Наталья Солнцева - Джоконда и паяц
Вопреки здравому смыслу он все же поехал в кафе. Светланы, естественно, и след простыл. Посуду, из которой они с Алиной пили и ели, давно убрали. Официантка, которая их обслуживала, согласилась поговорить с Лавровым – за скромное вознаграждение.
– Я журналист, а одна из этих дам – модная художница. Я хотел взять у нее интервью, – объяснил он, умалчивая о трагическом происшествии. – Не решился. Надеюсь, в следующий раз мне больше повезет.
– Да, – кивнула девушка, поправляя воротничок блузки. – Она была странно одета.
– Богема!
– Да, – повторила официантка. – И прическа ужасная. А вторая ничего, красивая. Они очень разные.
– О чем они говорили?
Девушка сдвинула выщипанные бровки, добросовестно пытаясь вспомнить.
– Я не прислушивалась…
– Ну, может, слово какое-нибудь уловили, фразу?
– Н-нет.
– Вы меня без ножа режете, – усмехнулся Лавров. Его очарование действовало на официантку как-то замедленно. Она казалась уставшей.
– Знаете, – встрепенулась девушка. – У той… у художницы, было такое странное лицо. Белое, накрашенное, как маска. И вторая сказала ей: «Ну, ты и вырядилась!»
Лавров подумал, что при первой встрече со Светланой у него с языка чуть не сорвалось нечто подобное. Вырядилась! Это про декораторшу. И краски она не жалеет. Размалеванная, как клоун.
– А раньше они здесь появлялись?
– Я не помню, – покачала головой официантка. – Кажется, нет. Художницу я бы точно не забыла.
– Больше ничего необычного за этими дамами не заметили?
Официантка подняла на него глаза, в которых мелькнул и погас проблеск удивления.
– Кроме внешнего вида нет… ничего. Они о чем-то болтали, почти не ели. Пирожные остались… правда, кофе выпили.
– Вы убирали остатки еды?
– Я, – кивнула девушка.
– Могу я на них взглянуть?
Щеки девушки покрылись пятнами. Перечить журналисту она побоялась. Пропишет в своей газетенке, ее сразу уволят. Лучше признаться.
– Целое пирожное мы с Женей съели, – выдавила она. – А недоеденное собаке бросили. У нас на заднем дворе собачонка живет, мы с Женей ее подкармливаем.
– Покажите собачонку, – попросил Лавров.
Официантка окончательно смутилась.
– Извините, мне некогда. Вы сами можете пройти через черный ход. Жулька наверняка там, возле мусорки.
Лавров поблагодарил девушку, оставил ей свой номер телефона, – вдруг вспомнит еще что-нибудь, – и с чувством выполненного долга попрощался. Даже не предупредил, чтобы она помалкивала об их разговоре. Вряд ли еще кому-то придет в голову выяснять, где находилась погибшая Алина Кольцова перед тем, как попасть в аварию.
«Ты зря теряешь время, Рома, – поддел его внутренний голос. – Если бывшая жена художника подмешала Алине яд, то не в пирожное. Ведь официантка и ее подружка Женя живы и невредимы. Собачка наверняка тоже в порядке».
Лавров убедился в этом, едва оказался на заднем дворе. К нему, виляя хвостом, подбежала кудлатая Жулька.
– Значит, яд был в кофе…
Первым его побуждением было поехать к Светлане и поднажать на нее как следует. Но где ее искать, дома или в театре? И чем пугать? Голословных обвинений будет мало, а уликами он не располагает. Он не удосужился хотя бы снять встречу в «Пионе» камерой мобильного телефона. Растяпа!
Взбудораженный и злой на себя, Роман вернулся к месту аварии. Тело Алины уже увезли. Теперь все зависит от экспертизы. Кровь погибшей проверят на наличие алкоголя и наркотических веществ. А на яд?
Он позвонил знакомому патологоанатому и получил неутешительную консультацию. Скорее всего, эксперт ограничится стандартными в таких случаях анализами. Никаких специальных дополнительных исследований проводить не будут.
Лавров и сам это знал. Не платить же эксперту из своего кармана, чтобы тот…
– Тьфу!
В голове крутился мотивчик про тореадора, которому пора было идти в бой.
– Черт бы побрал этого Артынова с его женами и натурщицами! Черт бы побрал Рафика с его платонической любовью! Черт бы побрал Глорию с ее предсказаниями!
Лавров чувствовал себя разбитым, опустошенным. Вскипевшая было злость излилась жалостью к молодой красивой женщине, превратившейся в груду мяса и костей. Всего пару часов назад она еще улыбалась и пила кофе, а теперь лежит в морге вместе со своим не родившимся ребенком. Позвонить Рафику?
– Только не на ночь глядя, – прошептал он. – Завтра.
