Джеймс Берк - Блюз мертвых птиц
— Дэйв задал вопросы просто и без подвоха, почему бы тебе на них не ответить? — спросила Алафер.
— Мне кажется, я уже ответил, — заявил Дюпре.
— Почему же тогда просто не сказать, что образ твоего натюрморта тебе навеяла песня? В чем тут проблема? — спросила Алафер.
— Когда это ты стала искусствоведом? — ответил вопросом на вопрос Пьер.
В этот момент отворилась застекленная дверь, и на террасу вышел Алексис Дюпре. Уголки его рта отвисли, одет он был в серую рубашку с длинным рукавом с застегнутым воротником и манжетами, хотя день выдался теплым. Его осанка была нелепой комбинацией жесткости и хрупкости, а параллельные шрамы на щеке казались половиной кошачьих усов.
— Что вас сюда привело? — спросил он.
— Ошибка, — ответил я.
— А это еще кто? — спросил старик у Пьера, сощурив глаза то ли от любопытства, то ли от подозрения.
— Это моя дочь, сэр. Проявите толику уважения, — ответил я.
Алексис Дюпре поднял палец:
— Кто ты такой, чтобы поправлять меня в моем доме?
— Пойдем, Альфенгеймер, — сказал я.
— Что вы сказали? Ваффен?
— Нет, дедушка, он просто назвал свою дочь детским прозвищем. Все в порядке, — встрял Пьер.
Мы с Алафер встали из-за стола и направились к машине. Вдруг я услышал шаги у меня за спиной.
— Я просто не могу поверить, что вам хватило наглости так разговаривать с узником концлагеря. Мой дед побывал в лагере смерти, там погибли его брат, сестра и родители. Он выжил только потому, что его выбрали для медицинских экспериментов. Или вы всего этого не знали? — выпалил Дюпре.
— Возраст или история вашего дедушки не оправдывает его грубости, — ответил я. — Я также думаю, что с рассудком у него все в порядке. Мне кажется, что страдания других людей — постыдное прикрытие.
— Может, вы и бросили пить, мистер Робишо, но вы все равно пьяница и белый мусор. Возьмите мисс Алафер и убирайтесь с моей земли. Думаю, только такой глупец, как я, мог пригласить вас сюда.
— Как вы меня только что назвали? — переспросил я.
— То, как я вас назвал, никоим образом не связано с историей вашего рождения. Термин «белый мусор» относится скорее к состоянию души, — ответил Пьер, — вы ненавидите успешных людей, тех, у кого есть деньги и которые заставляют вас признать, что вы — неудачник. Думаю, это не самая сложная для понимания концепция.
— Еще раз такое скажешь, и будешь сожалеть об этом всю свою жизнь, — медленно процедила Алафер.
— Я бы на вашем месте послушал, — заметил я, — у нее черный пояс, башку в два счета снесет.
Пьер Дюпре повернулся к нам спиной, вернулся на террасу и зашел в дом, где его ждал дед, словно оставляя позади себя мерзкую нечисть, которая по несчастному стечению обстоятельств пересекла крепостной ров и попала в замок.
Мы отъехали, а я пытался понять, что только что произошло. Может быть, я дожил до тех лет, когда мне стало наплевать на оскорбления? Еще несколько лет назад моя реакция на слова Пьера Дюпре была бы совсем иной, и я поймал себя на мысли о том, что это понравилось бы мне больше, чем та пассивность, которую я продемонстрировал.
— Больше не буду называть тебя этими глупыми именами, Алафер, особенно когда рядом с нами чужие люди, — произнес я.
— А с чего старикан взорвался-то?
— Ему показалось, что я сказал Ваффен. Ваффен СС были элитными нацистскими подразделениями, знаменитыми своим фанатизмом и беспощадностью. Они казнили британских и американских военнопленных и работали в некоторых лагерях смерти. Наши пехотинцы, как правило, просто пристреливали их, когда те попадали им в руки.
— Думаешь, мы там перегнули палку? — спросила она. — Семья старика все-таки сгорела в печи.
— Пьер Дюпре не просто получил удовольствие от рассказа о повешении негров и белого сторонника отмены рабства на его земле, он даже приврал при этом. Затем он воспользовался тяжелыми страданиями своего деда, чтобы заставить других испытать чувство вины. Не ловись на его удочку.
Мы проезжали мимо поля сахарного тростника, раскачивающегося на ветру, пыль поднималась между рядами, как вдруг на шоссе перед нами возник трактор с прицепом, полным тростника. Алафер резко вывернула руль вправо, нажав на звуковой сигнал и выбрасывая гравий из-под колес. Дочь взглянула в зеркало заднего вида, ее ноздри раздувались, глаза расширились.
— Господи, — вымолвила она, — я заговорилась и совсем не заметила этого парня.
Мы многого не замечаем. Но нет пророка в своем отечестве.
