Ева Львова - Вердикт: невиновен!
– Никого я не видел, я только собрал деньги в прихожей и ушёл, декан уже мёртвый был!
– Что ж ты, негодяй, девчонок дуришь? Признавайся, шантажист фигов, что тебе от них нужно?
На шум из комнаты выбежала Юля, собирая в хвост растрепавшиеся белокурые волосы, и даже Виталик, заинтригованный возгласами, собрался с силами и дошёл до дверного косяка, за который и держался, покачиваясь. Пока мужчины ругались, Лиза с индифферентным видом курила, пуская дым в лицо Миносяна, тем самым выражая своё к нему отношение. Прижатый к стене Гарик окончательно скис и, скривив лицо, точно собирался заплакать, тихо проговорил:
– Я хотел, чтобы Исаева или Щеглова стали суррогатными матерями для моей семьи. Мать перенесла в детстве тяжёлую операцию и не может иметь детей, а ей так хочется собственного ребёнка!
– Что ты несёшь, она же смогла родить тебя! – возмутился наглой ложью Борис.
– Я не родной, я приёмный сын, – чуть слышно прошептал Гарик, отрывая руки Бориса от бортов своего пиджака.
– Ха-ха-ха, как трогательно, – цинично проговорила Исаева, раскуривая новую сигарету. – Можно подумать, что здесь собрались одни подкидыши да приёмыши.
– Молчи, дура! – выкрикнул Миносян и, сорвавшись с места, пустился бежать по коридору.
Уставший, но довольный Борис вышел из общежития и направился к проходной. Сгорая от нетерпения, я дожидалась приятеля у ворот. Распахнув дверцу «Мини-Купера», Устинович-младший рухнул на переднее пассажирское сиденье и торжествующе проговорил:
– Агата, поздравляю! Миносян возвращается в список подозреваемых! Ты не поверишь, но он тоже не родной ребёнок, а усыновлённый. Так что его матерью очень даже запросто может быть Эмма Глаголева. Теперь твоя задача – выяснить, как звали настоящих родителей Гарика Миносяна. Но знаешь, что симптоматично? Лиза Исаева ни слова не возразила Миносяну, когда он обвинил её в убийстве профессора. Может, ты права, и именно Лиза убила декана?
– Не могу сказать, что ты меня обрадовал, – честно призналась я, – но всё равно ты, Борька, молодец. Я тебе очень благодарна. Давай отвезу тебя домой.
– И это всё? – разочарованно протянул приятель, капризно вытягивая губы.
– На сегодня – да, – я решительно пресекла попытку поцелуя и повернула ключ в замке зажигания.
После условной победы Бориса ехать домой не хотелось, поэтому я отправилась на дачу. На даче был дед, который мог этим же вечером по своим каналам узнать, кого родила в ИТК номер тринадцать Глаголева Эмма Васильевна. Я была уверена, что дед найдёт ходы и, несмотря на поздний вечер и пренебрежение его советами, я получу нужную информацию в течение пары часов. Письма, вернувшиеся нераспечатанными из женской колонии, не давали мне покоя. Значит, Черненко всё-таки раскаялся и даже посылал Эмме деньги, но гордая девушка отказывалась брать подачки от насильника.
На даче играли в преферанс. В гостиной за столом сидели четыре сосредоточенных мужчины и изучали зажатые в руках карты. Один из них был дед, трое других – соседи, которых я знала с детских лет. Бабушка, с комфортом устроившись в кресле, раскладывала на ломберном столике мудрёный пасьянс. Я загадала: если выиграет Олег Васильевич, я попрошу деда помочь. Если дядя Серёжа – не буду никого ни о чём просить. Смирюсь с судьбой и стану ждать завтрашнего утра, когда, быть может, придёт из колонии ответ на официальный запрос. А может, и не придёт. Или не завтра. В общем, как фишка ляжет. А если победу одержит Вагиз – я вслух порассуждаю о трудностях адвокатской судьбы, а там уж как получится. Дед был не в счёт, он выигрывал почти всегда, поэтому на него я загадывать не стала. В этот раз деду не повезло – выиграл Вагиз, и я принялась жаловаться на жизнь.
– Прямо даже не знаю, когда смогу получить сведения из женской колонии номер тринадцать, – ни к кому не обращаясь, проговорила я, наблюдая, как игроки выбираются из-за стола, чтобы размять ноги.
– Это в Судке под Владимиром? – оживился дядя Серёжа. – Знаю я эти места, у меня там друг начальником медчасти служит.
– Да что вы говорите? – обрадовалась я. – И давно?
– Да, считай, всю жизнь. Начинал с простого фельдшера, – добродушно улыбнулся сосед.
– Дядя Серёжа, миленький, позвоните своему другу, попросите поднять базу данных и узнать, кого в девяносто первом году родила Эмма Васильевна Глаголева! Девочку или мальчика? Для меня это вопрос жизни и смерти! А то прожду официального ответа две недели, а у меня подозреваемый томится в СИЗО!
