Дмитрий Вересов - Тихий Дон Кихот
Но прошел июнь, а ничего не происходило. Стало остро чего-то не хватать. И она подумала, что не хватает праздника, деятельности, работы. А тут и подъехали из города комсомольцы для обмена опытом. Кто должен был с кем делиться опытом, они разобрались быстро. Разбили палаточный городок на другой стороне реки. На поляне растянули волейбольную сетку. Устроили чемпионат ЖБИ. И победы, и поражения отмечали сообща за вечерним костром и пением песен. А потом один парень, такой Андрей Калинников, взял гитару и так несмело, потихоньку стал струны перебирать, совсем не по-походному, не на ход ноги, а переборами. Так здесь еще никто играть не пробовал. И завел какую-то цыганскую песню, которая сразу вытянула из Аниной души все жилы. И казалось ей, что настоящее место ее в цыганском таборе, а не в комсомольской ячейке. Так душу разбередил, что хоть в реку топиться иди.
Или полюби кого-нибудь до смерти. Да хоть того, кто так умеет ласкать гитару.
Маша выбрала второе.
– Только знала рожь высокая, как поладили они, – мрачно подытожила Аня мамин рассказ.
– Зато милая моя, – покачивая головой в такт своим словам, нараспев произнесла Мария Петровна, – знаешь, как прекрасно лежать в траве, держаться за руки и смотреть на звезды. Перед тобой бездна. И, кажется, упала бы туда. Да только спину крепко притягивает Земля. И если ты появилась после тех ночей, то и жизнь у тебя должна быть особенной. Разве это плохо?
– Что значит «если»?.. Ты все-таки не уверена? – спросила Аня, потрясенная мамиными откровениями. Она даже и не подозревала, каких страстей женщина – ее родная мама. И куда они потом все подевались? Вылились в вечное недовольство мужем?
– Не лови меня на слове…– Мария Петровна с торжеством смотрела на дочь. Что ж, было чем гордиться. – Все именно так и было.
– И что же потом? Почему ты не вышла за него замуж?
– «Замуж…» – передразнила мама. – Это ты у нас только замуж все время выходишь… Зачем? Мне и так было хорошо.
Но хорошее быстро заканчивается. Комсомольцы разъехались по своим городам и весям. А Машина готовность любить все и всех заметно пошла на убыль. Перестало радовать солнце. А любимый аромат жасмина стал вызывать стойкий рвотный рефлекс. Разобравшись, наконец, со здоровьем и немало удивившись, Маша все-таки сделала попытку связаться с предполагаемым отцом ребеночка. Ей хватило ума и самостоятельности ни одну живую душу не посвящать в курс сложных событий своей личной жизни. Она выбила себе командировку в Питер. Дошла до горкома. Получила списки комсомольского отряда, отправленного на ЖБИ. С замиранием сердца выписала на бумажку городской адрес любителя цыганских романсов и отправилась наводить мосты.
Долго плутая по дворам на Стремянной улице, она, наконец, нашла нужную квартиру. Испытывая вполне оправданное волнение, она позвонила в дверь. Ей открыл незнакомый прыщавый юнец. Именно он и оказался Андреем Калинниковым. Вот только на ЖБИ он поехать тогда не смог. А кого отправили вместо него – не имел никакого понятия.
Маша не сдалась и тут. Вернулась в горком. Нашла ответственных, все спросила. Но девушка, занимавшаяся личным составом группы по обмену опытом, в конце концов призналась, что имени заменившего не знает. Кто-то его нашел, по-быстрому уговорил, а документы переоформлять уже никто не успевал. Да и надо ли?
Наверно, не надо, согласилась Маша и на негнущихся ногах спустилась по торжественной мраморной лестнице Ленинградского горкома комсомола.
И уже на обратном пути со свойственной ей энергией принялась обдумывать дальнейшее обустройство своей молодой жизни…
– Только пообещай мне одну вещь! – сказала Мария Петровна с легким нажимом. – Никогда! Никогда не говори об этом с отцом.
– Мама, ну о чем ты…– заверила ее Аня. – А что же Брежнев? Знаешь, он на радостях мне дом подарил. Понимаешь – дом! Отцовский подарок! Мне его теперь, значит, возвращать нужно… Неудобно.
– Далеко пошел, значит, Ромео, – сказала мама голосом женщины, знающей себе цену. – Ну да это сразу было понятно. А дом не отдавай. Мы с тобой его заслужили! Есть все-таки Бог на свете…
Корнилов заехал за Аней уже совсем поздно, около полуночи. Подчеркнуто вежливо поздоровался с тещей. Поцеловал ей ручку. Сказал даже какой-то не особо замысловатый комплимент. Но маме вполне хватило. Она расцвела. Михаил ей очень нравился. И Аня почувствовала себя польщенной. Как оказалось, мама была ценителем искушенным. Отца будить не стали. И Корнилов повез Аню домой.