Глава 09
Клет сидел в металлическом кресле в комнате для допросов на расстоянии чуть больше десяти метров от камеры, в которой провел последние три часа. Дэн Магелли был не в духе. Он стоял по — фугую сторону стола от Клета, руки в боки, пиджак оттянут назад. Полицейский громко дышал, а его ухоженный вид и обычное самообладание, похоже, не сдерживали натиск нахлынувшей на него злости.
— Твои отпечатки обнаружены в квартирах двух убитых, — громыхал он, — у нас есть свидетель, видевший тебя с Фрэнки Джиакано, непосредственно перед тем, как его пристрелили. У нас есть запись твоего разговора с Биксом Голайтли, которую ты сам сделал за несколько часов до того, как его прикончили в Алджирсе.
— Ага, а ты обыскал мою квартиру и офис без ордера, — ответил Клет.
— Ты отрицаешь, что довез Фрэнки Джи до автобусной станции и купил ему билет?
— А что, избавление. Нового Орлеана от медвежатника — это преступление?
— Ты заплатил наличными за его билет до Лос-Анджелеса. С каких это пор ты начал финансово помогать социопатам?
— Видел однажды, как Фрэнки бездомному четвертак подкинул. Ну и подумал, что не такой уж он и плохой. Если не считать того, что он четвертак бомжу в глаз вкрутил и тот с тех пор им ничего не видел.
— Среди моих сослуживцев достаточно людей, которые с удовольствием подвесили бы тебя за кишки на мясницком крюке.
— Это их проблема. Кстати, ты в курсе, что Диди Джи реально сделал это с одним парнем?
— Я знаю, что ты не последовал за автобусом в Бэтон-Руж с тем, чтобы пристрелить Фрэнки в сортире. Но некоторые из моих коллег считают, что ты достаточно отмороженный, чтобы пойти на все. Когда я выйду из этой комнаты, мне этих людей придется убеждать в том, что они взяли не того парня. Зачем ты купил Фрэнки билет из города?
— Бикс Голайтли и Вейлон Граймз мертвы потому, что пытались меня поиметь. Фрэнки был их партнером. Я и решил, что он следующий. Но с меня хватило. Фрэнки, конечно, мешок с дерьмом, но он не заслужил того, чтобы его мозги размазывали по унитазу.
— То есть ты защищал Фрэнки всей теплотой своего сердца?
— Называй это как хочешь, Дэн.
— Как ты думаешь, кто пришил Граймза и Голайтли?
— Моя работа гоняться за сбежавшими из-под залога уголовниками и фотографировать, как мужья пялят служанок.
— Скажу тебе честно. Единственное, что не позволяет прокуратуре предъявить тебе обвинение в убийстве — это тот факт, что свидетели видели, как кто-то гораздо меньше тебя в одежде, как из вестерна, покидал мужской туалет сразу после того, как Фрэнки пошел на заплыв в луже собственной крови. Надо бы тебе знать, Клет, кто твой настоящий друг.
— Я могу идти?
— Нет. Ты арестован.
— За что это, интересно?
За хранение краденого. Помнишь немецкий «Люгер» под креслом твоей машины?
— Я отобрал «Люгер» у Фрэнки Джи. Не хотел я, чтобы он мне пулю в зад загнал.
— Ну, значит, Фрэнки все-таки достал тебя, хоть из мешка для трупов. Как это тебе нравится?
— Откуда украли «Люгер»?
— Посмотрим, сможет ли это выяснить твой адвокат до того, как ты пойдешь на сделку со следствием.
— Зачем это тебе, Дэн?
— Мы можем держать тебя взаперти как ключевого свидетеля хоть целую вечность. Обвинение в хранении краденого — это лишь чтобы коллегам подыграть. Они, конечно, обвинят меня в том, что я делаю поблажки тебе и Дэйву, но в конце концов все об этом забудут. Не надо, не стоит благодарности. Одно удовольствие подставлять за вас двоих задницу.
— Ты поставил мой «Кадиллак» на штраф-стоянку. Закрыл меня по кое-как сшитому делу. Твои коллеги — тупицы. И я должен быть тебе благодарен? — Клет потер лицо ладонями, словно пытаясь стереть с него усталость, и глянул в сторону окна. — Посади меня в одиночку, ладно? Что-то не тянет меня в общую камеру.
— Ты защищал Фрэнки Джи от кого-то?
— Да от того неизвестного мне чувака, который хотел его прикончить.
— Так от кого же?
Клет, казалось, надолго задумался, прижав лоб к тыльной стороне ладони, словно роденовский мыслитель. Затем он поднял взгляд на Дэна Магелли, как будто только что принял решение всей своей жизни:
— Я видел разносчика с тележкой со жратвой, направлявшегося к общей камере. Если ты меня туда не упечешь, можно мне все-таки сэндвич и кофе? — спросил он.
