Марджери Аллингем - Полиция на похоронах. Цветы для судьи (сборник)
– Где вы это нашли? – спросил он, указывая на первый цилиндр.
Мистер Кэмпион скромно описал события минувшей ночи. То, что Джойс присутствовала при обнаружении цилиндра, инспектору не понравилось, зато он пришел в восторг, узнав о тайнике.
– Отпечатков на набалдашнике не было? – уточнил он. – Да что я спрашиваю, и так ясно… Дом практически стерилен. Если и были какие-то отпечатки, мы их вчера собрали. Но как вы додумались, где искать? Девчушка надоумила?
Кэмпион помотал головой.
– Нет, не угадали. Я сам нашел. Это было единственное место, куда бы вы не додумались заглянуть.
Станислав бросил на него слегка удивленный взгляд.
– И часто вы прячете вещи в набалдашниках?
– В детстве часто прятал, – с достоинством ответил мистер Кэмпион. – На моей кроватке были латунные набалдашники. До сих пор помню их вкус.
Инспектор хмыкнул.
– А на моей вообще набалдашников не было. Везет же некоторым. Наконец-то дело сдвинулось с мертвой точки! Я так и думал, что кто-то подмешал яд в старухино лекарство. Говорят, любая женщина за сорок хоть что-нибудь да принимает. На них эти шарлатаны и наживаются. Просто диву даешься, сколько людей уверены, что мой блестящий ум – результат применения всевозможных снадобий, мазей и пилюль. Так-то лучше! – повторил инспектор и просиял. – Все же взгляну на вещественное доказательство. Наверняка там всюду отпечатки пальцев покойной.
Осторожно сжав цилиндр в платке, он взял еще один платок в другую руку и открутил крышку.
– Половины пилюль не хватает, – заметил он. – Лишнюю бумагу она не оторвала – это большая удача. Может, там остались следы морфия или болиголова. Раньше наша лаборатория звезд с неба не хватала, но теперь они взялись за ум. Прямо диву даешься. Если позволите, я это заберу.
Он собрал в кулак углы носового платка и осторожно поместил сверток обратно в бумажный пакет.
– Это все? – осведомился инспектор, поднимая голову.
Мистер Кэмпион сел обратно в кресло и поморгал, дружелюбно глядя на приятеля.
– Баш на баш, – сказал он. – Из какого оружия убит Эндрю?
– Извольте, расскажу – только что толку? Стреляли из армейского револьвера системы Веблей-Грин, таких в стране целая прорва. Если бы мы нашли сам револьвер, то, возможно, обнаружили бы в нем какой-нибудь изъян, который отразился и на пуле. Но его еще надо найти. Когда мне в четверг рассказали про оружие, я сразу понял, что дело – труба. Клянусь, я съем свою шляпу, если по этому делу кого-то признают виновным, – с горечью добавил он. – Старую коричневую, в которой я арестовал Саммерса.
Кэмпион никак не прокомментировал это заявление, и инспектор продолжал:
– А что с рукой Фарадея? Как это случилось? Не знаю, слышали вы или нет, но старик не может нам толком объяснить, где он пропадал целых двадцать пять минут – аккурат в день исчезновения Сили. Двадцать пять минут! Рассказы свидетелей о том воскресном обеде не сходятся.
Мистер Кэмпион откинулся на спинку кресла и поразмыслил над положением дяди Уильяма, а заодно и над своим собственным. Наконец он просто и без обиняков изложил все дело, ничего не преувеличивая и не умалчивая. Когда он закончил, инспектор уставился на него с разинутым ртом.
– Да уж… Неплохо! Жаль только, присяжных этим не проймешь.
– Нет, конечно! – в ужасе произнес мистер Кэмпион. – Дорогой мой, давайте трезво оценим ситуацию. У нас есть показания сэра Гордона Вудторпа. Он наверняка вспомнит пациента, который представился чужим именем, и, конечно, узнает Уильяма в лицо. Дальше – револьвер. Его вы рано или поздно найдете, это точно. И наконец, веревка… полагаю, вы сравните обрывок шнура в детской с той веревкой, которой был связан Эндрю?
– А то, – мрачно ответил инспектор. – Все-таки не зря они вас пригласили, Кэмпион, даром что роль вам отведена странная. Ладно, вернемся к Уильяму. Я вашу историю еще не проверял, понятное дело, но не нравится мне этот старик, хоть убей. Выкладывайте все, раз уж начали. Вы его знаете лучше меня. В конце концов, – скорбно добавил он, – если на свете когда и будет дело, в котором у человека вроде меня появится шанс выставить себя сказочным дураком, так это оно.
– Ну, – с расстановкой проговорил Кэмпион, тщательно подбирая слова, – как я уже говорил, ночью Уильям вылил пузырек йода себе на рану. Сразу после этого ему стало дурно, он практически рухнул в обморок, но быстро пришел в себя. Мне показалось это странным. Приступ длился не больше минуты, и я решил было, что у старика расшалилось сердце. Однако утром я задал несколько вопросов доктору Лавроку, который зашивал ему руку, и узнал, что сердце у Уильяма работает как часы. Тогда возникает вопрос: откуда приступ?
