Валентина Демьянова - Страсти по Веласкесу
— Картошки! — ответил Гера. — Нажарю сковородку, вот и наедимся!
Идея так мне приглянулась, что я, не раздумывая, выдала ему деньги. Следующие три года мы изо дня в день ели жареную картошку, потому что ничего другого, как оказалось, Герасим готовить не умел. Кому-то, более обласканному жизнью, такое однообразие быстро надоело бы, но я была счастлива. Впервые в жизни меня вечерами ждала горячая еда, причем приготовленная специально для меня.
Дверь отворилась, и в полутьме коридора возник Герасим. И я снова подумала, что за прошедшие со времен нашего знакомства годы он окреп, возмужал и раздался в плечах. Ничего в нем теперь не напоминало того тощего пацана, с которым мы ели картошку прямо из сковороды на огромной коммунальной кухне. Правда, в то утро выглядел он не лучшим образом: заспанная физиономия и торчащие во все стороны вихры ясно свидетельствовали о бессонной ночи. Я вспомнила девичий голос в трубке и невольно расплылась в улыбке.
— Что? — недовольно скривился Герасим.
— Классный видок.
— На себя посмотри, — беззлобно огрызнулся он.
Препираться мы могли до бесконечности, и оба получали от пикировки искреннее удовольствие. В другое время ни за что не упустила бы возможности подколоть его, но на этот момент настроение у меня было препаршивейшее. Душу будоражила неясная тревога, причиной которой было злополучное послание. Держаться я старалась бодро, но Герасим сразу заметил неладное.
— Что с тобой? — насторожился он.
— Сама понять не могу. Вроде ничего серьезного, а на сердце неспокойно.
Стараясь избегать излишних эмоций, коротко изложила суть возникшей проблемы, особо отметив непонятную осведомленность отправителя.
Герасим слушал внимательно и вроде бы даже сочувственно, но, когда я умолкла, раздраженно пожал плечами:
— Ну и что ты так волнуешься? Что тебе заказчик неизвестен? Тебе это так важно — знать в лицо того, кто хочет получить эту картину? По-моему, нет. Главное — человек готов щедро заплатить. Или для тебя деньги уже перестали что-либо значить?
Я страдальчески поморщилась:
— Нет, конечно.
— Тогда я не понимаю, чего ты дурью маешься. Кончай бренчать нервами и приступай к работе.
Мы постояли немного, сверля друг друга гневными взглядами, потом Гера взял меня за руку и мягко спросил:
— Почему ты так нервничаешь?
— Трудно сказать… Но ты же знаешь, чем я занимаюсь. Тут любой пустяк может подлянкой обернуться.
Герасим понимающе кивнул. Он, в отличие от многих моих знакомых, действительно знал, чем я зарабатываю на жизнь. Поделилась я с ним своим секретом давно, и произошло это случайно, под влиянием моей минутной слабости. В то время я была очень одинока, не имела ни настоящей родни, ни преданных друзей. Родственников мне заменял мой наставник Павел Иванович, а единственным другом был тощий подросток Герасим.
— Ты разыскиваешь старинные картины?
Помню, какими широко распахнутыми недоумевающими глазами смотрел он на меня тогда.
— Не только картины… Это могут быть и украшения, ордена, миниатюры. Есть любители старины, коллекционеры. В общем, люди, собирающие произведения искусства и мечтающие заполучить ту или иную вещь в свое собрание. Вот мы с Павлом Ивановичем и помогаем им осуществить свою мечту.
— А сами они не могут купить? Зачем им вы?
— Ну… — замялась я. — Не всегда хозяева редкостей горят желанием с ними расстаться.
Не знаю, что тогда вынес парнишка из моего уклончивого объяснения, но больше мы к этой теме не возвращались. Однако каждый раз, когда я на время исчезала, по возвращении в глазах Герасима читался немой тревожный вопрос.
— Сможешь помочь? — вернулась я из прошлого в настоящее.
— Попробую. Начнем с отправителя. Покручу его письмо, а там посмотрим, как карта ляжет.
Мы почти дошли до его комнаты, как вдруг Герасим остановился и смущенно предупредил:
— У меня там… подруга. Ты уж без… комментариев, пожалуйста.
Я согласно кивнула.
— Конечно! Разве я не понимаю? Ты уже вырос и имеешь право на личную жизнь.
— В отличие от тебя, — не удержался он.
Развивать эту тему у меня настроения не было, и я сделала единственное возможное — пропустила реплику мимо ушей.
Комната у Герасима была большая, но, ввиду крайней захламленности металлоломом, впечатления таковой не производила. Из мебели кроме длинных столов, заваленных различными блоками и деталями, имелись только платяной шкаф и широкая тахта. На момент нашего появления она была занята: на ней безмятежно спала Герина знакомая. Мне, конечно, было любопытно, что за подружку завел себе мой приятель, но разглядеть ее возможности не оказалось. Девушка лежала лицом вниз, даже еще укрывшись по самую макушку. В общем, из всех ее достоинств по-настоящему оценить я могла только копну волос, видневшуюся из-под одеяла. Об остальном нужно было догадываться лишь по неясным очертаниям.
