Дональд Гамильтон - Сеятели смерти. Задание — Токио
Ее летний загар — ну, во всяком случае, он выглядел как летний, уж не знаю, где она его приобрела, — придавал Клэр цветущий вид, который был, пожалуй, куда более убедителен для ее роли, нежели, скажем, розовая упитанность дрезденской резиновой куклы. Этот прием с ангелоподобной девчушкой в нашем деле применяется слишком часто. Ее смуглая мягкая кожа приятно контрастировала со светлыми волосами и ясными голубыми глазами. Для своего роста она обладала хорошенькой фигуркой, не слишком крепкой, но и не хрупкой. Посему мне можно было не беспокоиться о том, как бы ее не сбило с ног при первом же порыве ветра. И вырядили ее в подходящую для медового месяца — если использовать терминологию Мака— спецодежду: симпатичный голубой костюм с довольно-таки скудной юбкой, белая блузка с замысловатыми рюшками, белые длинные перчатки и шляпка в складочку— из тех, знаете, что больше напоминают купальные шапочки с резиновыми цветочками, которые сейчас почему-то стали последним писком моды в нашей благословенной стране.
Она выглядела как самая обыкновенная девушка — такую не стыдно пригласить в ресторан или на пляж, — а ведь эта симпатяшка убила семерых, причем двоих из них голыми руками… По крайней мере, так говорилось в ее досье, и у меня не было оснований подвергать сомнению эти факты ее биографии. М-да, они бывают разных размеров и конструкции, эти наши головорезы: миловидные девушки и кряжистые верзилы с накачанными бицепсами. Но я занимался этим бизнесом куда дольше, чем она, и уж кому-кому, но только не мне было укорять Клэр за ее кровавое прошлое.
Во время полета над Атлантикой мы не выпускали друг друга из объятий. Стюардессы — розовощекие добродушные англичаночки, которые приятно отличались от роскошных секс-бомб с внешностью кинозвезд, обслуживающих американские авиалинии, — сразу же угадали в нас молодоженов, как то и было задумано. Они наверняка сочли мою жену очаровашкой и явно не были уверены, что она не совершила страшную ошибку, выйдя замуж за мужчину далеко не первой молодости. Однако я всем своим видом выказывал восхищение своей половиной, и они простили мне разницу в возрасте— уж не знаю, какая разница была между мной и этими стюардессами: на вид им можно было дать чуть больше двадцати.
Направляясь на запад, мы встретили новый день над океаном. Ночь пролетела всего за несколько часов — благодаря реактивному лайнеру. В лондонском аэропорту «Хитроу» мы совершили привычный ритуал таможенного досмотра и паспортного контроля. После этого нас встретил представитель отеля «Кларидж», препроводил к такси, и мы отправились в отель.
— И это все? — поинтересовалась моя сладкая Уинифред, изумляясь безумному левостороннему движению на улицах английской столицы. Я понял, что она и-впрямь удивлена — наверное, ей до сих пор приходилось бывать в странах, где государственные чиновники проявляют более серьезное внимание к пограничным формальностям.
— Если только мы не решим проникнуть за железный занавес, — сказал я, — у нас могут возникнуть трудности разве что при въезде в Штаты. Там к нам, возможно, отнесутся как к закоренелым преступникам, имеющим злонамеренные цели. Впрочем, я слышал, что даже наши церберы на таможне в последнее время проявляют чудеса гостеприимства. — Спустя некоторое время я добавил: — А вот где мы остановимся, милая. Вон видишь — швейцар в высокой шапке и в бриджах?
Уинни мне подыграла, сначала скорчив милую гримаску заинтересованности, а потом сомнения— точно наивная провинциалочка, каковой ей и полагалось быть по роли.
— Но это же ужасно дорогой отель! И… такой шикарный! Мои туалеты не вполне…
— С твоими туалетами все в порядке, — заверил я гордо. — Я сэкономил на авиабилетах, так что здесь мы сможем кутнуть. Хоть раз в жизни надо пожить в «Кла-ридже»! Не бойся, малышка. Знаешь, королева Голландии провела здесь всю войну! А она была далеко не такая симпатичная, как ты.
Этот диалог, предназначавшийся для ушей водителя такси, возможно, был пустой тратой времени и вдохновения: шофер, отделенный от нас стеклянной перегородкой, не мог его оценить, однако эта интермедия немного взбодрила нас самих и подготовила к более сложным мизансценам в отеле. Мастерски изобразив робких молодоженов, мы прошли сквозь строй вежливых клерков, облаченных в форменные куртки — портняжная индустрия захирела бы без запросов европейских гостиниц, — и нас проводили в номер на третьем этаже, достаточно просторный, чтобы, скатав ковер, в нем можно было сыграть в гандбол. А после пары азартных матчей можно было освежиться в ванной, достаточно вместительной, чтобы совершить в ней групповой заплыв вольным стилем. Рядом с пультом, полным всевозможных кнопок — вызов горничной, официанта, носильщика, — был установлен телефонный аппарат. Номер произвел на меня сильное впечатление своим покойным, старомодным шиком.