– Да мало ли откуда, – проворчал инспектор. Рассуждения друга его явно не впечатлили. – Может, приступ был частью спектакля.
Молодой человек помотал головой.
– Я, наверно, недостаточно ясно выражаюсь. Никаких доказательств у меня пока нет, но я уверен в том, что видел. Минувшей ночью старик был изрядно напуган и немного – самую малость – отравлен.
Станислав уставился на него и через мгновение захохотал.
– Отравленный кинжал в ночи? Ха-ха! У нас тут полицейское расследование, дружище, а не феодальные войны, к котором вы привыкли.
Мистер Кэмпион ничуть не обиделся.
– Ладно, можете не слушать предсказания цыганки. Однако я продолжу свою речь в защиту мистера Фарадея – или дяди Уильяма, как я всегда называю его про себя, – и посоветую вам навести справки во всех кабаках между Гранчестерскими лугами и «Обителью Сократа». Вы узнаете, что в роковой день дядя Уильям зашел в бар, пропустил рюмку и отбыл. При этом он наверняка вел себя немного странно. Уильяма вспомнят, он здесь известный персонаж.
И опять-таки инспектор был не впечатлен.
– Если у него есть алиби на те неучтенные двадцать пять минут, обвинение не склеится. Хотя, полагаю, при малейшем намеке на неприятности его семейка и так наймет прыткого адвоката. Как по мне, Кэмпион, именно в этом месте наша судебная система дает слабину. Если у человека есть деньги, ему ничего не стоит нанять адвоката. Если денег нет, по закону ему дадут какого-нибудь щенка, который еще и тявкать не научился. А уж в обвинении всегда работают профи. Не нравится мне это дело, ох не нравится. Я здесь чужой. Нет, хорошие ребята тут есть, да только им скандалы нужны не больше, чем твоему приятелю-адвокату. С чего вы вообще решили, что Уильям Фарадей по дороге домой заглянул в паб – даже если мы поверим его нелепой истории про потерю памяти?
– Когда дядя Уильям впервые столкнулся с этим неприятным недугом, – ответил мистер Кэмпион, намеренно игнорируя последние слова инспектора, – он очнулся напротив католической церкви со стаканом в руке. Значит, перед этим он вошел в паб, заказал там спиртное и прямо со стаканом вышел на улицу. Посудите сами: амнезия – это ведь своего рода паралич, согласны? Разум отключает сознание и память, потому что они несут запреты и ограничения. Нет памяти – нет ограничений, и можно с чистой совестью пропустить стаканчик.
– Как у вас все складно выходит. Но история с холодной ванной сюда не очень-то вписывается.
Мистер Кэмпион на несколько секунд погрузился в молчание.
– Хотелось бы мне знать, какое отношение имел к холодной ванне покойный Эндрю. Нам с вами крупно повезло, что мы не успели познакомиться с этим типом лично, Станислав.
Инспектор хмыкнул.
– Будь моя воля, я бы в этот чертов особняк вообще не совался. Куда приятней распутывать старые добрые ограбления. Что ж, спасибо за сведения – они весьма интересны, вот только проку от них никакого. Куда ни глянь – всюду сплошные фокусы. Но кто фокусничает?
Мистер Кэмпион кивнул.
– В доме творится нечто странное. Очень, очень странное.
– Безумие, – заявил инспектор. – Что-нибудь с суффиксом «-изм». Психологи нашли бы, чем тут поживиться. Несправедливо: слова химика-лаборанта – следственный материал, а слова психолога – нет.
– К вопросу о справедливости: вы нашли кузена Джорджа?
– Очередная невыполнимая задача, – буркнул инспектор. – Мы напечатали в газетах его описание и просьбу связаться с полицией, но, конечно, все без толку. Адреса у него нет, никто здесь про него не слышал, и в городе он, похоже, не останавливался. Известно лишь одно: в четверг он был в Лондоне. Теперь мне ясно, почему он сбежал при виде девушки. А вот она вела себя довольно подозрительно. Вообще она какая-то подозрительная, если хотите знать мое мнение. И да, про семейный скандал я слышал, – поспешно добавил он, опередив Кэмпиона. – Я прекрасно понимаю, что для такой семьи любой пустяк может значить куда больше, чем, например, для моей.
Оба немного помолчали, потом инспектор заново раскурил трубку.
– Все эти умозрительные рассуждения до добра не доведут, – сказал он и внезапно улыбнулся Кэмпиону. – Надо отыскать орудие убийства. Двое человек слышали выстрел, кстати. Муж и жена, живут в доме на Гранчестер-роуд. Они слышали, как в воскресенье на берегу реки что-то грохнуло – примерно без пяти минут час. Муж говорит, он открыл дверь и выглянул на улицу, но на лугах лежал густой туман, ни зги не видно. «Молочная погода», говорит. Видимо, местные так называют весенний туман, хотя поди их разбери. А как здорово убийца рассчитал время, а? Воскресный день, все сидят по домам, обедают.