Толстый дядя Серёжа снова заулыбался и, доставая пачку сигарет, проговорил:
– Иди спать, егоза. Завтра с утра узнаешь, кто родился у твоей Глаголевой.
– Балуешь ты её, Сергей, – недовольно протянул дед. – Агата – обычный адвокат. Пусть привыкает обходиться простыми адвокатскими средствами, а не включать рычаги и жать на педали. Пусть посылает запрос и ждёт ответа!
– Да ну, Владлен, брось! Почему не помочь девочке, если есть возможность? – встал на мою защиту Олег Васильевич.
– Спасибо вам, Олег Васильевич! И вам спасибо, миленький дядя Серёжечка!
Я подбежала к отзывчивому соседу, порывисто обняла его, чмокнула в щёку и умчалась в свою комнату.
– Эх, почему у меня нет друга в колонии города Судок? – завистливо вздохнул Вагиз, глядя мне в след. – Меня бы тоже красивые девушки целовали…
Оставшись одна в своей комнате, я почувствовала прилив энергии и захотела сделать ещё что-нибудь полезное. Достала блокнот, в который кропотливо заносила всю информацию по делу профессора Черненко, и извлекла из кармашка сумки коммуникатор. Телефонный номер Миносянов был записан во время моего визита на Планерную, мне продиктовала его Гаянэ. Я решила, что нужно поговорить с женщиной и убедить её рассказать правду о настоящих родителях Гарика. Нажимая нужные кнопки, я подбирала слова, которые скажу приёмной матери Миносяна, и даже нашла их, но только никто не стал меня слушать.
– Добрый вечер, Гаянэ, это адвокат Агата Рудь, – представилась я и тут же получила гневную отповедь.
– Вы бессовестная женщина, – сердито проговорила матушка Миносяна. – Как же вам не стыдно? Я вам рассказала всё как порядочному человеку, а вы натравили на моего мальчика пьяного бугая! Оправдывая своего клиента, вы готовы оказывать давление на первого попавшегося свидетеля, чтобы свалить на него вину, но с Гариком у вас ничего не получится!
– Гаянэ, послушайте, – встряла я в сердитый монолог собеседницы, но меня тут же перебили:
– И слушать не хочу! Не смейте больше сюда звонить, а то обращусь в полицию и расскажу о ваших методах работы!
Пробормотав «Эх, Боря, Боря», я рассудила, что сегодня я сделала всё возможное, и отправилась спать. Половину ночи ворочалась, гадая, что же утром скажет дядя Серёжа, но потом всё же заснула. Звонок в дверь прозвучал как гром среди ясного неба. Пока я надевала тапочки и натягивала халат, бабушка впустила соседа.
– Эй, егоза, – прозвучал в прихожей голос дяди Серёжи. – Спускайся, чего скажу.
Сбежав по ступенькам, я остановилась в ожидании рядом с бравым генералом МВД.
– Дозвонился я до Миши, он поднял выписки за девяносто первый год и выяснил, что Глаголева Эмма Васильевна родила двойню – мальчика и девочку. Ну что, помог я тебе? – подмигнул сосед.
Я пробормотала слова благодарности и, обескураженная вновь открывшимися обстоятельствами, отправилась умываться.
Съев под бдительным контролем бабушки тарелку овсянки с мёдом и запив завтрак ромашковым чаем, я отправилась к себе наверх, чтобы поразмышлять над полученной информацией. Выходило, что мстить за мать могли как Миносян и Мызин, так и Лиза Исаева. Кроме того, детишки Глаголевой, разлучённые в детстве, могли узнать друг о друге, вступить в преступный сговор и на пару расквитаться за мать с её обидчиком.
Всё утро я звонила Борису, чтобы рассказать сногсшибательную новость, но телефон приятеля не отвечал. Спустившись вниз, в гостиную, где бабушка раскладывала утренний пасьянс, я стала причитать и жаловаться на приятеля.
– Да, Агата, – вспомнила вдруг бабушка. – Звонила Фира Самойловна и просила с тобой поговорить. Она считает, что ты плохо влияешь на Борю.
– Каким это образом? – опешила я.
– Спаиваешь парня. Борис пришёл вчера домой в совершенно пьяном виде и сказал, что был на именинах Владлена Генриховича, там и набрался.
От неожиданности я села прямо на стол, где были разложены бабушкины карты, а Ида Глебовна, согнав меня с пасьянса, невозмутимо продолжала:
– Фира тут же вывела всех нас на чистую воду, заявив, что, если уж на то пошло, именины деда должны праздноваться в день рождения Ильича, двадцать второго апреля, коль он назван в честь вождя мирового пролетариата, а никак не в конце октября. По-моему, мадам Устинович на нас сильно обиделась, так что можешь Боре не звонить, всё равно он не возьмёт трубку. Мальчик так сильно любит маму, что наверняка не захочет её расстраивать. Кстати, – назидательно продолжала бабушка, – достаточно посмотреть, как мужчина относится к матери – так же он будет относиться и к жене. А более внимательного сына, чем Борис, я не знаю. Разве что Вагиз Кантария. Так что присмотрись к этим мальчикам, моя дорогая.
