Берталан Маг - В тупике
— Да, — сказал я. — История очень интересная. И необычная.
Выйдя от Харасти, мы посетили поселковый Совет. Заместитель председателя исполкома Бела Лакош рассказал наш еще кое-что существенное:
— Железнодорожная ветка, проходящая через наш поселок, играла важную роль в системе коммуникаций вермахта. Дело в том, что эта линия ведет дальше через Надьканижу в Югославию. По ней непрерывным потоком шли эшелоны с войсками, боеприпасами и техникой, и немцы бдительно ее охраняли. Но и тут случались вдруг неожиданные для них происшествия, и довольно часто. Однажды, например, на перегоне сошел с рельсов и взлетел на воздух эшелон с боеприпасами. Венгерская жандармерия оцепила весь район, было арестовано множество железнодорожников. В их числе был и я, поскольку работал в те годы в ближайшем депо. В жандармском участке нас нещадно избивали, многих чуть не до полусмерти. Но этим дело не кончилось. Акты саботажа, хоть и мелкие, продолжались на железной дороге изо дня в день то тут, то там. Эти изверги с петушиными перьями ничего не могли поделать.
— Скажите, кто был близко знаком с Кочишне?
— Ее знали все. Но близко, пожалуй, только ее служащие. Люди, которые работали в ее пансионе.
— Где можно найти этих людей?
— Одну из них, бывшую повариху, я сам хорошо знаю, — подумав немного, сказал Лакош. — Ее зовут Яношне Баги. Живет она неподалеку, в дачном поселке. Вдова, ее мужа тоже застрелили фашисты либо наши жандармы. Да, вот еще — был у нас тогда один почтальон. Во время допроса немцы и нилашисты переломали ему руки и ноги, сделали инвалидом. Сейчас он живет у сына в городе Капошваре.
— Как его имя и фамилия?
— Карой Пензеш.
— Почему его изувечили во время пыток?
— После окончания войны в поселке многие поговаривали, что Карой Пензеш был вхож в пансион и даже тесно связан с вдовой Кочишне. Народный трибунал, проводивший денацификацию, за издевательства и пытки мирного населения строго осудил многих здешних нилашистов и бывших жандармов. Так, например, начальник местного участка жандармерии, ротмистр Арпад Бодьо получил пятнадцать лет тюрьмы, а его, подчиненные поменьше, но тоже по заслугам.
— Благодарим за информацию.
Выйдя из здания поселкового Совета, я сказал Козме:
— Пожалуй, лучше всего начать с вдовы Яношне Баги. Побеседуем с ней, а потом ты поедешь в областную прокуратуру и ознакомишься с протоколами заседаний трибунала. Надеюсь, с их помощью мы получим дополнительные подробности о тех событиях, которые здесь разыгрались когда-то. Возражений нет?
Когда Яношне Баги поняла, что ее посетители сотрудники милиции из Будапешта, она немного смутилась и негромко сказала:
— Проходите в дом, пожалуйста. Вот тут я и живу, в этой квартирке, вдвоем с сыном. — Говорила она спокойно и непосредственно. — Большой уже, в четвертый класс перешел.
— На что существуете, тетушка Баги?
— Получаю за мужа небольшую пенсию, для сына. А сама работаю приходящей. Кому постирать, убрать, полы помыть, кому обед сготовить. Ничего, нам хватает.
— Вы не могли бы вспомнить, как вы познакомились с Юлией Кочишне? — спросил я почти без перехода.
Яношне Баги вздохнула, глаза ее стали печальными.
— Бедняжка! Она никогда, наверное, не думала, что ее ожидает такая страшная смерть. Добрая, очень добрая была госпожа. А познакомилась я с ней уже после того, как она приобрела в аренду дом под пансион, а мой муж поступил к ней работать садовником. Он привел в порядок сад, разбил цветник, ухаживал за виноградником, ремонтировал водопровод, одним словом, всю работу вокруг дома делал.
— Разве Кочишне арендовала, а не купила свой дом? — Меня этот факт заинтересовал.
— Нет, не купила. Насколько я знаю, она заключила договор об аренде на двенадцать лет. Вот и мужа моего, наверное, потому убили, что он служил у Кочишне. — Вдова Баги неожиданно расплакалась.
— Вы это точно знаете? Кто убил вашего мужа?
— Говорили, будто это дело рук эсэсовцев или жандармов. Но кто из них именно и за что, об этом никто не знает.
Баги горько плакала, не в силах удержать слезы.
— Не нужно плакать, тетушка Баги. Быть может, нам еще удастся разыскать убийцу.
