Рут Ренделл - Никогда не разговаривай с чужими
Марк смотрел футбол не более десяти минут и выключил телевизор, даже не спросив Джона.
— Свет фар ужасно раздражает, особенно на потолке, — сказал он. — Невозможно расслабиться. А почему у тебя нет занавесок или хотя бы жалюзи?
— Я же тебе говорил, они в чистке.
— Отдал бы в срочную, — проворчал Марк. Он сел на своего любимого конька — критиковать Джона. На этот раз он осуждал его за скупость. Нелепо экономить на каждом пенни, вот отсутствие занавесок тому подтверждение. И почему они каждый раз должны приносить банки с пивом и бутылки вина, когда можно было бы забить холодильник пивом и полку — бутылками, и почему…
Лицо Марка, хоть и симпатичное, приобрело брюзгливое выражение. Джон не в первый раз замечал кисло опущенные уголки рта, сжатые ноздри, глубокие морщины на лбу.
Он начал рассказывать о своем браке, непринужденно перейдя от неприятия скупости Джона к осуждению расточительности его бывшей жены. У Джона была в запасе еще одна бутылка вина, он пошел за ней на кухню и задержался у окна.
Сад за домом даже в этот унылый пасмурный вечер казался маленьким чудом. В приглушенном свете уличных фонарей от цветущих фруктовых деревьев исходило бело-розовое сияние. Маленький пруд походил на зеркало в каменной оправе. Под деревьями тюльпаны закрыли на ночь свои головки-бокалы, и сейчас рассмотреть, какого они цвета, невозможно. Но днем они радовали глаз ярко-розовыми, пурпурными, желтыми и золотистыми красками.
Джон достал из холодильника бутылку вина и вернулся в гостиную. Его нисколько не интересовало, там Марк или он ушел, как и не задевали его придирки. Вино сделало свое дело, приглушив остроту восприятия действительности. Джон снова развернул газету и продолжил лениво разыскивать какие-нибудь ссылки на банду или пользующийся плохой репутацией синдикат.
Но Марка выпивка никогда не смягчала.
— В конце концов, ты мог бы обратить свое внимание на то, что я тебе рассказываю?! Ты, возможно, единственный человек, которому я так широко открыл душу. В конце концов, огромная наглость предпочесть колонки этой местной газетенки.
— Извини, — рассеянно ответил Джон, лихорадочно соображая, не связаны ли с шифровками эти двое мужчин, которых днем раньше Государственный суд обвинил в хранении героина. Одного из них звали Брюс, правда, фамилия — Чамберс.
— О чем ты думаешь? — неожиданно задал вопрос Марк.
— Да так, ни о чем, — только и смог ответить Джон. Вряд ли то, о чем он действительно думал, заинтересует Марка. Лучше сказать что-нибудь, что доставит ему удовольствие. — Я только что вспоминал о Черри.
— Что? О чем ты вспоминал?
— Как она, бывало, проводила много времени с нашей престарелой соседкой. Миссис Чамберс почти не вставала с постели. И Черри ходила для нее за покупками, сидела с ней, просто вот так забегала и сидела со старушкой. Ведь она была очень добрая, заботливая девочка, да? Ты же сам знаешь, конечно.
— Ты совсем не разбираешься в женщинах, Джон, — сказал Марк. — В твоей жизни было три женщины — твоя мать, Черри и твоя жена, но ты ничего не знаешь ни об одной. Ты не знаешь женщин совсем.
— Ты так говоришь о женщинах, будто они не из того же теста, что и мужчины, — запротестовал Джон.
— Они — особенные.
— Я не согласен. У них те же эмоции, те же мысли, что и у нас.
— Абсолютная чепуха! Налей-ка мне еще. О господи! Да ты даже не открыл бутылку! Дай сюда. — Марк начал ввинчивать штопор в пробку в длинном горлышке бутылки рейнвейна. — То, что ты говоришь о Черри, лишний раз подтверждает, что ты совершенно не знал ее. Ты видел только то, что хотел видеть. И совсем не то, что было на самом деле.
— Ты хочешь сказать, что Черри ходила к миссис Чамберс не просто так, а у нее были свои, скрытые мотивы или еще что-нибудь? Ты это имеешь в виду? Да нет! Она не могла так делать, не думаю. Она не такая, Марк. Нет, она не была такой.
— Да забудь ты эту старуху! Я вовсе не ее имел в виду. — Марк вытащил пробку с усилием, и Джон увидел, как покраснело его лицо. Вино разлили, вернее, пролили. Джон взял свой мокрый, скользкий стакан. — Только я знал Черри! Я узнал ее чертовски хорошо!
