Леена Лехтолайнен - Змеи в раю
Мысли были заняты предстоящей встречей с Маллу. Но когда она пришла — худая, бледная, вся в черном, — я почувствовала, как трудно начать разговор. Я заказала кофе, и мне пришел на память эпизод из детектива Агаты Кристи, в котором скульптор ваяет образ Печали. Из Маллу получилась бы идеальная модель — осунувшаяся, в трауре, с глубокими морщинами на лице. Кажется, с момента нашей последней встречи в воскресенье она похудела еще сильнее.
— Ты, случайно, не в курсе, где находится твой бывший муж Теему? Никак не могу до него дозвониться.
— Понятия не имею, — равнодушно ответила она.
— Разве ты не пыталась с ним связаться, чтобы сообщить о смерти сестры? Неужели он не пытался с тобой связаться, после того как в газетах написали о смерти Арми?
У нее было совершенно безучастное, почти сонное лицо и взгляд, словно обращенный внутрь.
— Ты считаешь, его это как-то касается?.. Нас больше ничто не связывает…
Несчастье, в результате которого она потеряла ребенка, произошло в марте, почти три месяца назад. Удивительно: неужели этого времени достаточно, чтобы разрушить многолетнюю близость двух людей? Или у них и раньше были проблемы?
— Почему ты обманула меня, когда мы разговаривали в субботу? Ты ведь тогда не сидела весь день дома, а ходила на рынок в Тапиола.
— Мария! Позавчера убили мою сестру. Я до сих пор не могу прийти в себя. В воскресенье я приняла пару успокоительных таблеток, чтобы справится с шоком. Я не обманывала тебя, я ошиблась. Я рассказала полиции, что была на рынке, где купила замороженную рыбу со скидкой, но на самом деле мне хотелось грибов.
— Арми собиралась позвонить тебе до двух. Она успела, прежде чем все случилось?
— Позвонить? — В голосе Маллу послышалось изумление. — Нет, я с ней не разговаривала. Может, конечно, она мне и звонила, но я была на рынке.
— В субботу, когда мы с тобой разговаривали, ты обмолвилась, что, как тебе кажется, кто-то из родственников «помог Санне умереть». Арми тоже считала, что ее убили. Ты знала об этом?
Маллу прикрыла лицо ладонью. Она не заплакала, а, похоже, глубоко задумалась. Солнечный луч, проникший сквозь оконное стекло, упал на склоненную голову, высветив похожие на новогоднюю серебристую мишуру седые прядки.
— Ты хочешь сказать, Арми убили, потому что она знала, что Санну… — пробормотала она, прижав руку к губам.
— Возможная альтернатива. Ты со мной согласна?
— Может быть. — Маллу подняла глаза и в упор посмотрела на меня. — Я легко могу представить, как Арми выпалила в лицо убийце, что все знает, даже не подозревая, в какой опасности сама находится. Нет, это был не шантаж. Просто так она наслаждалась своей властью над людьми.
— Как ты считаешь, кто мог убить Санну?
— Мне кажется, это мог сделать ее отец. Он очень странный тип.
— В каком смысле странный? Я видела его всего один раз и плохо понимаю, что ты имеешь в виду.
Я вспомнила высокого сутулого мужчину с широкими, как у Мауно Койвисто, бровями. У него был большой рот, такой же, как у Санны, и во всем его облике сквозила какая-то непонятная жестокость.
— Он будто пришелец из другого мира, — продолжила Маллу. — В нем есть что-то холодное и злое; мне кажется, он похож на наемного убийцу из старого детективного фильма. Может, это из-за его бровей?.. Но к случаю с Арми этот человек не имеет отношения — ведь он сейчас где-то в Южной Америке. С другой стороны, если он убил Санну, а потом кто-нибудь другой, например Киммо, убил Арми, чтобы защитить отца…
Или Аннамари. Или Ристо. Ох как мне хотелось, чтобы убийцей оказался Оде Хакала, с которым я не была знакома.
— Кстати, ты не обратила внимания, там у входа стоит мой велосипед? — задала я намеренно неуклюжий вопрос, когда Маллу собралась уходить.
— Твой велосипед? Не знаю. У двери стоит какой-то ярко-зеленый — это твой?
Упоминание о велосипеде не смутило Маллу, поэтому я решила, что она не причастна к моей аварии.
Телефонный звонок от Койву разрушил мои надежды на виновность Оде Хакала. Он уже полтора года плотно сидел в тюрьме и должен был отсидеть еще столько же. Мы договорились с Койву встретиться в каком-нибудь баре и выпить пива, а заодно обсудить весь послужной список Санны и Оде, который Койву удалось раскопать в архивах. Я вспомнила, как при нашей последней встрече, когда мы обмывали мой университетский диплом, Койву так страстно меня поцеловал, что Антти даже немного приревновал к нему. Кстати, совершенно безосновательно.
Снова зазвонил телефон.