Не обращая внимания на спящую, Герасим подсел к компьютеру и защелкал клавишами. Я быстро пристроилась за его спиной, но он раздраженно бросил:
— Не стой над душой. Разберусь, тогда все и расскажу.
Резкость его тона меня не обидела. Я и сама не люблю, когда мне через плечо заглядывают. Стараясь не шуметь, отошла к окну и привычно уперлась лбом в стекло. Этот двор я видела в разное время года в течение нескольких лет, и тогда он казался мне жутко убогим. Я мечтала накопить денег, купить собственное жилье и вырваться отсюда. Мечта осуществилась, и теперь я владею прекрасной квартирой в престижном районе столицы, но странное дело… Каждый раз, когда я возвращаюсь сюда, — а это бывает не часто, — у меня щемит сердце. Мне кажется, что с переездом я потеряла что-то очень хорошее. Однажды я поделилась этими мыслями с Павлом Ивановичем, но сочувствия, естественно, не дождалась. Он обозвал меня сентиментальной дурой и приказал выкинуть эту блажь из головы.
— Немедленно расставайся с такими мыслями. Человек всегда должен стремиться к лучшему. Должен иметь стимул. Только тогда он хорошо и продуктивно трудится. Мысли, подобные твоим, расслабляют, а значит, мешают работе.
Наверное, мой шеф был прав, но в глубине души я по-прежнему была уверена, что тогда было очень счастливое время.
Мои невеселые размышления прервал голос Герасима:
— Подойди сюда.
Я вздрогнула и кинулась к нему.
— Гляди. — Он с хмурым видом ткнул пальцем в экран. — Видишь эту строку?
— Ну…
— Это адрес того, кто прислал тебе письмо. Вот тут, — Гера еще раз прикоснулся к экрану, — должна стоять его фамилия. Взрослые, серьезные люди обычно не мудрят и не прячутся за дурацкими кличками. Этим больше молодняк балуется.
— Тут нет ничего! Только цифры. 1-9-2-4.
— Точно! Значит, он просто не хочет ее указывать, или была у него на то серьезная причина…
— Выходит, мы так и не сможем узнать, кто он?
— Сможем, если повезет. Только время потребуется. Сейчас запущу специальную программу и займусь поисками почтовой службы отправителя. Потом попытаюсь найти ссылку на техническую поддержку и выйти на его провайдера… — старательно подбирая слова и, как я понимала, упрощая свои комментарии до предела, объяснил Герасим.
— Не нужно мне всего этого рассказывать. Все равно я ничего не пойму, — вздохнула я. — Давай сделаем так. Я сейчас поеду по своим делам. А ты, как разузнаешь что интересное, звони. Только помни, что для меня это очень важно.
— Говорила уже. Чего зря повторять? — укоризненно покачал головой Гера.
— Чтоб проникся и не отлынивал. А то знаю я тебя, динамщика.
Герасим страдальчески вздохнул и вдруг сказал:
— Слушай, а может, плюнешь на все это? Раз уж ты не собираешься браться за эту работу, зачем тебе докапываться до этого анонимщика? Выкинь его из головы и забудь.
— Это еще почему? — опешила я от такого предложения.
Гера немного помолчал и, взглянув мне в лицо, тихо произнес:
— Чтобы чего не вышло!
Глава 2
После разговора с Герой на душе стало еще муторнее, и уже на полпути к дому я вдруг поняла, что возвращаться в пустую квартиру, где меня ждет одиночество, просто невыносимо. Недолго раздумывая, я развернулась и поехала к Даше на работу.
Даша была моей самой близкой подругой и неоценимым помощником. Она работала в одном очень солидном НИИ, созданном еще в стабильные советские времена. Первоначально он задумывался как учреждение, занимающееся исключительно научным изучением произведений искусства, но постепенно поле его деятельности расширилось. К помощи физических и химических лабораторий стали прибегать реставрационные мастерские музеев, у которых постоянно возникала нужда провести то микроанализ красочных пигментов для установления подлинности картины, то рентгеноскопию очередного полотна, «подозреваемого» в более позднем дописывании. Занимаясь оказанием технической помощи музеям, институт постепенно оброс собственными мастерскими и превратился в научно-реставрационный комплекс, в котором теперь можно и восстановить пришедшее в плачевное состояние произведение искусства, и любое исследование в лаборатории провести. Заведующей одной из таких лабораторий и была Дарья. В тех случаях, когда мне в руки попадало произведение искусства, подлинность которого вызывала сомнение, я обращалась к ней за помощью. Даша проводила необходимые исследования и выносила вердикт, которому я верила безоговорочно. Она была специалистом высокого класса.