Хотелось забыться, отогнать прочь мысли о непоправимости смерти, которую он не сумел предотвратить. И он набрал номер Ложниковой.
– Ты? – обрадовалась она. – Я думала, ты больше не позвонишь.
– Мы можем увидеться?
В трубке повисло молчание. Эми перебирала варианты.
– У Валеры сегодня бильярд в клубе, – сообщила она. – Допоздна. Туда он меня не берет.
– Где встретимся? В гостинице?
– Лучше у тебя. Только не надолго…
Черный Лог
Мастерская Глории, в отличие от мастерских художников, походила на что угодно, кроме помещения, где работает живописец. Хотя тут хватало и картин, и мраморных бюстов, и прочих интересных вещей.
Самыми загадочными были семь медных кувшинов с горлышками, закрытыми «сулеймановой печатью». В каждом кувшине пребывала некая магическая субстанция, которую Глория называла джинном.
– Вот ты где, – прошептала она, касаясь одного из кувшинов с эмалевой вставкой в виде шута. Круглая рожица его покоилась на круглом, как у балаганного Пьеро, воротнике. Голову увенчивал двурогий колпак с бубенчиками на концах. – Кто не спрятался, я не виновата!
Кувшин чуть заметно покачнулся, издавая звуки, похожие на смех. Очень тихие, едва различимые.
– Их слышу только я, – вздохнула Глория.
– У тебя чудесный слух! – отозвался карлик. Он сидел на диване и болтал короткими кривыми ножками.
– Ты меня напугал.
– Прости, моя царица. У меня и в мыслях не было пугать тебя. Я соскучился.
– Паяц водил меня в свою галерею, – сказала она. – Показывал картины. Это было во сне.
Агафон кивнул, словно она говорила о чем-то само собой разумеющемся.
– Искусство – один из параллельных миров, который соприкасается с миром людей, – объяснил он. – Тесно соприкасается. Ты можешь его видеть, слышать и осязать. Творчество туманно и загадочно, в нем есть сумеречные зоны и мрачные лабиринты. Его феерический блеск порой обманчив.
– Разве вдохновение бывает злым? – спросила Глория.
– Зло вездесуще, – глубокомысленно изрек Агафон и покосился на кувшин с шутом.
Глория проследила за его взглядом, а когда повернулась, карлик исчез. В последнее время он не баловал ее своим присутствием. Внезапно появлялся, отпускал пару реплик и так же внезапно пропадал, словно растворяясь в пространстве своего бывшего жилища.
– Спасибо. Обнадежил! – всплеснула она руками, не желая признаваться, что ей не хватает этого мудрого уродца.
В дверь мастерской постучали, и великан Санта зычным голосом объявил:
– К вам посетитель, Глория Артуровна. Бандит и грабитель, которого вы запретили поучить уму-разуму. Пашка Майданов, чтоб ему пусто было. За воротами стоит. Пускать?
– Пусти, пожалуй…
– В дом вести или вы выйдете?
– Веди в дом.
Возмущенный такой лояльностью к нарушителю спокойствия, Санта, тем не менее, не посмел возразить. Слово хозяйки – закон. Он шумно вздохнул, потоптался на месте и скрылся за дверью.
– К нам гость, – усмехнулась Глория, глядя на диван, где минуту назад сидел Агафон. – Кажется, я знаю, зачем он явился. Чего доброго, станет в любви признаваться. Вот смех-то!
– Над любовью не смеются, – прозвучало откуда-то сверху.
* * *Молодой человек с любопытством и некоторой робостью разглядывал убранство каминного зала. Вся гамма оттенков красного гармонично сочеталась с бронзой багетов, светильников и люстры.
– Прикольно… как в музее. И камин…
– Нравится? – улыбнулась Глория.
– Я такие комнаты только по телику видал, в сериалах, – признался Павел. – Но чтобы у нас в деревне…
– Чем обязана твоему визиту?
– Я деньги принес, – смутился парень. – За разбитое стекло. Вот…
Он положил на столик пару купюр и сунул руки в карманы джинсов. Хорошим манерам его не научили. Кому было учить-то? Зато благодаря книгам Павел говорил на приличном русском языке.
– Если хотите, я сам стекло поменяю, – предложил он. – Я же обещал.
– Стекло Санта уже вставил.
– Да? Я так и думал.
Глядя на «грабителя», Глория невольно залюбовалась. Он оказался куда привлекательнее, чем в прошлый раз. Привел себя в порядок, подстригся, побрился, подтянулся. Рослый светлоглазый блондин с нежными, как у девушки, губами. Женщины от таких без ума.
– Нашел работу? – спросила она, чтобы поддержать беседу.
– Не-а…
Она чуть не брякнула про сестру в Москве, но вовремя прикусила язык. Сестры-то уже нет в живых. А Павел, похоже, ни слухом ни духом.