Джон почувствовал раздражение. Почему Марк так сильно захмелел? Должно быть, он выпил уже до их встречи, иначе не был бы в таком состоянии. Поток света, вероятно от сдвоенных фар, гораздо ярче, чем обычно, разлился по потолку, а затем упал на дальний конец стола, где сидел Марк, высветив его лицо и руки. Джон заметил, как они тряслись. И лицо в потоке света выглядело страдальческим, словно от огромной внутренней боли. Обхватив стакан дрожащими пальцами, Марк поднес его к губам и выпил, не отрываясь, как мучимый жаждой выпивает стакан воды.
В первый раз Джон задумался, какой бы была жизнь Черри, выйди она замуж за Марка Симмса. Но разве он не был другим в те дни, когда обручился с ней, когда она надела то, с опалом, кольцо на свой толстый, похожий на обрубок палец левой руки? Джон признался себе, что не может вспомнить это точно. Отцу он сразу же не понравился, и матери пришлось встать на его защиту. Она назвала Марка «выбором Черри».
— Он совсем неплохой парень, — говорила мать. — И не надо забывать, что его выбрала Черри. Он — выбор Черри.
Всех тогда рассмешили ее слова.
— Ты так говоришь, как будто она выбрала варенье или еще что-нибудь, — заметил отец. Но Джон про себя подумал, что у Черри не было выбора. С ее внешностью она должна радоваться любому, а то, что она заполучила такого парня, как Марк — большая для нее удача. Потом он жестоко казнил себя за такие мысли о своей дорогой, горячо любимой сестренке.
— Бедная Черри! — неожиданно для себя воскликнул Джон.
Марк захихикал. Затем он откинулся на диванные подушки, старые и мятые, без чехлов, отданных в чистку, и пьяно хохотал, не в силах остановиться. Дотянувшись до бутылки, он, обливаясь, принялся пить прямо из нее. Джон собрал стаканы и тарелочки из-под орешков и отнес все на кухню.
«Черри, вероятно, чем-то разозлила Марка, — подумал Джон, ставя посуду под кран. — И, скорее всего, она отказала ему в физической близости».
Джон легко допускал это. Черри была из тех кристально чистых девушек, которые никогда не допустили бы физической близости до брака.
Убийца Черри не изнасиловал ее. Джон вспомнил, что это порадовало его, если здесь допустимо это слово. И его мать, сидя здесь, на этой кухне, в этом деревянном с прямой спинкой кресле, судорожно сжимая и разжимая кулаки, бормотала:
— Он не надругался над ней. Я благодарна Богу, что он не тронул ее.
После смерти Черри кухня стала для матери чем-то вроде убежища. Когда она сидела в гостиной, она боялась, что проходящие мимо дома люди смотрят на нее в окна. На кухне она садилась на одно из двух резных деревянных кресел, положив руки на стол, и замирала так минут на десять, потом вскакивала и начинала что-то лихорадочно делать — мыть посуду, стирать какое-нибудь белье, а затем снова возвращалась в кресло и сидела, уставившись в окно. Но вряд ли она что-нибудь там видела. Она смотрела на окно, а не в окно. Это было время, когда Джон увлекся садоводством. Соседи удивлялись: неужели ему мало работы в питомнике, чтобы весь вечер возиться у себя в саду? Но уход за садом, выращивание цветов и овощей были для него тогда своего рода терапией. Именно так начался процесс исцеления. Только в саду он отвлекался от мыслей о Черри, он мирился с тем, что ее больше нет, и принимал это как неизбежное.
Казалось неуместным, что отец убитой девушки пристрастился к детективным романам. Но он действительно увлекся ими. Классические детективы, возможно, позволяли ему забыться. Это был своего рода побег от реальности. «Записки о Шерлоке Холмсе», «Неведение отца Брауна»… Отец проглатывал все подряд, без остановки и, вероятно, пропуская страницы, как подозревал Джон. Уж слишком быстро он прочитывал книгу и переходил к следующей, но, прочитав с полдюжины, возвращался к ним заново.
Каждый в семье искал утешение по-своему, но оставался безутешным. «А что, если я увидел погибшую сестру в своей жене? — задал себе вопрос Джон. — Только в более красивой, утонченной, более очаровательной версии. Карлицу, превратившуюся в божественную королеву?»
Неожиданно он полностью протрезвел. Ни беззаботности, ни безразличия, эйфория улетучилась. Осталась только головная боль. Джон вернулся в гостиную и обнаружил, что за время его отсутствия Марк заснул, но прежде опрокинул на книжном шкафу бутылку, и вино залило детективы отца. Джон положил ноги Марка на диван и поднялся в спальню за одеялом. Укрыв Марка, он побрел в кухню за тряпкой. Вернувшись, он принялся протирать книги. Они пахли вином. В комнате было жарко и душно. Джон дотянулся ногой до камина и выключил его. Тряпку требовалось отжать в раковину, и в этот раз, уходя из кухни, Джон захватил ведро.