– Ну что, Аня? Раскололась моя драгоценная теща? И пытать не пришлось…
– Корнилов, отставить грубый солдатский юмор! – скомандовала она. – Тебе и без этого будет над чем посмеяться…
– Так что, Анюта… Быть или не быть? Твой это дом или не твой?
– По поводу дома я пока не решила. А вот отец – не мой. Причем, ни тот и ни другой. «Когда б мы жили без затей, я нарожала бы детей от всех, кого любила»…
– Восхищаюсь размахом жизни уважаемой Марии Петровны, – присвистнул Корнилов.
Глава 13
– Надобно вам знать, ваши милости, что даже самые знатные дамы у нас в Арагоне совсем не так чванливы и надменны, как в Кастилии: с людьми обходятся – проще нельзя.
– Красавица моя, все равно сзади стоишь. Массаж, что ли, поделай пока. А то шея уже затекла, – сладко сказал Рэджэп, рекламный дизайнер фирмы «Бумажный бум».
Волнистые черные волосы его лежали богатым хвостом на алой футболке. Футболка наверняка была концептуальной, но убедиться в этом Аня не могла, потому что Рэджэп все время сидел к ней спиной, на которой написано было: «А ты?». Только изредка он поворачивался к ней серьгой в ухе.
– Да я не умею…– попыталась отказаться Аня
– А я научу. Возьми меня двумя руками за плечо и рви, как собака. – Аня отдала должное образности его речи и попыталась изобразить по памяти, как обычно Сажик рвал старый корниловский кед.
– Ооооо, – сладострастно застонал Рэджэп, – а говоришь: не умеешь. Да ты просто жрица массажа. Еще чуть-чуть. А теперь левее. Ооооо…
– Что это у вас тут такое? – пытаясь сохранить серьезный вид, спросил вошедший в эту минуту Зиновий Григорьевич, которого Аня мысленно иначе, как Знайкой, не называла.
– Приставка к компьютеру. Муза называется…– Рэджэп, не отрываясь, бегал по клавиатуре, увеличивал какие-то картинки, обрезал руки и ноги неформатным персонажам. То есть искал видеоряд, который должен был поддержать Анин текст для салона красоты «Аура».
– Ну, покажите-ка, покажите, что там у вас получается, – заглянул через плечо Знайка. – Так-так-так… Салон красоты «Дура». Вы что, Рэджэп…Опечатки прямо в названии…
– Да какая опечатка, Зиновий Григорьевич? «Аура» и написано. Просто шрифт такой.
– Что значит «шрифт»! Так найди другой!
– Ну, если существует такой шрифт, значит, он кому-то нужен! – псевдопафосно продекламировал Рэджэп.
– Так! Стоп, ребята… Давай спросим у музы. Что вы, Анечка, видите?
– «Дура», другого мнения быть не может. Прости, Рэджэп…
– Ну, «Дура», – легко согласился Рэджэп. – Но разве это не миленько? По-моему очень даже ничего… Я бы свою девушку туда отправил. А то больно умная. Может, предложить им прорыв бренда на рекламном рынке?
– Нет, Рэджэп, вы уж лучше свое дело открывайте, а потом и прорывайтесь на рынке с такими названиями.
– Как вам – мужской парфюм «Холеный бомж» или сексуальные духи «Б…»?
– Гусары, молчать! – гаркнул Знайка.
– Я просто хотел сказать «Номер Пять»… Ой! – вжал голову в плечи Рэджэп, получив от Ани по голове.
– А название они одобрили? – спросила Аня Знайку.
– Более чем. Обещали премировать автора бесплатным сеансом на «Криолифте».
– А что это за лифт такой? – спросил Рэджэп. – Покатают, что ли?
– Да нет, – засмеялась Аня. – Это новшество эстетической медицины. Массаж замороженным золотом. Бесплатно можно и сходить.
– А что ты им за название такое придумала?
– «Вера в холодное».
– О! Концептуально. И вся суть процесса и намек на кинодиву. Молодец! Соображаешь.
– На том стоим, – ответила польщенная Аня.
Когда она вышла из «Бумажного Бума», захотелось улыбнуться и обнять весь мир.
На работе ее хвалили. Режим был абсолютно свободным. Криэйтор – профессия творческая. А о том, что скоро ей это надоест, она старалась не думать. И так знала наперед. Но решила лето себе резкими переменами не портить.
Спешить было некуда. Корнилова она ждала только к вечеру. Ей хотелось поскорее поехать домой, выпустить скулящего Сажика и пойти с ним на какую-нибудь далекую прогулку. А потом приготовить ужин, зажечь свечи и дождаться мужа, по которому она очень соскучилась. Ведь в последнее время они так мало видятся.
Родители уже неделю, как уехали, оставив после себя на память извилистые тропинки, украшенные по бокам бордюром из анютиных глазок. Дом от этого скромненького дополнения очень изменился. Стал родным, обжитым и по-собачьи ждущим ее прихода. На родителей он произвел неизгладимое впечатление. Мама втайне считала, что именно ей Аня обязана этим домом. Не было бы мамы, не было бы дома.
