Вернер Штайнберг - Современный детектив ГДР
— Он ничего не сделал. И даже не пытался. Он только хотел, чтобы я еще немного задержалась в его номере. Он хотел мне что-то предложить. Ему нужно было, чтобы я его выслушала, больше ничего!
5
Около полуночи, ворочаясь в гостиничной постели и следя за отсветами фар, непрестанно шмыгавшими у занавески по потолку, Метцендорфер восстановил дальнейшие события, о которых ему рассказала Джина Трициус, так.
Йозеф Альтбауэр приехал откуда-то из Франции, по-видимому не из Парижа. Там он выполнял какой-то большой деловой план и привез результаты. Какого рода был этот план и каковы были результаты, оставалось неизвестно. Во всяком случае, у Трициус сложилось впечатление, что он вел переговоры с какими-то официальными инстанциями и переговоры эти шли долго. Метцендорфер спросил ее, рассказал ли тот ей об этом. Она пожала плечами, и, взглянув на нее, он впервые увидел какое-то подобие растерянности в ее глазах.
— Не помню, — ответила она, — может быть, мне просто так показалось. Я, собственно, не слушала, я это как-то уловила.
Адвокат не хотел создавать у нее впечатление, что он допрашивает ее. Он нарочно стал распространяться о том, что люди почему-то не умеют слушать и — он судил по свидетельским показаниям — сильно ошибаются в своих наблюдениях, что они, можно сказать, вообще ничего не видят вокруг себя.
Это вызвало у девицы несогласие. До сих пор она старательно следила за своими манерами, а теперь она вдруг поставила локти на стол, подперла голову кулаками, смерила Метцендорфера взглядом и проворчала:
— Уж если я захочу что-нибудь увидеть, то и увижу. И смогу поклясться хоть тысячу раз!
Метцендорфер не позволил себе улыбнуться. Он ее похвалил: значит, она счастливое исключение, тем лучше для этого разговора.
Она снова насторожилась, как бы отстранилась от стола и с недоверием в глазах приняла напряженную, выжидательную, оборонительную позу.
Метцендорфер отставил эту игру. Он понял, что дальнейшие околичности бесполезны. Он испугался, что они уведут его от цели. Джина Трициус, видимо, уже поняла, что его кажущаяся уступчивость — это всего-навсего гибкость, благодаря которой его следующий вопрос бьет в цель с еще большей силой. А если она это поняла, то ему следовало признать, что тактика его была именно такова. Он спросил:
— Что же это было за предложение?
Она с притворным удивлением подняла брови, отчего их тонко подведенные дуги приобрели сходство с ро́жками.
— Я не делала никаких предложений! — ответила она невинно.
— Да нет же, я имею в виду Альтбауэра!
— Что? Разве вы его знали?
— Конечно, не знал. Как вам могло прийти это в голову, фрейлейн Трициус? Ведь я бы тогда не сидел здесь!
— Я так поняла, — сказала она небрежно и, опустив брови, словно бы убрала черные ро́жки, — что он сделал вам какое-то предложение.
Метцендорфер недоуменно посмотрел на нее.
Она ответила ему серьезным взглядом и вдруг улыбнулась, — улыбнулась так, что он сразу представил себе, как улыбалась она в школе, подстроив какую-нибудь каверзу учителю.
Смахнув со лба жидкую рыжую прядь, он поднял свой бокал, усмехнулся и сказал на жаргоне, хорошо ей знакомом:
— Пасую! — Он сразу понял: это правильный тон; он понял: девица капризна и в своих реакциях подвластна настроению; он понял: сейчас я и правда узнаю все, что она знает. И чтобы усилить сказанное, прибавил: — Вы меня обставили!
Когда он позднее — была ночь, и фары невидимых встречных машин прыгали ему навстречу блестящими мячами — отвозил домой Джину Трициус, ему и в самом деле было известно следующее.
