Эрнест Хорнунг - Совсем не синекура
— Так он догадывается, что ты здоров?
— Прекрасно знает, побойся Бога! Но он знает, что я знаю, что он знает, и нет ни одной болезни в его справочнике, от которой он бы меня не лечил — с тех пор как я попал к нему в лапы. Надо отдать ему должное: по-моему, он считает меня ипохондриком чистой воды. Такой, как он, далеко пойдет, он провел здесь половину ночей, гинея за ночь.
— Тогда, старина, у тебя, должно быть, слишком много гиней.
— Было, Кролик, было. Сейчас я бы этого не сказал, но не вижу причин, почему бы им снова не появиться.
Я не собирался расспрашивать, откуда взялись гинеи. Как будто мне было не все равно! Но я спросил старину Раффлса, как, черт возьми, ему удалось напасть на мой след, и в награду получил довольную улыбку, с которой старые джентльмены потирают руки, когда старые леди начинают клевать носом. Раффлс задумчиво выпустил идеальное кольцо голубого дыма и ответил:
— Я ждал, что ты задашь этот вопрос, Кролик. Давно я не делал ничего, чем бы так хотелось похвастаться! Прежде всего я, конечно, вычислил тебя по этим статьям о тюремной жизни. Они были не подписаны, но рука-то была твоя, рука моего Кролика!
— А кто тебе дал мой адрес?
— Да я уговорил твоего дорогого издателя, зашел к нему как-то ночью, когда я, как и подобает привидению, отправляюсь на прогулку, он через пять минут и выдал со слезами твой адрес. Я представился твоим единственным родственником, твоя фамилия — это не твоя настоящая фамилия, сказал я, а если редактор настаивает, я могу назвать и свою фамилию. Но он не настаивал, Кролик, и, когда я спускался от него по лестнице, твой адрес уже лежал у меня в кармане.
— Вчера ночью?
— Нет, на прошлой неделе.
— Так это было твое объявление, и телеграмма тоже твоя!
Я был так взволнован, что просто забыл о том и о другом, иначе я бы вряд ли так объявил, что наконец-то все понял. Мне даже стало как-то не по себе.
— Но к чему все эти ухищрения? — раздраженно заявил я. — Почему просто не взять кеб и не приехать прямо ко мне?
Раффлс не сказал мне, что я, как всегда, безнадежен, не стал называть меня милым Кроликом. Он немного помолчал, а потом заговорил таким тоном, что мне стало стыдно:
— Видишь ли, Кролик, я сейчас существую, так сказать, в двух или трех ипостасях: в одной — я на дне Средиземного моря, в другой — я старик из Австралии, мечтающий умереть на родине, которому в настоящий момент нечего опасаться умереть где бы то ни было вообще. Старик не знает в городе ни души, и надо быть осторожным, чтобы его случайно не погубить. Эта нянька Теобальд — его единственный друг, но он и так уже видел слишком много, просто деньгами от него не отделаешься. Начинаешь понимать? Вычислить тебя было нетрудно, а вот заставить Теобальда помогать в этом — эта штука потруднее! Начнем с того, что он насмерть стоял против того, чтобы рядом со мной вообще был кто-нибудь еще, естественно, парень хочет, чтобы все досталось только ему. Все что угодно, только не убивать курицу, которая несет золотые яйца! Так что он будет получать пять фунтов в неделю за то, что не дает мне умереть, а в следующем месяце он собирается жениться. В каком-то отношении жаль, но во многих — прекрасно: ему понадобится больше денег, чем он предполагает, и в крайнем случае его всегда можно будет использовать. Он полностью в моей власти.
Я не мог не сделать Раффлсу комплимент по поводу того, как он составил телеграмму, в которой так точно охарактеризовал моего известного родственника, а заодно рассказал ему, как старый мерзавец обошелся со мной. Раффлс не удивился — в старые времена мы частенько вместе обедали у моего родственника и прекрасно представляли, каким богам он поклонялся. Я узнал, что телеграмма была отправлена и проштемпелевана на ближайшей к улице Вир почте вечером накануне того дня, когда в «Дейли мейл» должно было появиться объявление. Это тоже было тщательно продумано, единственное, чего Раффлс опасался, — это то, что объявление могут задержать, несмотря на точные инструкции. Если б это случилось, то мне бы действительно пришлось ехать к моему родственнику и просить объяснений по поводу телеграммы. Но неблагоприятные факторы были сведены до минимума — риск был минимальный.
