Наталья Борохова - Адвокат амазонки
– Ты думаешь, что у меня есть повод убиваться? – спросила ошеломленная Елизавета.
Мерцалов понял, что сказал лишнее.
– Я не то имел в виду. Тебе не надо заморачиваться, только и всего. У тебя все нормально. Фигура в порядке, да и лицо тоже. К чему ты задаешь такие вопросы?
– К тому, что женщине иногда нужно слышать, что она красивая и лучше ее на свете нет. Даже если это не так! – едва не закричала она. – Даже если я, как ты говоришь, не супермодель. Даже если во мне роста только метр и шестьдесят сантиметров! Неужели во мне нет ничего, что бы восхищало тебя? Если ничего тебе во мне не нравится, то позволь спросить, зачем ты со мной живешь? Боишься раздела имущества?
– Какая муха тебя укусила? – изумился Андрей. – Вчера ты доставала из-за Лыкова, будь он неладен! Сегодня требуешь комплименты и портрет в придачу. Ты ведешь себя странно.
Дубровская развернулась и, уже не заботясь о походке, ушла в спальню. Она вышла оттуда через три минуты, надев на себя джинсы и тонкий трикотажный свитер. Глаза ее были сухи, губы сжаты. Всю дорогу до магазина она молчала. Не проронила она ни слова и потом, когда, забив багажник машины всякой снедью, они направились к выезду из города.
Отчаявшись разговорить жену, Андрей включил громче радио. Так они и ехали бок о бок, как два случайных попутчика. Елизавета посматривала то по сторонам, то на дорогу, то тайком кидала взгляд на сосредоточенный профиль мужа. Его тоже нельзя было назвать красавцем в классическом смысле этого слова, но Лиза без труда нашла бы для него не менее десятка приятных слов. Он же не постарался выдавить из себя ни одного мало-мальски годного комплимента. Он даже назвал ее «нормальной», что, на взгляд Дубровской, было равносильно обвинению ее в уродстве. Если разобраться, дело было вовсе не во внешности. Когда женщина спрашивает мужчину: «Красива ли я?», она часто подразумевает: «Любишь ли ты меня?» С этой точки зрения у них с Андреем все было безнадежно. Нормальной внешности жена требовала к себе спокойного отношения. Неудивительно, что он не заметил, как идет ей нежный зеленый цвет, какой стройной становится ее фигурка, как тонкая шпилька прибавляет целых семь сантиметров ее росту.
Их первые минуты совместного отдыха были омрачены недовольством Лизы и их короткой размолвкой. Быть может, поэтому три погожих летних дня, проведенные на природе, показались им невыносимо долгими. Со стороны казалось, что у них все по-прежнему. Андрей много шутил, играл с отцом в теннис, шумно парился в бане. Он делал вид, что ссора – всего лишь проблема Лизы, и если у нее есть охота, то пусть себе дуется сколько угодно. Он обращался к ней лишь по мере необходимости, вежливо и очень отстраненно. Она же постоянно искала уединения: читала, сидя на веранде в плетеной качалке, там же дремала и в промежутках размышляла. Обо всем. Поневоле, мыслями возвращаясь к своей последней встрече с Виталием, она сравнивала двух мужчин, и сравнение это было не в пользу мужа. Вряд ли он сказал бы кому-нибудь о ней: «Это была необыкновенная женщина». Это не случилось бы, даже если бы она умерла. И уж точно он не вспомнил бы ни единого ее жеста, ни характерного поворота головы. В его отношении к ней не было ни обожания, ни восхищения. И это, как ни крути, было очень обидно. Может, Лиза просто не из породы тех, о ком слагают стихи? Она годится лишь для того, чтобы готовить, стирать, мыть. Словом, обеспечивать надежный тыл, как это еще принято говорить. С ней он разделит серые будни. Она станет хозяйкой в его кухне, товарищем по койке, соратницей, единомышленницей. От такой скуки хотелось выть!
Она смотрела, как свекровь расставляет цветы в вазы, и спрашивала себя, знакомы ли этой уравновешенной, довольной жизнью женщине ее сомнения или же она относится к какой-то особой породе людей, довольной тем, что имеешь. Словно почувствовав лопатками ее пристальный взгляд, Ольга Сергеевна обернулась.
– Какая-то ты странная сегодня, – заметила она. – Что-то случилось? Вы поссорились с Андреем? Говори, что произошло. Если он виноват, я спущу с него шкуру.
– Нет, все нормально, – поспешно ответила Лиза, неуверенная в том, за что стоит снимать шкуру с ее благоверного. Стоит ли наказывать его за то, что он ее разлюбил? – Просто у меня неважное настроение. Скажите, Ольга Сергеевна, а вам никогда не хотелось какой-то особенной любви?
– Господь с тобой, деточка! Я всегда любила своего мужа. – Женщина взглянула на Елизавету с подозрением. Она подрезала острым ножом стебли и делала это очень сосредоточенно. Вопрос невестки застал ее врасплох. Бог знает, о чем только думает эта девчонка вместо того, чтобы заниматься истинно женскими делами! Она могла бы пойти распорядиться насчет ужина или посмотреть, как прижились саженцы барбариса на заднем дворе. Но она ведет речь о какой-то особенной любви. И это после шести лет замужества! – Ты задаешь странные вопросы! – обвиняюще заметила она.