— Это Мария Каллио? — вежливо спросил пожилой мужчина. Я ответила утвердительно, и голос поинтересовался, не теряла ли я проездной на автобус.
— Да, в понедельник вечером, где-то на берегу в районе Топпелунда.
— Там я его и нашел, и сейчас ваш проездной у меня.
— Прекрасно! Смогу сэкономить сто пятьдесят марок и не покупать новый проездной. Спасибо большое!
Мы договорились, что встретимся вечером и я заберу свой билет. Мне это показалось добрым знаком. Как знать: может, и во всех делах наметится перелом к лучшему… Может, и в бумагах Санны найдется какой-нибудь намек на убийцу… Жаль, все ее дневники сожгли…
Я вспомнила, что Эки был адвокатом Санны. Значит, у нас в офисе должны быть какие-то документы, касающиеся ее жизни. Не медля ни минуты, я направилась в архив, где Эки хранил старые дела и документы по всем своим клиентам. Казалось, в комнате никогда не убирались, пылинки кружили в солнечных лучах, проникавших сквозь полузакрытые жалюзи. Красная папка с надписью «Хяннинен Санна» стояла на своем месте согласно алфавитному порядку. Надеюсь, никто не заметит, если я тихонько заберу ее на выходные? Но только я потянула папку с полки, как послышались шаги и кто-то вошел в комнату.
Сама не знаю, почему я решила тихо нырнуть за полки и там спрятаться. Выглянув в щелочку, я увидела знакомые светло-серые замшевые ботинки. Эки.
Я прекрасно понимала: мне следует выйти и сказать что-нибудь типа того, что у меня потерялась здесь сережка и теперь я пытаюсь ее найти, но вместо этого я лишь сильнее вжалась в стену. Шеф остановился около шкафа, заставленного различными сувенирами морской тематики, и что-то принялся искать там. Меня трясло, мое прерывистое дыхание, казалось, разносилось по всей комнате. А когда Эки направился в мою сторону, я вообще перестала дышать.
Шеф остановился почти напротив моего убежища. Он снял с полки какую-то папку — я не могла разглядеть какую — и стоял, торопливо перелистывая ее. Вокруг кружилась пыль, хотелось чихнуть. Я увидела, как шеф вытащил какую-то бумагу и сунул в карман. Затем он поставил папку на место и быстро вышел из комнаты.
Прошло несколько минут, прежде чем я собралась с духом и вылезла из укрытия. Подойдя к полке, я увидела, что папку с документами Санны только что двигали — на полке перед ней была вытертая от пыли дорожка. Какую бумагу вытащил мой шеф из документов Санны? Мне было досадно, что я не зашла в архив на пять минут раньше. А когда я посмотрела на себя в зеркало, настроение упало окончательно — мне не придется придумывать себе занятие на вечер, я буду занята стиркой.
С работы я возвращалась в плохом настроении. На автоответчике меня ждала просьба позвонить матери, и, набрав номер, я минут двадцать выслушивала ее «могла бы уже к нам наконец приехать» и «я так волнуюсь из-за беременности Эвы».
Действительно, мне уже давно следовало позвонить младшей сестре Хелене и поинтересоваться, как у нее дела.
— Послушай, ведь у вас с Антти довольно большой дом, да? — спросила Хелена сразу после приветствия. А когда я ответила утвердительно, тут же сообщила, что они с Эвой и мужьями отправляются в небольшой круиз в Стокгольм и им негде переночевать в ночь с понедельника на вторник. — К тому же мы так давно с тобой не виделись…
Пришлось пригласить, хотя в понедельник вечером я договорилась пойти в кино со старой университетской подругой. Я отменила поход в кино. Уж очень хотелось взглянуть на огромный живот Эвы. Мне было не привыкать к тому, что родители и сестры обращаются ко мне лишь тогда, когда им надо переночевать в Хельсинки по дороге в отпуск или просят что-нибудь купить на распродаже в «Стокманне».
Я предчувствовала, какой пыткой для меня будет вечер в компании сестер и их глупых мужей. Некоторым утешением служило лишь то, что нас с Антти не пригласили составить им компанию в круизе. У Эвы с Хеленой были гораздо более близкие отношения, чем со мной. Они родились друг за другом, я же была старше средней сестры на два года. Представляю, как доставалось нашей маме, когда у нее на руках был один младенец ясельного возраста и двое в памперсах. И все трое, к великому сожалению родителей, девочки.
Из нас троих я всегда была самой шустрой и самостоятельной; родители считали, что мне следовало родиться мальчиком. А когда стала взрослой, во мне еще сильнее проявились мужские черты характера — я жила за сотни километров от семьи, мы редко встречались, и родители были в курсе только внешних событий моей жизни. Мне казалось, что я чужая и они обо мне почти ничего не знают. Но с другой стороны, что я сама могла сказать, например, о том, как себя чувствовала Эва, вынашивая своего первенца, или что думали о будущем внуке мои родители.
