Дмитрий Вересов - Тихий Дон Кихот
– Алло, – поспешно ответила Аня, выйдя, наконец, из непонятного оцепенения.
– Вы здесь? – услышала она одновременно и в телефоне, и рядом с собой.
И в этот момент стекла дрогнули, наконец, от чудовищного раската грома.
Теперь она увидела, что перед ней стоит та самая девица с курсов, а рука ее все еще прижимает телефонную трубку к уху. Аня не верила своим глазам. Еще тогда, когда она получила этот звонок, у нее промелькнула мысль, что это какой-то розыгрыш. Сейчас же у нее не было в этом никаких сомнений.
– Так это вы мне звонили, – сказала она очень сдержанно. – Вам действительно что-то нужно или это такая шутка?
– Аня, вы извините, – девушка, которую кажется, звали Света, выглядела совсем не так, как раньше. И смотрела она слегка затравленным взглядом, хоть и хотела казаться невозмутимой. А несвойственное ей просительное выражение лица говорило о том, что ей скорее всего не до шуток. Она произнесла, явно досадуя: – Я не знала, что это вы. То есть, что мы с вами знакомы. Ваш телефон дал мне отец Макарий.
– Да? – Имя отца Макария несколько изменило Анино отношение к происходящему. И она спросила участливо: – А что собственно случилось?
– Я жена Влада Перейкина. Светлана. То есть… – она запнулась, испуганно посмотрела на Аню светлыми, как вода в бассейне, глазами, – то есть вдова. Его ведь вы тоже знали?
Аня подумала, что никогда в своих мыслях не связала бы эту не очень симпатичную ей девицу с таким ярким человеком, как Перейкин. Значит, все-таки что-то особенное он в ней нашел? Надо будет повнимательнее к ней присмотреться. Хотя его многочисленные любовные похождения, о которых Аня вскользь слышала от Корнилова, можно было объяснить именно тем, что жена его ничего особенного собой не представляла. Красивая, конечно. Но стандартной красотой глянцевого журнала…
– Мы виделись всего один раз. Как раз в монастыре. Я слышала про ваше несчастье. Примите мои соболезнования, Света.
– Спасибо… – Вдова глубоко вдохнула. Потом резко выдохнула, успокаиваясь: – Я вам сейчас все объясню. Ведь ваш муж работает в милиции… Я не знаю, к кому обратиться. Понимаете, за мной следят. Они требуют, чтобы я открыла банковские счета Влада. И отказалась от своей доли наследства. Они угрожают мне. – Ей стало тяжело говорить, она закрыла глаза рукой, замолчала, неестественно сжав губы, потом почти выкрикнула: – Иначе они отберут у меня сына! Я не знаю, что мне делать! Отец Макарий сказал, что вы поможете. Ваш муж.
– А ему что, звонили?
– Нет. Я поехала туда, когда Влада не стало. Хотела сорокоуст в монастыре заказать. Ванечку с собой брала. Это было почти сразу после похорон. На девять дней мы уже вернулись в город. Мне нужно было с кем-то поговорить… С кем-то, кто хорошо знал Влада. И представьте себе, первый звонок я получила прямо по дороге туда. – Света замолчала, снова переживая события тех дней. – За рулем. Я чуть в кювет не съехала. А Ванька на заднем сиденье… Мне сказали тогда, что меня все время видят. Я, наверное, полчаса сидела в машине и ехать никуда не могла. Руки дрожали. Так до Скворцова-Степанова дожить недолго. Я теперь все время оглядываюсь, как летчик, у которого хвост самолета горит.
– А вы их когда-нибудь замечали? Ну тех, кто вас видит все время, – спросила Аня.
Ей тоже иногда казалось что-то такое. Но она тут же отгоняла от себя эти мысли. Иначе бы она просто не смогла жить в большом полупустом доме, да к тому же большую часть времени в одиночестве. У Корнилова столько нераскрытых дел. И вполне возможно, что кто-то не очень хочет, чтобы он их раскрыл. Чтобы присматривать за следователем и его женой, причины всегда найдутся. Иногда Ане казалось, что точно – следят. А потом она убеждалась в том, что все это ей привиделось. И вот теперь, разубеждая Перейкину, она пыталась заодно разубедить и себя. – Я знаю, какое это неприятное чувство. Мне тоже иногда кажется…
– Я видела, – веско сказала Светлана. – Мне не казалось. Вот только иногда они пропадают. И это хуже всего. Потому что не знаешь – ушли, или передали вахту другим. Отец Макарий сам мне сказал про вашего мужа. Он был почему-то уверен в том, что в покое меня не оставят.
– Я попробую вам помочь, Света. Я, конечно, расскажу обо всем мужу. Не волнуйтесь…
– Я за сына боюсь ужасно. И оставить его с кем-то боюсь. Ему ведь всего пять лет. Исполнилось недавно…
– А сейчас-то он у вас с кем? – спросила удивленно Аня.
