Эллен Полл - Труп на балетной сцене
Но работа полицейского не цепочка развлечений, а постоянное исполнение того, что предписано. И он был обязан смотреть, что оставил после себя очередной погибший. Поначалу ему даже нравилось, что он может совать нос в чужие дела. Мюррей отличался любопытством, и служба давала ему право задавать массу вопросов. Но в последние несколько лет ответы начали бередить душу. Вы знали даму, которую изнасиловали? Вы знали, что это незаконно — проникать на детскую площадку без ребенка? Вы знакомы с законами относительно владения оружием в нашем штате? Какого рода ответы можно ждать на такого рода вопросы?
Серия «Тени», которую начал Мюррей, во многом имела отношение к преступникам и преступлениям, тщательно скрываемой темной стороне человеческой личности. Но он предпочитал думать о ней как о художественном эксперименте, о чем-то вроде игры с содержанием и формой. И поверхностью, которая производила впечатление глубины, двухмерности живописи. И материалом. И денежной стоимостью, возможностью продать свои работы. Это было забавно, но иногда тень ускользала — приковывала глаз и сбивала с толку. И тогда разум тщился отгадать сокрытый в образе символ, так он по крайней мере считал. И теперь экспериментировал с разными источниками света, чтобы одни тени казались темнее других.
Но в тот день, когда Мюррей и Фейлз вошли в квартиру Антона Мора, в ней не было никаких примечательных теней. Два крохотных окошка выходили во двор, а день стоял жаркий, душный, небо затягивали облака, и, судя по всему, через пару часов мог собраться дождь.
Пусть Антон Мор и считался королем балета, но снимал однокомнатную квартиру на третьем этаже пятиэтажного здания без лифта, где жили и другие танцовщики труппы Янча. Его администратор Анита Перес оформила иммиграционные документы и помогла устроиться в Нью-Йорке. Она знала, что вскоре освобождалась эта квартира, но сама ее скорее всего не видела. Помнила только, что квартира находится в приличном окружении и сдается по сходной цене. Но такое жилище никто не порекомендовал бы другу или страдающему депрессией человеку. Она была очень маленькая, тесная. На полу дешевый линолеум, потолок низкий. Кухню предполагалось прятать за раздвижной дверью из планок, но полдвери некогда угодило в аварию, и она лишилась дюжины сегментов. И без того крохотные окна были еще темнее от каких-то казенных ставен. Воздух казался спертым, словно хозяин не появлялся здесь месяцами. Мюррей невольно сравнил квартиру Антона с той, в которой обитала Джульет. Ничего не скажешь, она недурно устроилась.
Когда Фейлз включил верхний тусклый свет, во все стороны расползлись тараканы.
Мор по крайней мере сделал все, что мог, чтобы украсить свое жилище. Центральным объектом комнаты была поставленная по диагонали от угла кровать с пологом на четырех столбиках. Она была застелена черно-белыми простынями, покрыта черным атласным одеялом. Повсюду постланы коврики из овчины. На стенах висели балетные афиши — в некоторых значилось имя ныне уже бывшего жильца квартиры. На небольшом стеллаже расположились несколько книг — главным образом о балете и фитнесе, автоответчик, маленький телевизор, стереосистема и изрядная коллекция джазовых и классических компактов. Черная лакированная китайская ширма образовывала альков, где Мор мог разминаться, — там были гири, маты и какие-то странные штуковины для растяжки. На кухне стоял единственный стол, который выполнял функции и журнального, и письменного, и обеденного. И хотя квартира производила впечатление опрятной (на сушке рядом с раковиной Мюррей заметил перевернутую вверх донышком мисочку для каши), этот стол был завален бумагами, главным образом нераспечатанной почтой.
На автоответчике моргала лампочка, и Фейлз, указав кивком напарнику на аппарат, подошел и проиграл записанные сообщения. Последовали обычный гул, щелчки, и механический голос произнес: «Три сообщения».
Первое подтверждало запись к стоматологу на следующий понедельник.
— Господи, до чего я ненавижу покойников, — не удержался Лэндис от ненужного комментария. — Почему они так скоропостижно уходят из этого мира?
«Следующее сообщение, — продолжал гнусавить автоответчик. — Антон, это Фрэнк. У меня есть кое-что, что может тебя заинтересовать. Позвони, если надумаешь».
Детективы переглянулись. Мюррею уже приходилось пару раз расследовать убийства вместе с Фейлзом. Напарник был ленив — никогда не делал ничего, о чем Лэндис его специально не просил. Но отличался сообразительностью.
— Наркодилер? — предположил Мюррей.