– А я и чувствую себя странно, – призналась Дубровская. – С одной стороны, я очень люблю своего мужа, а с другой... Мне кажется, что самая лучшая пора нашей жизни минула и впереди ничего нет.
– Полный бред! У вас впереди целая жизнь, – безапелляционно заметила свекровь.
– Да. Но будут ли в этой жизни яркие моменты: ослепительная страсть, признания в любви? Неужели все это безвозвратно ушло? Что у нас впереди: серые будни, очередные отпуска, проведенные на море, спокойная старость?
Дубровская умоляюще смотрела на умудренную жизнью женщину, словно надеясь, что та одним словом сможет развеять ее сомнения. Сейчас она улыбнется и разложит ее страхи по полочкам с такой методичностью, как расставляла по вазам розы, безжалостно выбрасывая в корзину неказистые бутоны и слабые стебли.
Но, к сожалению, ее свекровь была слишком предсказуема.
– Ну а как же дети, внуки? Ты не представляешь, какое это счастье!
Этот простой житейский совет Елизавета не приняла с благодарностью, как спасательный круг, за который ей следует ухватиться. Ей казалось, что появление детей никак не разрешит их противоречий с мужем, если еще и не углубит зияющие трещины их брака.
Ольга Сергеевна в свою очередь смотрела на невестку и недоумевала. Как же так? Она еще не познала радости материнства, а ведет себя так, словно все в жизни ею уже пройдено и порядком надоело. Откуда у нее это настроение, с которым принято появляться разве только на похоронах, этот безрадостный взгляд и сжатые в ниточку губы? Она замужем за самым лучшим мужчиной на свете, ее сыном. У нее есть все, о чем только может мечтать молодая женщина. Не в этом ли кроется причина? Известно, кто бесится с жиру...
– Ну, не знаю, – заметила свекровь уже довольно сухо. – Я поговорю с Андреем. Ему не мешало бы чаще выводить тебя в кино, театр. Ты, по-моему, просто зачахла на этой своей любимой работе. Бог знает, почему ты так за нее держишься?
Свекровь ее не понимала. Более того, Елизавета ненароком задела ее самолюбие, признавшись, что жизнь с ее сыном кажется ей пресной. Ольга Сергеевна считала, что отношения можно исправить, если сводить ее пару раз в кино или в цирк, и она была искренна в своих советах. Такие женщины, как она, просто не видят причину для депрессии в сытой и уже налаженной жизни. Они выходят замуж крепко, один-единственный раз, и всю жизнь кладут на алтарь своего брака. Они неустанно вьют гнездо: заботятся о муже и детях, мечтают о внуках и спокойной старости в домике за городом. Они честны, высоконравственны и неторопливы. Им не понять таких, как Лиза. Что они ищут? О чем всю жизнь мечтают?
– Не надо ничего говорить Андрею, – попросила Дубровская. – Я сама справлюсь.
– Вот-вот, – свекровь посмотрела на нее с укоризной. – Надеюсь, дурное настроение пройдет. На твоем месте я подумала бы о детях. Мне кажется, что тебе просто некуда приложить силы.
Елизавета кивнула, но только для того, чтобы поставить в разговоре точку. Она не была уверена в том, что дети являются цементом для шатких отношений, но разубеждать в этом Ольгу Сергеевну она не стала...
* * *...Супругам Лыковым затянувшиеся выходные тоже не принесли радости. Они провели их вдали друг от друга, но обоим было ясно, что необъявленная война началась.
Нина не шутила, когда в офисе адвоката заявила о своих намерениях вплотную заняться любимым мужу «Подворьем». Она провела совещание, на которое пригласила всех тех, кто отныне должен был составлять ее команду. Не имея опыта в решении деловых вопросов, она пригласила специалистов, исключительно по рекомендациям подруг. Последних тоже не забыла, кстати. Поэтому первое в ее жизни деловое мероприятие было больше похоже на модную тусовку с тостами и шампанским. Все пили за успех ее бизнеса, и она не придала значения нескольким заявлениям об увольнении, которые приняла впопыхах, между салатами и горячим. Они веселились на славу, а когда на следующее утро Нина, изнемогая от головной боли, пришла на работу, ее ждали несколько неприятных сюрпризов. Суть грозных посланий из налоговой она не поняла и отписала их финансовому директору, надеясь, что он потом ей все растолкует. Имелось еще несколько повесток в суд и один, вполне реальный инспектор пожарного надзора, который, махая перед ее носом официальной бумагой, что-то твердил о своем намерении произвести проверку. Это было досадно, тем более что на десять часов у нее была запланирована встреча с дизайнером. Как истинная женщина, она решила начать бизнес с переустройства своего кабинета. Ей вполне подходил стиль Америки 30-х годов. Но пожарник оказался упрямым малым и свел на нет удовольствие, которое она могла бы получить от обсуждения проекта перепланировки, ремонта и драпировки помещения. За пару часов он накатал ей акт с внушительным количеством нарушений. Ко всему прочему он оказался хамом и отклонил предложение Нины отобедать. Напоследок пообещал прикрыть их лавочку, если его требования не будут выполнены в месячный срок. Нина была обескуражена. Прикрыть ресторан? Но ведь он еще толком не открывался?!