Валерий Рощин - Преступление века
Глава X
Конвергенция
В узеньком, холодном помещении карцера, скрючившись на каменном полу и прижавшись спинами друг другу, лежали двое мужчин. Один — пожилой и щупленький изредка вздрагивал и заходился в приступе долгого кашля, другой — покрепче и помоложе, тут же просыпался, лез в карман и доставал кулек с таблетками. В слабом свете дежурной лампы, спрятанной в нише над входом, он выбирал несколько пилюль различного размера и протягивал старику. Тот безропотно глотал лекарства, нащупывал жилистой рукой алюминиевую кружку, осторожно делал маленький глоток ледяной воды и вновь укладывался, бормоча:
— Ох, благодарствуйте добрий человек. Сам Господь послал вас сюда мне в поможение, сам Господь… Вас как по имени и отчеству?
— Спите отец, завтра познакомимся… — отвечал Лавренцов, чувствуя как дед мастит продрогшую спину поближе к нему, — вот станет вам получше, обо все и потолкуем…
— Ох, вэрно… Утро завсегда краше бессонной ночи. Ну да я уже сплю…
Утром Блюм действительно почувствовал облегчение. Температура после изрядной дозы аспирина спала, а удушливый кашель мучил только когда тот без умолку благодарил спасителя за чудом доставленные снадобья.
— Называйте меня Юрием, — представился, наконец, новый сосед, — а о вас, Моисей Карлович, я премного наслышан.
— Вот как!? — удивленно вскинул брови мастер-оружейник, — ви, возможно, будете обэскуражены, но та слава обо мне, что витает в криминальной срэде, давно раздражает и приносит жуткий врэд.
— ?
— Да-да, Юрий. Ви что себэ думаете — будто я попал в эту темницу, совершив на сэдьмом десятке лет прэступление? Если ви так, то ваши подозрэния — сильный комплимент моему шаткому здоровью.
— Я знаю, почему вы сейчас здесь, — тихо проговорил подполковник, опасливо поглядывая на квадратный проем в верхней части двери, через который скоро должны были подать скудный завтрак.
— Странно… — призадумался еврей, — все вокруг давно знают, за что упекли в тюрьму Блюма, кроме самого Блюма…
Аркадий улыбнулся, глядя на тщедушного, беззащитного узника и, доверительно прошептал:
— Я могу рассказать вам много интересного, если пообещаете сохранить в тайне наш разговор.
Старый мастер насторожился. В его небогатом уголовном стаже имелся опыт общения с засланными «казачками», работавшими за всякого рода поблажки на следователей-ищеек или же на администрации колоний. Что-то уж больно располагал к себе незнакомец, да и факт помещения его вторым постояльцем в одноместный карцер, при пустующих соседних «номерах», говорил в пользу максимальной осторожности.
— Что я могу услышать нового?.. Мне пришлось прожить слишком долгую жизнь, чтобы чему-то всерьез изумляться… — неопределенно ответил он.
— Как знать… Вам же наверняка невдомек, цель заточения в Кресты и, тем более, сюда — в карцер?
— Ви правы, я предэльно возмущен произволом, так что с того!? Или мэня скорее отсюда випустят, узнай я причину?
— Не уверен. С вами встречался следователь? Вас ознакомили с обвинением?
— Нет… — горестно покачал головой дедок, — скоро уже недэля, как о Блюме все забыли.
За дверью послышались шаги. Отставной фээсбэшник стал шептать скороговоркой, словно боясь не успеть сказать главного:
— Вам ничего не говорит фамилия Добрый?
— Добрый… — повторил Моисей Карлович, — да, кажется, припоминаю… Был такой жестокосердный человэк на моей памяти.
Шаги приближались.
— Если вдруг меня или вас сейчас уведут, запомните: автор приказа о вашем помещении в карцер — полковник Добрый. Но прежде, чем предпринимать контрмеры, обязательно свяжитесь со мной — я знаю, что нужно делать…
Дверное окошко с грохотом отварилось и на «кормушке» — небольшой продольной полочке появились два куска хлеба.
— Кружки! — рявкнул контролер, — или без воды хотите остаться?
Левитан подскочил к проему и подставил обе кружки, в которые «кормилец» плеснул грамм по сто мутноватой жидкости.
— Приятного аппетита, — любезно приколол служивый и захлопнул окно.
— Пронесло… — облегченно вздохнул уличный бомбист, — значит, у нас будет достаточно времени, чтобы обо всем переговорить подробно.
— Ви Юрий, меня тяжко заинтриговали. Благодарю… — кивнул Блюм, принимая от сокамерника поило с куском темного хлеба и присаживаясь на табурет.
