в трубке послышался мягкий мужской голос:
— Здравствуйте, Нина Сергеевна! Вы меня узнаете? Я — отец Олег. Да-да, из собора… Бог благословит! А я к Вам с просьбой. Видите ли, Владыка благословил меня окормлять православную общину на Лихострове. А мне одному будет сложно с этим справиться. Службы, требы, семья… Так вот я и хотел попросить Вас помочь мне. Ну, пожить там, помолиться со старушками, поучить их основам православной веры. Да-да, там есть где жить. Церковный дом недавно отремонтировали. Так что он вполне годится для жилья. Кстати, впоследствии я думаю создать на Лихострове женскую монашескую общину и богадельню. Поэтому мне крайне необходим такой специалист, как Вы. Вы согласны? Спаси Вас Господи! Тогда давайте съездим на Лихостров вместе. Я как раз завтра в восемь утра собираюсь поехать туда. Что ж, тогда — до встречи!