— Десять к одному, — согласился Фейлз.
Фрэнка сменил женский голос: «Привет, Антон, это Аманда. Подруга Кортни. В субботу вечером мы собираемся в клуб „Парадизо“. Около полуночи. (Около полуночи?) Хочешь пойти? Может, развлечемся втроем?» — Голос растворился в хихиканье, затем исчез. Некоторое время в аппарате раздавался скрежет, словно девушка никак не могла попасть трубкой на рычаг. Мужчины вновь переглянулись.
— По крайней мере депрессия не удерживала его дома по вечерам, — заметил Фейлз.
— Том, давай разделимся, — предложил Лэндис. — Что ты скажешь, если я попрошу тебя заняться светской жизнью Антона, а сам возьму его работу в труппе? — Он начал ковыряться в бумагах на столе (письма, счета, балетные программки). — Переговори с этой Амандой и наркоторговцем, если мы правильно решили, что Фрэнк зарабатывает наркотиками. А я начну таскать в участок балерунов.
— Собираешься в этом копаться? — удивился Фейлз.
— Во всяком случае, начну, потрачу пару деньков. — Акцент Мюррея заметно усилился, голос стал грубоватым, как обух. Он не хотел, чтобы напарник подумал, будто он пляшет под дудку Джульет Бодин. Мюррей нисколько не верил, что его старинная знакомая замешана в каких-нибудь противоправных действиях. И если честно, прислушивался к ее мнению. Хотя почти не думал о ней со времен колледжа, отнюдь ее не забыл. И как только увидел, почувствовал пьянящую, мучительную волну интереса. Ему пришло в голову, что если бы тогда, в колледже, он не связался с Моной, то попытался бы покорить Джульет. Она отличалась мягкой, ухоженной красотой, своеобразным привкусом затаенного изобилия. А к дочерям изобилия Мюррея, слава Богу, тянуло всегда.
И это их неизменно возмущало.
Джульет Бодин отличалась сообразительностью. И теперь тоже наверняка права: в напиток кто-то сыпанул наркотик.
— Если с шипучкой не обломится, мы бросим дело, — добавил он. — Просто я не хочу спешить, чтобы ничего не пропустить. Понимаешь?
Брови Фейлза дрогнули, и Мюррей понял — тот собирался ответить «нет», но промолчал. Это была еще одна хорошая черта его напарника.
— Я вернусь в студию, — продолжал Лэндис, — возьму пару бумажек и, может быть, пообщаюсь с парой человечков. Разберешься с этим дерьмом? — Он сгреб в горсть программки и древнюю корреспонденцию, распечатки автоматической системы телефонного узла. — А я осмотрю его раздевалку у Янча. И еще хочу позвонить в службу иммиграции и натурализации, может, даже свяжусь с Интерполом. Вдруг там что-нибудь известно? Чем черт не шутит — для девятнадцатилетнего паренька он изрядно поколесил по свету. Да, и надо поговорить с его психиатром.
— Удачи! — пожелал Фейлз и закатил глаза. Он несколько раз пытался выудить сведения у психиатров, но всегда безрезультатно. Конфиденциальность общения с пациентами. Права человека, с отвращением думал детектив, усаживаясь на кровать и принимаясь за корреспонденцию.
В штате студни Янча состояло шестьдесят три танцовщика плюс четыре балетмейстера-женщины и два мужчины, четыре пианиста, руководитель службы по связям с общественностью и три ее сотрудника, заведующий хозчастью со штатом в двадцать человек: электрики, плотники, помощники костюмеров и прочие; художественный руководитель, исполнительный директор, врач на договоре со своим массажистом, дама в приемной плюс дюжина всяких секретарей, бухгалтер, административная служба и курьеры. Не все из них присутствовали на прогоне в среду 14 июля. Но список зрителей подобрался к сотне. Не говоря уже о куче приглашенных, среди которых были: пара членов Совета, пара курьеров, трое заглянувших позвонить добровольных сборщиков средств, корреспондент журнала «Танец», который брал интервью у Макса Девижана, бригада из трех человек по ремонту кондиционеров и женщина, которая назвалась супругой одного из солистов, но, как выяснилось, была его обкуренной подружкой, продавец, который обслуживал торговый автомат (Лэндис поставил галочку напротив его фамилии), и Джульет Бодин.
Лэндис не видел проблемы в том, чтобы допросить всю сотню свидетелей или сколько их там наберется, но хотел убедиться, что был предмет для разговора. Детектив сел за свой стол, немного подумал, поднял трубку и позвонил в студию Янча.
