Патриция Хайсмит - Незнакомцы в поезде
Гай бросил на него ироничный взгляд и посыпал солью наколотый на вилку ломтик картошки фри. Он жевал не спеша, получая удовольствие от еды и даже в какой-то степени от общества Бруно — как будто наблюдал представление комедианта на далекой сцене. На самом деле мысли его занимала Анна. Временами мечты о ней, не оставлявшие Гая, казались более живыми и настоящими, чем окружающая действительность, которая лишь иногда пробивалась в его сознание острыми краями, отдельными картинками — как, например, царапина на чехле дорогой фотокамеры, длинная сигарета Бруно, затушенная в куске сливочного масла, разбитое стекло в рамке отцовского портрета, который Бруно однажды демонстративно вышвырнул из комнаты и теперь гордо этим хвастался… А ведь можно успеть повидаться с Анной в Мехико перед поездкой во Флориду. Если побыстрее утрясти дела с Мириам, полететь в Мехико самолетом, а потом самолетом же добраться до Палм-Бич. Эта идея не приходила в голову раньше, потому что раньше Гай не мог позволить себе такие путешествия. Но если контракт в Палм-Бич с ним все-таки заключат, почему бы и нет?
— Он запер в гараже мою машину! Вы представляете, насколько это оскорбительно? — Голос Бруно сорвался на визгливой ноте.
— Зачем?
— Да просто потому, что она была мне в тот вечер нужна! В итоге меня забрали друзья, так что ничего он не добился!
Гай не знал, что сказать.
— А он что, держит ключи у себя?
— Он забрал мои! Прямо из комнаты! Вот почему он меня так испугался. Даже из дому удрал с перепугу. — Бруно сидел вполоборота и грыз ноготь, тяжело дыша; потные пряди волос топорщились надо лбом, как антенны. — А все потому, что матери не было дома, при ней он бы себе такого не позволил, конечно.
— Конечно, — сам того не желая, эхом повторил Гай.
Весь их разговор был прелюдией к этой истории, в которой Бруно наверняка многое умолчал. Вот что скрывалось за покрасневшими глазами попутчика, за его грустной улыбкой — еще одна история несправедливости и вражды.
— Значит, вы швырнули его фотографию в коридор? — зачем-то переспросил Гай.
— Да, вышвырнул ее из комнаты матери. — Бруно подчеркнул три последних слова. — Он ведь сам ее туда поставил. Мама любит Капитана не больше моего. Капитан!.. Нет уж, брат, я его так не зову!
— Но почему он так себя с вами ведет?
— Не только со мной, с матерью тоже! Он не такой, как мы, — вообще не такой, как нормальные люди! Ему никто на свете не нравится. Он любит только деньги. Он перерезал много глоток и разбогател. Ну да, он умный, признаю. Но совесть у него нечиста. Вот почему он так хочет втянуть меня в свой бизнес — чтобы я тоже резал глотки и чувствовал себя сволочью!
Бруно судорожно сжал кулак, стиснул зубы, закрыл глаза. Гай даже подумал, что он сейчас заплачет, но Бруно разлепил припухшие веки и снова робко улыбнулся.
— Что, навел я на вас тоску, а? Просто хотел объяснить, почему собрался в такой спешке, не подождав маму. На самом деле я веселый парень, честное слово!
— Разве вы не можете уехать от отца, когда пожелаете?
Бруно как будто не сразу понял вопрос, а потом ответил спокойным тоном:
— Конечно, могу. Но мне нравится жить с матерью.
«А мать, видимо, не уходит от мужа из-за денег», — предположил Гай и полез в карман.
— Сигарету? — Он протянул Бруно пачку.
Оба закурили.
— Знаете, он тогда сбежал от меня, а до этого, наверное, лет десять все вечера сидел дома. Даже не представляю, куда он пошел. Я был так зол, что вполне мог убить его. У вас никогда не возникало желание кого-нибудь убить?
— Нет.
— А со мной случается. Иногда чувствую, что способен прикончить папашу. — Он посмотрел в свою тарелку, продолжая смущенно улыбаться. — А знаете, какое у него хобби? Вот угадайте.
Гай не хотел угадывать. Он хотел, чтобы его оставили в покое, ему вдруг стало невыносимо скучно.
— Собирает формочки для печенья! — не выдержав, захихикал Бруно. — Честное слово! Они у него всех сортов и калибров — и пенсильванские, и баварские, и английские, и французские, и венгерских целая куча. Ими вся его комната забита. А над письменным столом в рамке висят формочки-зверушки — знаете, такое детское печенье, в коробках продается? Он написал президенту компании, которая их выпускает, и ему прислали весь набор! Век машин, надо же! — Бруно расхохотался и опустил голову.
Гай смотрел на него не мигая. Вид у Бруно был гораздо комичнее того, что он говорил.
— Он печет?
— А?
— Ну, печенье-то он печет?