По мнению Раффлса, больше всего он рисковал как раз у себя дома: прикованный к постели больной, каким он себя изображал, ужасно боялся как-нибудь ночью столкнуться с Теобальдом где-нибудь рядом с домом. Но у Раффлса были свои методы избегать таких неприятностей. Пока он мне подробно рассказывал о своих многочисленных ночных приключениях, до сих пор вполне невинных, я подметил еще один момент. Его комната была в квартире первой, как войдешь. Раффлс, лежа в постели, мог слышать каждый шаг на лестнице, и, когда кто-нибудь поднимался по ней, он успевал принять соответствующее положение. Итак, Раффлс остановил свой выбор на мне, и теперь уже в мои обязанности входило сообщать являвшимся претендентам, что место занято. Где-то между тремя и четырьмя часами пополудни Раффлс поспешно отправил меня на другой конец Лондона за моими вещами.
— Подозреваю, Кролик, что ты сидишь на голодном пайке. Я-то сам ем мало и в разное время, однако я не должен забывать о тебе. Перекуси где-нибудь, но не очень плотно, если можешь. Нам ведь сегодня вечером предстоит отпраздновать этот день!
— Сегодня вечером? — удивился я.
— Сегодня в одиннадцать, у Келлнера. Можешь сколько угодно хлопать глазами, но, если ты помнишь, мы не так уж часто туда ходили, да и штат они, по-моему, сменили. Во всяком случае, можем мы один раз рискнуть? Я там был вчера вечером и, притворившись типичным американцем, заказал ужин ровно на одиннадцать.
— Ты уже тогда был так во мне уверен?
— Мы будем в отдельном кабинете, можешь приодеться, если у тебя есть во что.
— Все мои вещи у моего единственного дорогого родственничка.
— И за сколько можно их у него забрать, рассчитаться с ним и быстренько доставить сюда целиком и полностью?
Я подсчитал.
— За десятку спокойно.
— Вот у меня тут одна для тебя есть. Держи. И я бы на твоем месте не стал терять время. По дороге можешь заглянуть к Теобальду, скажи ему, что место за тобой, что ты отлучаешься ненадолго и что меня нельзя на это время оставлять одного. Ах да, кстати! Возьми мне билет в партер «Лицея» в ближайшей кассе, на Хай-стрит их две или три, и, когда, вернувшись, войдешь, скажи, что купил билет. Тогда этот молодой человек не будет нам вечером мешать.
Я нашел доктора в малюсенькой приемной, он был без пиджака, рядом с ним стоял высокий стакан. По крайней мере, когда я вошел, я заметил стакан, а потом доктор Теобальд так старательно его загораживал, что я даже проникся к нему симпатией.
— Итак, это место ваше, — сказал доктор. — Ну что ж, как я вам уже говорил, да и как вы сами, наверное, убедились, это совсем не синекура. Мое собственное участие во всем этом деле тоже не лучше. Другой давно бы сбежал отсюда, если бы с ним обращались так, как со мной, а вы и сами видели — как. Но кроме профессиональных соображений есть и еще кое-какие, хотя, согласен, нельзя же все прощать, даже при подобном заболевании.
— А что все-таки с ним? — спросил я. — Вы сказали, что расскажете, если я получу это место.
Доктор Теобальд пожал плечами — жест, который можно было истолковать как угодно. В следующую минуту он опять стал официальным. Мне кажется, я говорил с ним как джентльмен. Но в конце-то концов я был всего лишь сиделкой. Доктор Теобальд вдруг вспомнил об этом и не преминул напомнить и мне.
— Да, я обещал, но это было, когда я еще не знал, что у вас нет никакого опыта. Должен сказать, что я вообще удивлен, что мистер Мэтьюрин остановил выбор на вас. Знайте же: от вас самого будет зависеть, как долго я позволю ему экспериментировать. Ну а что касается его заболевания… какой смысл говорить вам то, что будет для вас китайской грамотой? Кроме того, мне еще нужно проверить, как вы будете справляться со своими обязанностями. Я только могу предупредить вас, что этот джентльмен — случай весьма сложный и неординарный. Иногда он просто невыносим. Это все, что я могу сказать о своем пациенте в настоящий момент. Я, конечно, поднимусь к нему, если найдется время.
Он поднялся к Раффлсу через пять минут. Когда в сумерках я вернулся обратно, он все еще сидел у постели больного. Раффлс тут же предложил ему билет в «Лицей», и доктор Теобальд от него не отказался.
— Не беспокойтесь обо мне завтра, — проскрипел ему вслед слабый старческий голос. — Я теперь могу послать за вами, когда мне потребуется, и надеюсь, что хоть сегодня проведу ночь спокойно.
IIIОколо половины одиннадцатого мы вышли, выбрав момент, когда на лестнице никого не было. Наши осторожные шаги не нарушали тишины. Но уже на площадке меня поджидал сюрприз. Вместо того чтобы спускаться вниз, Раффлс повел меня вверх и вывел на совершенно плоскую крышу.
