Патриция Хайсмит - Рассказы
Обзор книги Патриция Хайсмит - Рассказы
Патриция Хайсмит
Рассказы
Когда в Мобиле стояла флотилия…
(When the Fleet Was in at Mobile)
Держа в руке бутылку хлороформа, Джеральдина пристально посмотрела на мужа, спящего на задней веранде. Слышалось его глубокое прерывистое дыхание. Он всегда так дышал, когда спал без просыпа до самого полудня, а ложился на рассвете. Она никогда не могла придумать способа разбудить его ранним утром, если он пил всю ночь. Сейчас определенно настало время его разбудить.
В одних шелковых чулках, она подбежала к ящику с тряпьем, стоявшему под кухонным шкафом. Оторвав от ветхого полотенца два куска, большой и поменьше, она сложила большой вчетверо и, немного подумав, намочила его в раковине. Ей не понравилось, что у нее внезапно затряслись руки. С помощью пояска от только что проглаженного и отложенного в сторону платья она примотала тряпку к лицу, плотно закрыв ею нос и рот. Затем достала из ящика с инструментами молоток на тот случай, если он ей понадобится, и вышла на веранду. Придвинув стул к кровати, она уселась на него, откупорила бутылку с хлороформом и смочила маленькую тряпку. Сначала она подержала тряпку над его грудью, затем медленно поднесла к носу. Кларк даже не пошевелился. Она решила, что все-таки это как-то действует на него, поскольку сама она чувствовала сладковато-тошнотворный запах. Так пахли погребальные цветы, так пахла сама смерть.
Позади она услышала ворчание Рыжика: он всегда издавал такие звуки, зевая, поворачиваясь и ложась на холодную землю за домом. В голове промелькнула мысль: все считали, что хлороформ предназначался для Рыжика, а он лежит себе и спит, живой и невредимый, как и все четырнадцать лет.
Кларк приподнял и снова опустил голову, как будто соглашаясь с ней. Ее рука и тело как бы следовали за его носом, словно были его частью. А внутренний голос закричал: «Я бы и не подумала об этом, если бы существовал какой-то иной выход. Он даже не выпустит меня из дома!»
Она вспомнила одобрительный кивок миссис Трелони, когда рассказала ей о намерении усыпить Рыжика, потому что для прохожих стало небезопасно проходить мимо их дома. Рыжик постоянно рычал и оскаливался на них, демонстрируя единственный свой клык.
Она всмотрелась в пульсирующую жилку у виска Кларка. Пульс бился в глубине синеватой вены, служившей как бы продолжением пробора и всегда напоминавшей ей схему реки Миссисипи. Тут тряпка коснулась кончика его носа. Кларк повернул голову в сторону. Ее рука продолжала следовать за носом, как будто она не смогла ее убрать, если б и захотела, а может быть, она действительно не могла убрать руку. Черные ресницы Кларка были неподвижны. Она вспомнила, как раньше считала, что у Кларка какие-то особенные глаза, его черные волосы, росшие низко надо лбом, напоминали дикий кустарник, а черные усы, очень большие и оттого старомодные, все равно ему шли, как и его вышедшая из моды, сделанная на заказ куртка, а также сапоги с тупыми квадратными носами.
Она бросила взгляд на серый будильник, наблюдавший за происходящим с полки: было уже около семи минут. Интересно, сколько времени заняла эта процедура? Она снова открыла бутыль, вылила еще немного на тряпку, пока не почувствовала холод жидкости на ладони, и снова поднесла тряпку к носу Кларка. Пульс все еще бился, но дыхание стало короче и слабее. Не отнимая руки, она смотрела во двор через застекленную веранду, стараясь думать о чем-нибудь другом. Петух закукарекал в коровнике. Начало нового дня, рассвет, подумала она, вспоминая песенку. Она отсчитала двадцать секунд, по секунде за каждый год прожитой жизни. На часах было уже двенадцать минут. Она посмотрела на Кларка, пульс не прослушивался. Но она подумала, что ей нельзя ошибиться, поэтому стала пристально всматриваться в неподвижные волоски в его ноздрях. Возможно, они и не должны шевелиться, решила она, но дыхание его не было слышно. Затем, поднявшись со стула и секунду поразмыслив, положила тряпку на черные усы и так ее там и оставила. Она посмотрела на руку, лежавшую на простыне, особенно на кисть. У него руки были хорошей формы, как она всегда считала, и покрыты волосами, что их не портило. На мизинце было золотое кольцо, обручальное кольцо его матери, как он утверждал. И именно этой левой рукой он постоянно ее бил, поэтому ей казалось, что она даже чувствовала следы от кольца на своем теле. Так она простояла несколько секунд, затем поспешила на кухню, где сдернула с себя передник и домашнее платье.