— В это я уже перестала верить. Да и что с того? Отца моему сыну все равно не вернуть. В тот вечер, когда муж в последний раз уходил из дома, он сказал мне: «Иду по очень важному делу, постараюсь скоро вернуться. Не волнуйся, мамочка». И с тех пор я его больше не видела. На другое утро его нашли изрезанным на куски на железнодорожных путях, по которым ночью прошел не один поезд. Жандармы объявили, что он был пьян и сам свалился из вагона под колеса. Но как это могло случиться, не представляю. Зачем ему было лезть в вагон? Да и пьяным он никогда не бывал, я этому не верю. За всю нашу с ним жизнь он глотка палинки не сделал, да и вообще не пил. После войны могилу его вскрыли, вынули, сердечного… Врачебная комиссия осмотрела останки и дала заключение, что он был убит выстрелом в затылок. Точно так же, как и прежнего садовника, дядюшку Петера Руми. Старик ведь тоже работал у Кочишне.
— Расскажите, как вы попали к ней на службу.
— По рекомендации мужа. Он же и меня уговорил, «Пойдешь, не пожалеешь, — сказал он. — Ведь ты все умеешь: и варить, и жарить, и парить. Тем более тебе не впервой в поварихах состоять, была уже». Я согласилась, на другой же день пришла к Кочишне, мы поладили, а вечером я уже хозяйничала на кухне.
— Какие люди жили в пансионе Кочишне?
— Всякие. И венгры и иностранцы.
— А каких национальностей были иностранцы?
— Этого сказать не могу, я ведь не понимаю по-иностранному. На каких они языках разговаривали, не знаю, — призналась Багине. — Но моя хозяйка отлично с ними объяснялась. Помню, были и такие гости, которые жили весь год напролет, потом уезжали на короткое время и снова возвращались. Жили там и семейные пары, и одиночки. А в 1944 году, когда гитлеровцы оккупировали страну, из старых постояльцев вернулись два-три человека, не больше.
— Вы могли бы назвать тех, кто жил у Кочишне при фашистах?
— Нет, не помню. Вот только одного человека помню хорошо, потому что он жил в пансионе дольше всех, хотя часто отлучался. Высокий блондин, в очках, молодой еще человек, лет двадцати пяти. Он всегда ходил только в цивильном платье. По-венгерски не говорил, во всяком случае, я ни разу не слышала. Я видела его на улице за неделю до того, как пришли русские. Тогда я уже не работала в пансионе. Как-то раз хозяйка сказала мне: «Будь с ним осторожна. Это очень опасный и жестокий субъект». Видно, Кочишне тоже его недолюбливала.
— Почему вы ушли из пансиона? Поссорились с хозяйкой?
— Боже сохрани! Однажды меня вызвали в жандармский участок, и Лайош Береш, тамошний вахмистр, грубо и напрямик мне объявил, чтобы я не смела больше работать у Кочишне. «Чтобы ноги твоей там больше не было, слышишь?» — рявкнул он. «Но почему же?» — спросила я. «И ты еще спрашиваешь, мразь, жулье? Все вы там коммунисты, все до одного!» — заорал он и толкнул меня к двери. Я уже была на пороге, когда он добавил: «Если узнаю, что ты заходила к Кочишне, посажу за решетку, помни».
— И как же вы поступили?
— Плакала до самого дома. Вечером рассказала обо всем мужу. Он старался меня успокоить, но напрасно. Меня больше всего обидело то, что жандарм назвал меня жульем. А я никогда, ни разу в жизни не взяла чужого.
— Что произошло потом, после этого?
— Месяца полтора спустя, в августе 1944 года убили моего мужа. Я совсем потеряла голову, только плакала и дрожала от страха за сына. Но нашлись люди, которые не оставили нас в беде. Прошло несколько дней, когда поздно вечером, около одиннадцати, кто-то постучал нам в окно. У меня чуть ноги не отнялись. «Кто там?» — спрашиваю. Отвечает мужской голос, негромко так, спокойно: «Я принес вам маленькую посылочку от госпожи Кочишне». Я накинула на себя платье, открыла дверь. На пороге стоял незнакомый мужчина с большим пакетом в руках. «Это вам и вашему сынишке. Кушайте на здоровье», — сказал он и тут же ушел, скрывшись в темноте. В пакете был картофель, два литра подсолнечного масла, мука, шпиг.
— Кто был этот незнакомец?
— Я увидела его снова только в трибунале, когда жандармов судили, и тотчас узнала. А до этого никогда не встречала. Сейчас он живет в соседнем селе. Говорят, будто он из коммунистов.
— Как его имя?
— Шандор Барта, железнодорожный обходчик. С тех пор он иногда к нам заходит, всегда спрашивает, не нужна ли какая помощь. Мне часто приходит на ум, что моего мужа убили те же люди, что и его отца. За то, что старик был бойцом Красной армии в девятнадцатом году.
— Скажите, уважаемая Багине, что за человек была Кочишне?
— Она часто меня расспрашивала о жизни, о людях, обо всем. Особенно интересовалась, как живут такие, как мы, бедняки. Очень любила детей бедных родителей, жалела, помогала, чем могла. На рождество, бывало, покупала им много подарков, одежду, платье, пряники, конфеты. Поначалу вела себя сдержанно, а потом, когда узнала, что мой тесть был красноармейцем, стала откровеннее. Сердечная была женщина, очень.