– В надежном месте, – уклончиво ответила Перейкина.
– Ну, хорошо, что у вас еще есть надежные места. Так может, его там подержать подольше, пока все разъяснится?
– Нет. Не получится, – Перейкина колебалась: говорить или не говорить. – Я сдала его на хранение в игровую комнату торгового комплекса на Сенной.
– И вы не боитесь? – ужаснулась Аня. – Там же все кругом чужие. А почему тогда не в детский сад?
– В детский сад его летом никто не возьмет. И потом, я наоборот – стараюсь его держать при себе. Просто сегодня мне нужно было встретиться с вами так, чтобы точно никто не знал. Мне и отец Макарий строго-настрого велел с вашим мужем Михаилом напрямую не связываться. Это они пока ждут, думают, что возьмут меня измором. А если я в милицию обращусь, то они сразу за Ванечку возьмутся. Вот мы сегодня ходили-ходили, а потом я его оставила, а сама убежала через другой выход. А они мою машину стерегут.
– По-моему, это рискованно, Света. Вы, вообще, знаете, кто эти люди и на что они способны? Может, они вас просто шантажируют, а реальной угрозы не представляют? – попробовала Аня разрядить ситуацию.
Перейкина хмыкнула. Похоже, в реальности их угроз она не сомневалась. Они подошли к окну, и Аня заметила следы глубокой усталости на Светином лице. Темные круги под глазами были закрашены слоем тона, который в резком боковом освещении прибавлял ей лишних десять лет. Аня подумала, что Перейкина не так уж и молода, как казалось ей раньше.
– Понимаете, Аня, Влад был состоятельным человеком. Очень, – при этих словах на ее лице проступило прежнее высокомерие. Аня отвела глаза и посмотрела в окно. – И они перережут друг другу глотки, но не успокоятся, пока не отнимут у меня все. Жаба задушит, что такое наследство получит какая-то там вдова. Они же все, как собаки, между собой грызутся. Им бы только урвать, вырвать из чужой пасти. Мне, честное слово, прошлой ночью так страшно стало, что хотела все отдать сама. Ваньку к себе переложила. Он лежит, такой теплый во сне, сладкий. А потом подумала – как я его растить буду? Без отца. И для того ли Влад столько работал, чтобы я, как дура, со страху от всего отказалась. Он же для сына старался! И я решила – нет. Мы еще повоюем. Не на ту напали…Сволочи.
– А вы знаете, кто это, конкретно?
– Желающих много.
– Света, ответьте мне на один вопрос. Он, правда, к делу отношения не имеет… Почему именно у святого Христофора?
– Мы с Владом эту картину вместе искали. Очень ему хотелось на нее посмотреть. Тут еще пейзаж с Христофором висит недалеко, – ответила Перейкина и добавила, пожав плечами и ничуть не смущаясь: – А другого я ничего не знаю. Сама здесь не была.
Из Эрмитажа они выходили порознь. Аня обещала позвонить, как только поговорит с Михаилом. Перейкину она пропустила первой. Та все поглядывала на часы и нервничала по поводу Вани, оставленного под очень сомнительным присмотром посреди враждебного города.
Потом вышла на набережную сама. «Дома надо будет сделать глинтвейн и горячую ванну», – решила Аня и, дрожа от холода, вконец замерзшая в своей маечке среди музейного мрамора, дошла до Дворцовой. А там припустила бегом, чтобы согреться. Забежав за Александринский столп, она отдышалась и осторожно посмотрела назад. Но за ней никто не шел.
«Паранойя, – подумала она. – Да еще и заразная».
На площади после дождя вообще никого не было. Только один мальчишка с полиэтиленовым мешком на голове вместо капюшона упорно прыгал с поворотом на скейтах и по-кошачьи небольно падал. Аня подумала, что если бы падала она, то уж наверняка во весь рост и лицом об выложенную камнем мостовую. Она покачала головой, вспомнив, как однажды на летней сессии после экзамена по истории девчонки дали ей прокатиться на роликах на асфальтовой площадке возле БАНа. Копчик разболелся от одних воспоминаний. Экстремальные виды спорта явно были не ее коньком. А вот бегала она очень хорошо. Правда, не любила, когда за ней кто-то гонится. И не на лыжах…
И она опять побежала в сторону Капеллы.
Небо понемногу прояснялось. И даже странно было, что в таком красивом, мужественном и гордом городе творятся такие некрасивые вещи.
– Вот это порции! – воскликнул Андрей Судаков, осторожно откидываясь на спинку стула, который пятнадцать минут назад был еще ничего себе, а теперь вдруг показался ему хлипким. – Кажется, стакан киселя будет уже перебором. Что это за столовая такая волшебная, Миша? От федерации сумо, что ли?
– Бери выше, то есть потяжелее, – сказал ученый Корнилов. – Вот он, основной потребитель, подтягивается.