Она надела летнее платье в цветочек, которое умышленно не носила при Кларке. Оно напоминало ей счастливые дни, проведенные в Мобиле. Привычным, почти забытым потряхиванием плеч она расправила сборки коротких рукавов. Это позволило почувствовать себя в прежней форме. В незастегнутом платье она на цыпочках выбежала на веранду. Тряпка продолжала лежать на лице Кларка. На всякий случай она вылила на тряпку остатки жидкости из бутылки. Не выглядит ли сейчас глупо молоток? Она спрятала его обратно в ящик для инструментов.
Когда Джеральдина полностью переоделась, но была еще без — макияжа, она сняла тряпичную повязку с лица Кларка и отворила окно на предельно возможную ширину. Отступив назад от зеркала на дверце шкафа, она рассмотрела себя с заметным беспокойством. Затем, подойдя ближе к зеркалу, нанесла широкую красную полоску на верхнюю губу, как всегда любила делать. Напудрила нос, быстро растерла пудру во всех направлениях. Щеки ее были сейчас настолько пухлыми, что она с трудом себя узнавала, ведь она не была полной, а в самый раз. В ней было редкое сочетание простоты и цветения юности. Многие ли девушки могли похвастаться этим? Многим ли делал предложение выйти замуж сын министра, как это случилось в Монтгомери? Многие ли девушки жили такой насыщенной жизнью, какой она жила в Мобиле, городе-пристани?
Она буквально лопалась от смеха, глядя на свое отражение в зеркале, правда, без единого звука. Но даже если бы она вслух рассмеялась, разве был кто-нибудь рядом, кто мог бы ее услышать? Ладонями она поправила свои роскошные светло-каштановые кудри, которые завила щипцами сегодня утром, после прихода Кларка. Она сделала это так тщательно, как никогда в жизни, хотя уже приняла решение относительно Кларка. А упаковала ли она эти щипцы для завивки? Она вытащила старый черный чемодан из-за шторки под раковиной и обнаружила, что завивочные щипцы лежат сверху, она про них не забыла. Затем вернулась в спальню за своей сумочкой. Да, сигареты. Она побежала на кухню за пачкой «Лаки страйк». На мгновение ее передние зубы с расщелинкой прикусили верхнюю губу. Ее подрисованные брови приподнялись и задрожали от сожаления, когда она в последний раз бросила взгляд на красную вешалочку, которую она прикрепила к полке и которая теперь была совершенно не нужна Кларку. Затем она повернулась и вышла через заднюю веранду.
Рыжик заскулил ей вслед. Бросив чемодан, она вбежала обратно в дом, держа в руках его пустую миску. Она взяла горбушку черствого пшеничного хлеба и раскрошила ее в миску, затем полила это из сковородки растопленным жиром и с беспечной расточительностью добавила туда остатки бараньего рагу. Вот Рыжик удивится такому завтраку в одиннадцать часов утра! Рыжик от удивления аж подпрыгнул на всех четырех лапах и замахал своим тонким старым рыжим хвостом, который был покрыт клочками шерсти, похожими на куриные перья.
Подпрыгивая и перескакивая через лужи с ржавой водой, Джеральдина грациозно бежала в своих серых лакированных «под ящерицу» туфельках на высоких каблуках. В это утро она была счастлива и беспечна, как жаворонок, в лучшей обуви, которая, как она отлично понимала, абсолютно не годилась для путешествия из-за открытых носов и высоких каблуков, но эти туфельки ее просто несли. Добежав до места, где кончались заросли, она оглянулась и в последний раз посмотрела на ферму. Это не было ее любимым временем дня. Больше всего она любила время непосредственно перед закатом и сразу после рассвета, когда солнце освещает верхушки деревьев, а равнина пестреет светло-зелеными островками, когда на спинах пасущихся коров появляются красные продольные полосы. Красная и зеленая, как рождественская елка, сделала она наблюдение четырнадцать месяцев назад, когда приехала сюда к Кларку. Земля здесь всегда очень холодная и свежая, как будто только что прошел небольшой дождик и вышло солнце. «Теперь всегда будет Рождество, Кларк», — говорила она с легкой печалью, похожей на грусть после окончания фильма. Ее зубы грустно прикусили губку в ожидании следующего приятного момента жалости к самой себе. Прощай, длинный коричневый дом, прощайте коровник, курятник и маленькая спаленка!
Автобус в сторону северной границы штата отходит не раньше чем через час. Она это хорошо знала, поэтому, перейдя шоссе, направилась в другой лесок к ручью. Там она куском салфетки отмыла задники туфель от красноватой грязи. Дым от ее сигареты был цвета испанского мха. Он медленно поднимался кверху, и казалось, что она в уютной комнате ведет дружескую беседу, а не сидит на открытом воздухе. При звуке мотора она вскочила на ноги. Но это был всего лишь грузовик, ехавший до Нового Орлеана. Затем она на самом деле услышала шум тарахтящего на поворотах автобуса. Она поняла, что это не был грузовик с бензиновым двигателем, по стуку своего сердца, как будто все счастье мира заключалось для нее в этом автобусе. И прежде, чем она осознала, что происходит, она уже голосовала на шоссе. Очень часто она была вынуждена смотреть на автобус, проносившийся мимо нее, не имея возможности его остановить.