— Боже, это же настоящий дворец! — воскликнула моя женушка. — Но… мы действительно можем себе позволить эту роскошь?
— Не в деньгах счастье, дорогая! Не каждый ведь день женишься!
Я обнял ее за плечи и нежно прижал к себе, между делом сунув носильщику какие-то британские монеты. Тот с поклоном удалился. В Вашингтоне у меня с Маком состоялась краткая дискуссия по вопросу о том, может ли зрелый мужчина (пускай даже и опытный секретный агент), отправляясь после непродолжительного, но бурного романа в свадебное путешествие, быть настолько предусмотрительным, чтобы дома запастись иностранной мелочью. Было решено, что может — хотя бы с целью произвести впечатление на молодую жену своим житейским опытом.
Когда дверь за носильщиком закрылась, миленькая малышка вырвалась из моих объятий.
— Ну что за дела! Вы вообще соображаете, что делаете?
Этот возглас по тембру и интонации разительно отличался от ее прежнего робкого щебета.
— А что такое?
Она опасливо дотронулась до своего правого плеча.
— Все лекари, практикующие южнее экватора, вкалывали мне свои шестидюймовые иглы именно в это место — и еще в ягодицы, в обе! А вы давили меня, точно свежий лимон, чтобы приготовить себе коктейль из джина! — Она поймала нервный взгляд, которым я при этих словах окинул номер, и продолжала раздраженно: — О Господи, да расслабьтесь вы! Хоть на минуту забудьте о своем ремесле, мистер Хелм! Я не меньше вашего беспокоюсь о конспирации, но уж если кому-то удалось выяснить всю нашу подноготную и номер заранее поставили на «прослушку», то этот наш театр — простая трата времени. И вы это понимаете. Так что хотя бы здесь давайте побудем сами собой. А то я уж и забыла, кто я на самом деле — представляете?
Я, конечно, прекрасно понимал, что она имеет в виду— если ты долгое время сменяешь одну личину за другой, наступает момент, когда теряешь собственное реальное лицо. Однако момент не показался мне особенно подходящим для обсуждения психологических травм нашей профессии.
— Извини, что чуть не сломал тебе руку, — смиренно сказал я. — Как-то не подумал…
Она сняла шляпку, бросила ее на стул и встряхнула золовкой. Волосы у нее оказались довольно короткими, очень мягкими, а от долгого нахождения под головным убором прическа немного примялась и утратила форму. Она выскользнула из узкого пиджака и бросила его поверх шляпки. Потом заправила блузку поглубже в короткую голубую юбчонку и глубоко вздохнула.
— Боже, ну и неделька у меня была! Такое впечатление, что я всю ее провела на высоте тридцати тысяч футов. Если в ближайшие дни мне опять придется пристегиваться ремнями в самолете, я свихнусь.
— Коли в самолете с тобой случаются припадки клаустрофобии, куколка, то ты, наверное, испытаешь приступ удушья, когда увидишь наш автомобиль. Это, я тебе доложу, тот еще «испанский сапог»!
— Знаю. Меня предупредили. Маленькая спортивная торопыга. Ну, и чья это гениальная идея?
— Моя. Люблю, понимаешь, спортивные автомобили, как большие, так и малые, но за рулем буду сидеть я. А ты, кстати, наверняка никогда не видела козьи тропы, которые в этой стране называются проезжими дорогами. Я решил, что лучше нам приобрести какую-нибудь прыткую и маневренную крохотульку, — так, на всякий случай. К тому же, это как раз автомобиль того сорта, который старый чудила по имени Хелм и купил бы, желая поразить свою маленькую провинциалочку-жену. — Я подмигнул ей. — Привет, женушка!
Она задумчиво посмотрела на меня и одарила кривой улыбочкой. Я еще плохо ее знал и, конечно, явно недостаточно, чтобы читать мысли, но в тот момент понял, о чем она подумала, потому что и сам думал о том же. То есть мы уже обсудили массу вопросов— от вакцинации до автомобиля, но оставался незатронутым еще один, который более невозможно было игнорировать.
Уинифред вздохнула, опустила глаза и начала расстегивать блузку. Я молчал. Она подняла взгляд.