Беспокойство и сомнения в честности намерений товарища по неволе, понемногу оставляли старика. Слишком уж прямо и открыто смотрел тот в глаза; так же как и сам Моисей Карлович не ведал, что произойдет через минуту, да и лекарства передал вместе с приветом от Лиса. Тот с кем попало, дружбы водить не станет…
— Что же нужно этой важной пэрсоне от бэдного еврэя?
— Доподлинно о низменных помыслов Доброго я изложить не могу — в их сути сам черт не разберется, — начал неспешные объяснения Аркадий, отломив половинку от своего куска хлеба и проглотив нехитрый завтрак. Другую половину он отдал, не смотря на протест, сокамернику. — Ордер на ваш арест подписан городским прокурором на основании подозрения в возобновлении изготовления стреляющих авторучек…
— Помилуйте! — перебив его, вскричал мастер, но, повинуясь предупреждающему жесту собеседника, перешел на шепот: — я баловался изобрэтением этих конструкций восемь лэт назад, за что в поте мозолей трудился в колонии общчего режима три долгих года…
— Я в курсе… — кивнул подполковник запаса.
— Что значит — ви в курсе!? — продолжал негодовать механик-виртуоз, — а извэстно ли вам, чем я усердно занимаюсь пять последних лэт?
Изо всех сил сдерживая улыбку, Лавренцов покачал головой. С минуту старик покашлял, затем пообещал:
— Вот погодите, пусть только все разъяснится, и нас отпустят домой… Я вам покажу плоды моих незабвэнных усилий, только би отпустили… Да, но причем тут авторучки, сделанные до всэмирного потопа?
— Недавно всплыла одна из сбытых вами ранее. Вот следственная часть и решила проверить — старый это грешок Мастера Блюма или же производство заработало вновь.
— Я не сдэлал более ничего, противоречащчего нашим замечательным законам! Да чтоб я устал чесаться на курорте здешнэго Мертвого моря! — забывшись, снова повысил голос обиженный незаслуженными подозрениями, — ну ви-то Юрий, мне хотя би верите?
— Верю, — твердо заверил Аркадий, — а вот господин полковник, не дожидаясь выводов экспертизы, отдал распоряжение заточить вас сюда и сжить со свету.
— Добрый — чрезвычайный и полномочный душегуб… О каких только кавэрзах в его исполнении не доводилось слышать!.. — поежившись, заверил дед. — Ви Юрий внушаете мне щедрое довэрие, но пугаете при этом еще обильнее.
Бывший контрразведчик высыпал в это время из кулька на ладонь оставшиеся таблетки и копался в них, отбирая нужные.
— Признайтесь честно, кто ви такой? — неожиданно с безнадежной тоской попросил еврей.
— Пока не могу… но обещаю: обязательно расскажу всю биографию, как только завершится эта история. Надеюсь, удачно завершится…
— Вашими устами би говорить по радио о повишении пенсии… — вздохнул Моисей Карлович.
Лавренцов мимолетно улыбнулся, видимо, вспомнив о своей нынешней фамилии…
— Ну, начинайте давать мне очерэдную порцию пилюль, да викладывайте главное: что же нам с вами делать дальше…
Аркадий протянул старику приготовленные лекарства. Тот проделал, ставшую привычной за ночь процедуру и как провинившийся школяр замер весь во внимании. Снова делая над собой невероятные усилия, чтобы не расплыться в улыбке от растерянного вида дедули, бывший террорист в законе совершенно серьезно спросил:
— Скажите, остались ли у вас связи с уголовными авторитетами?
— Ну, я же битый час питаюсь втолковать вам жуткое недовольство этим фактом. Стал би я так нервничать, если би моя память, как поет в одной замечательной пэсне, мой знамэнитый соплеменник, была «…укрыта большими снэгами»!?
Сказанного явно не хватало, для четкого понимания сути ответа и подполковник молча смотрел на собеседника, словно удав на кролика.
— Да, Юрий, имэются такие, порочащчие мое доброе имя, связи, — потупив взор, признался Блюм.
— Очень хорошо… — отчего-то одобрил младший товарищ и даже немного повеселел, — а кто-нибудь из них сейчас отбывает срок в близлежащих колониях?
— Эти люди живут там постоянно, покидая нары лишь на время. Выход на волю для них — краткосрочная командировка…
— Чудесно. Тогда сделать нам необходимо следующее…
* * *Шефа Лешка застал в кабинете, пьющего крепкий кофе возле раскрытого окна. Настроения тот был преотменного и опоздания стажера не заметил. Вернее сказать — сделал подобающий вид.
— Ну и какова расстановка сил на личном фронте? — поинтересовался он и поставил перед молодым человеком чашечку с горячим напитком.
