Джеймс Берк - Блюз мертвых птиц
— Мать рассказывала, что мой отец был морским пехотинцем, погибшим в первой войне в Ираке, поэтому я и привезла тебе твою зажигалку. Но я не уверена, что она говорила правду. Ей на двери в спальню впору было турникет устанавливать.
— Я пытаюсь сказать, что мне не помешал бы ассистент, — сказал Клет.
— И часто тебя так заносит? — спросилась девушка, откусив от булочки.
— Не выспался вчера ночью, да и давление, бывает, зашкаливает.
— Нужно бы тебе получше о себе заботиться, — сказала она, — вот эта дрянь, что мы запихиваем в себя, не поможет ни твоему давлению, ни уровню холестерина в крови.
— У меня два офиса, один здесь и один в Новой Иберии. Это на Байю-Тек, часа два на запад. Ты сколько пробудешь в городе?
— Я не слишком-то слежу за часами и календарем.
— Думаешь, ты смогла бы работать на такого, как я?
— Ты женат?
— Уже нет. А почему ты спрашиваешь?
— Ведешь ты себя странно. Не похоже, чтобы ты зарабатывал кучу денег, либо я не совсем тебя понимаю.
— А что тут понимать?
— Ты так и не спросил, как меня зовут. Гретхен Хоровитц.
— Приятно познакомиться, Гретхен. Предлагаю тебе работать на меня.
— Я никогда не видела тебя на стадионе Литтл Янки. Значит, я тебя видела где-то еще, да?
— Да какая разница? — то ли спросил, то ли буркнул Клет.
— А в бытность морпехом, чем ты занимался?
— Пытался выжить.
— Приходилось убивать кого-нибудь, пока ты сам пытался не умереть?
— Две боевых командировки во Вьетнам. И много ты знаешь про морскую пехоту?
— Я вообще много чего знаю. Даже переняла кое-какие привычки своей матери, но в основном только плохие.
— Но теперь же все может быть иначе, — ответил он.
Гретхен пристально посмотрела на него, не ответив, и Клет вдруг почувствовал, что ее фиалковые глаза вызывали в нем чувства, с которыми он не знал, что делать.
— Спасибо за булочки. Ты же не против пешком добраться до своего офиса? — спросила она. — Ведь он расположен по ту сторону площади, примерно на квартал ниже, верно ведь? Увидимся, приятель, смотри, не выпускай дружка из штанов.
Гретхен оставила пять долларов чаевых под своей тарелкой и исчезла. После ее ухода Клет потер пальцами виски и попытался собрать воедино все, что она только что сказала. Как она могла просчитать точное расстояние до его офиса, и вообще, откуда она узнала, где он находится? Это она проследовала за автобусом Фрэнки в Бэтон-Руж и пристрелила его в туалете? Неужели из его семени вырос психопат? Несмотря на бриз, дувший со стороны реки, казалось, что запах духов его дочери все еще оставался на всем, чего она касалась.
Этой ночью небо в Новой Иберии озарялось странными огнями и электрическими всполохами, зарождавшимися в одиноких черных облаках и за секунды расходившимися волнами по всему небесному полотну, не производя при этом ни звука. Затем по болотам прошел дождевой фронт, насквозь промочивший город и переполнивший стоки на Ист-Мэйн, затопив наш двор, оставив за собой покрывало из серых и желтых листьев. В четыре утра мне показалось, что среди раскатов грома я слышу, как звонит телефон на кухне. Мне снился сон, в котором огромные снаряды, выпускаемые морской артиллерией, отклонялись от курса и со свистом пролетали мимо, прежде чем взорваться в мокрых джунглях.
У меня слегка кружилась голова, когда я поднял трубку телефона, часть меня все еще была во сне, настолько реальном, что я никак не мог стряхнуть его с себя.
— Алло, — прохрипел я в трубку.
— Это Ти Джоли, мистер Дэйв. Вы меня норм слышите? У нас тут настоящая гроза.
По ту сторону окна я видел, как туман катит с байю на деревья, как он давит на окна и двери. Я сел в кресло.
— Где ты? — спросил я.
— Далеко от дома. Здесь прекрасный пляж, а море зеленое. Хотела сказать вам, что у меня все в порядке. Я напугала вас тогда в больнице в Новом Орлеане, не нужно мне было этого делать.
— Ничего не в порядке, Ти Джоли.
— Вам понравились те песни, оставленные мною на айподе? Правда, я уронила его до того, как подарить вам, и теперь он не всегда хорошо работает.
— Ты сказала, что все в порядке. Неужели ты ничего не знаешь о своей сестре?
— А что с ней? Блу — это просто Блу. Она милая. Если уж совсем честно, то у нее голос лучше моего.
— Блу мертва.
— Что?
— Она была убита. Ее тело вынесло на берег в округе Святой Марии.
— Мистер Дэйв, вы прерываетесь. Что вы сказали о Блу? Гроза вот-вот снесет лодку с пляжа в море. Вы меня слышите, мистер Дэйв?