Бруно загоготал громче прежнего, стянул с себя пиджак и бросил на чемодан. Когда веселье немного улеглось, он сказал неожиданно спокойно:
— Мать всегда его посылает: «Иди поиграй в свои формочки». — Гладкое лицо Бруно покрывал пот, как тонкая пленка масла. — Как вам обед?
— Превосходно, — искренне ответил Гай.
— Слыхали о компании «Бруно трансформинг» на Лонг-Айленде? Трансформаторы, инверторы, прочая электротехника?
— Да вроде нет.
— Ну, неудивительно. Хотя прибыль у нее немаленькая. Вы вот деньгами интересуетесь?
— Не особенно.
— Извините за вопрос, сколько вам лет?
— Двадцать девять.
— Серьезно? Я бы дал больше. А как по-вашему, сколько мне?
Гай окинул его взглядом и предположил:
— Двадцать четыре, может, двадцать пять.
По правде говоря, он решил польстить: на самом деле Бруно выглядел младше.
— Угадали, двадцать пять. Значит, я все-таки тяну на двадцать пять с таким-то украшением на лбу?
Бруно закусил нижнюю губу, в глазах у него вспыхнул испуг и острый стыд. Прикрыв лоб ладонью, он вскочил и метнулся к зеркалу.
— Я же хотел пластырь наклеить!
Гай попытался заверить его, что ничего страшного, но Бруно продолжал разглядывать прыщ в зеркале, морщась от омерзения.
— Это не обыкновенный прыщ, — изрек он гнусаво. — Это нарыв. Во мне бурлит ненависть, и так она прорвалась наружу. Это испытание Иова!
— Да ну вас, — отмахнулся Гай со смешком.
— Он начал вылезать в понедельник, как раз после нашей ссоры. И с тех пор все растет. Наверняка шрам останется.
— Нет, вряд ли.
— А я говорю — останется. И вот таким красавцем я приеду в Санта-Фе!
Бруно опустился в кресло, сжав кулаки и вытянув в сторону толстую ногу, и погрузился в трагические раздумья.
Гай подошел к сиденью у окна, взял книгу. Книга оказалась детективом — как и все остальные, валяющиеся на сиденье. Шрифт расплывался перед глазами. Похоже, алкоголь сильно ударил в голову. Впрочем, сегодня Гаю было все равно.
— В Санта-Фе я буду кутить на полную катушку, — заявил Бруно. — Вино, женщины, все такое прочее! Ха!
— И что же это — «такое прочее»?
— Что-нибудь. Все и сразу. — Бруно скривил рот в уродливой гримасе, напуская на себя бесшабашный вид. — Я считаю, что в жизни нужно попробовать все возможное. И, пожалуй, умереть, пытаясь совершить невозможное.
Эти слова всколыхнули что-то в душе Гая — на мгновение, пока обычная рассудительность не возобладала.
— Например? — тихо спросил он.
— Например, полететь на Луну. Разогнать автомобиль до рекордной скорости с завязанными глазами. Я, кстати, пробовал. Рекорда не вышло, но до ста шестидесяти разогнался.
— Что, прямо с завязанными глазами?
— А еще я провернул квартирную кражу. — Бруно посмотрел на Гая с непрошибаемым спокойствием. — Вполне успешно.
Гай недоверчиво улыбнулся, хотя слова Бруно звучали весьма убедительно. Этот человек мог быть способен на преступление. Он мог быть сумасшедшим. Хотя нет, скорее отчаянным. Отчаянная скука богачей… Гай нередко беседовал о ней с Анной. Скука, имеющая силу скорее разрушительную, чем созидательную. Она не реже, чем нужда, толкает людей на злодейство.
— Мне это было нужно не для наживы, — продолжал Бруно. — Я нарочно украл совершенно неинтересные мне вещи.
— И что же вы украли?
— Зажигалку. Модельку автомобиля. Статуэтку с каминной полки. Цветной фужер. Какую-то ерунду. — Бруно пожал плечами. — Я еще никому, кроме вас, об этом не говорил. Я вообще не из болтливых. — Он улыбнулся. — Хотя у вас наверняка сложилось другое мнение.
— И как же вы это провернули? — спросил Гай, затягиваясь.
— Наблюдал за многоквартирным домом в Астории, выбирал время, а потом просто влез в окно с пожарной лестницы. Очень просто. Я это сделал, вычеркнул из списка и подумал: «Ну слава богу».
— Почему «слава богу»?
Бруно застенчиво улыбнулся.
— Да сам не знаю.
Он налил виски себе, потом Гаю. Гай смотрел на его неловкие, трясущиеся руки, которые воровали, на обкусанные до мяса ногти. Неуклюжие, как у младенца, пальцы вертели коробок спичек, пока не уронили его на засыпанный пеплом стейк. Гай размышлял о том, как скучно на самом деле преступление. Как часто оно совершается просто так, без причины. И кто бы мог подумать при взгляде на руки Бруно, на его купе, на его некрасивое, грустное лицо — кто бы мог подумать, что этот человек воровал?