— Да.
— Я не слышу вас. Шторм просто жуть, он пугает меня. Мне пора. Передавайте привет Блу и моему дедуле. Скажите им, что я не смогла до них дозвониться.
Трубка замолчала, и с экрана определителя исчезла надпись «скрытый номер». Когда я вернулся в кровать и откинулся на подушке, Молли уже не спала.
— Ты на кухне что-то готовил?
— Нет, звонила Ти Джоли Мелтон.
Молли привстала на локте. Каждый раз, когда молния разрезала облака, я видел веснушки на ее плечах и груди.
— Я не слышала, чтобы звонил телефон, — возразила она.
— Он меня разбудил.
— Нет, Дэйв, я не спала. Ты разговаривал во сне.
— Она сказала, что ей жаль, что она заставила меня беспокоиться о ней. Ти Джоли не знает, что ее сестра мертва.
— О, Дэйв, — сказала Молли, на ее глаза навернулись слезы.
— Это то, что она сказала. Это была Ти Джоли. Думаешь, я смог бы забыть ее голос?
— Нет, это была не Ти Джоли.
— Она сказала мне, что роняла айпод. Вот почему другие люди не могли слышать песни, которые она туда записала.
— Остановись.
— Я говорю тебе то, что она сказала. Мне это не показалось.
— Ты всех нас сведешь с ума.
— Хочешь, чтобы я вместо этого тебе врал?
— Я почти жалею, что ты бросил пить. Тогда мы хотя бы знали, что делать. Но я не могу так жить.
— Ну и не надо, — буркнул я в ответ.
Я вернулся на кухню, сел в темноте и засмотрелся через окно на Байю-Тек, выходящий из берегов. В водовороте дождя и волн вертелась пустая, без весел, пирога, кружилась и кружилась, двигаясь к повороту реки и наполняясь дождевой водой, готовая сгинуть в глубине канала. Я никак не мог выкинуть образ тонущей пироги из головы. Надо было спросить Ти Джоли о ребенке, которого она носила под сердцем. Надо было спросить ее о многом. Я почувствовал руку Молли у себя на плече.
— Пойдем в кровать, — сказала она мягко.
— Скоро буду.
— Я не хотела тебя обидеть.
— Твои чувства оправданны.
— Я думала, тебе снится Вьетнам. Я слышала, как ты сказал «ложись!».
— Я не помню, что мне снилось, — солгал я, не в состоянии отвести взгляд от пироги, скрывающейся в пенистом водовороте.
Если только преступник сам не является в полицейский участок с чистосердечным признанием или его не ловят с поличным, с точки зрения доказательства вины существуют только два способа раскрыть преступление и привлечь виновного к суду. Либо детектива к преступнику приводит цепочка улик и доказательств, либо полицейский начинает с преступника, и ретроспективно по уликам следует обратно к преступлению. Пока что у меня не было никаких убедительных улик, связывающих Пьера Дюпре с Ти Джоли Мелтон или ее сестрой Блу. Но одну вещь о нем я знал совершенно точно: он лжец. Во-первых, он заявляет, что не знает Ти Джоли, но изображенная на его картине обнаженная женщина на софе как две капли воды на нее похожа. Во-вторых, он говорит, что уже много лет как избавился от сейфа, в котором Фрэнки Джиакано нашел долговую расписку Клета Персела.
Так с чего же начать, если хочешь узнать все о мужчине, чьи физические габариты и скрытая злость сбивают спесь с большинства других мужчин?
Возможно, стоило начать с его жены, которая вот-вот должна была стать бывшей.
Варина Лебуф-Дюпре в свое время являлась объектом эротических снов для всех без исключения представителей мужской половины студенческой братии Луизианского государственного университета. К двадцати пяти годам она доказала, что умело разбивает сердца, опустошает банковские счета и добивается особого успеха в культуре мужчин, в которой женщинами, может, временами и восхищаются, но обычно воспринимают их как приобретение или трофей. Эта девушка ничем не напоминала своего отца, детектива в отставке из полицейского управления округа Иберия. Одно упоминание его имени заставляло чернокожих опускать взгляд, чтобы скрыть страх и отвращение, которые он у них вызывал. Джессе Лебуф назвал свою дочь по имени жены Джефферсона Дэвиса — я так подозреваю, в надежде на то, что это позволит ей достичь того социального статуса, на какой не мог надеяться ни он сам, ни его жена. К несчастью для него, Варина Лебуф любила поступать по-своему, ей было наплевать на свой социальный статус, и она любила, чтобы об этом знали все. В колледже его дочь завивала свои темно-каштановые волосы в дреды и закручивала их вокруг головы, иногда вплетая в них бусины Марди Гра. На танцах она была в приятных на вид платьях, в церкви же — джинсы и розовые кроссовки, а однажды, когда пастор попросил ее встретить в аэропорту знаменитого телевизионного евангелиста, она прибыла в терминал Лафайетт босиком и без бюстгальтера, в вечернем платье, стекавшем с ее фигуры, словно шербет.