Иозеф Альтбауэр остановился в гостинице «Майнау» не только для того, чтобы там переночевать. Он встретился еще с каким-то приятелем или деловым знакомым — девушка точно не знала — родом, по-видимому, из Южной Германии. С ним Альтбауэр и беседовал до полуночи в холле гостиницы. Лишь отправившись спать, Альтбауэр сообразил, почему их переговоры ни к чему не привели: у партнера в портфеле явно были документы, означавшие отстранение его, Альтбауэра, от участия в деле. Поэтому-то у него и сорвались с языка слова о краже, когда она, Джина Трициус, вошла в его номер. Он сказал, что ему нужно получить возможность ознакомиться с содержимым этого портфеля. Лишь тогда ему, наверно, удастся отвести направленный на него удар. Так вот, пусть она поможет ему, и, если его замысел удастся, он не пожалеет для нее тысячного билета. Джину Трициус отпугнула эта сумма; как всегда в редких случаях столь щедрых предложений, у нее возникло верное чувство, что от нее хотят дешево откупиться, а вовлекают ее в опасную сделку. Конечно, тысячи ей еще ни разу не предлагали, но все равно и даже тем более!
Отсветы фар непрестанно вышмыгивали из-за занавески, а Метцендорфер, глядя на них, отчетливо представлял себе, какое зрелище являла Альтбауэру Джина Трициус в эти секунды: он видел, как на ее еще испуганном лице снова появилось выражение холодной расчетливости, как змейки подведенных бровей надменно взметнулись у висков, оттого что она наморщила лоб.
Она потребовала, чтобы Альтбауэр немедленно ее отпустил, он, видно, думает, что с беззащитной горничной можно вести себя как угодно? При этом ей было уже ясно, что такого предложения она не примет, но по собственному почину помочь этому человеку, который при своей заурядной внешности вел себя так необычно, было ей любопытно.
Внешность у него была действительно заурядная, хотя Метцендорфер и не задавал никаких вопросов на этот счет (он ведь хорошо помнил облик убитого): молодой еще человек лет тридцати пяти, самое большее, лицо энергичное, на любой улице, в любом баре увидишь такого субъекта спортивного вида в охотничьей шапочке.
Он сразу отпустил ее, пристально на нее посмотрел, разочарованно направился к окну и отдернул занавеску, которая еще с ночи скрадывала свет с улицы. Глядя не на девушку, а в окно, Альтбауэр сказал как бы себе самому:
— Ну что ж, попробую по-другому. А ведь комар носа не подточил бы! Досадно!
Эти слова ее и привлекли. Это ей, как она выразилась, «импонировало».
Он был ошеломлен, когда она сказала, что если он не станет набрасываться на нее, как тигр, то пусть спокойно объяснит ей свой замысел. Он медленно повернулся и долго смотрел на нее, прежде чем наконец ответил:
— Верно, ладно. Но я буду целиком у вас в руках!
Она только пожала плечами.
Тогда он настойчиво спросил:
— Вы это понимаете?
Она снова пожала плечами и промолчала.
Представляя себе это под шмыганье отсветов на потолке, Метцендорфер знал, что маленькая Трициус видела в те минуты не только Альтбауэра, но и себя самое: нагловатую, с вызовом в серых глазах, блестяще справляющуюся с необычной ситуацией. И что она очень нравилась себе в этой роли.
Альтбауэр, сказала она, снова задумался, но в конце концов она заявила ему, что ей нужно идти работать: итак, либо — либо!
Тогда он сообщил ей свой план.
Она утвердительно кивнула. Она согласилась. Было сделано еще несколько коротких замечаний относительно исполнения его замысла. Примерно через час она выполнила свою задачу. А еще через двадцать минут Альтбауэр тихо и быстро, явно нервничая, прошел по коридору — да, с пустыми руками, она точно помнит! — и шепнул ей:
— Все в порядке! Спасибо, малышка! Я сегодня же должен быть в Пассау. Но я скоро вернусь, и тебя ждет такой сюрприз, что ты ахнешь!
Больше она его не видела. Метцендорфер ведь знает, что он не вернулся.
6
Как и накануне, в день приезда во Франкфурт, Метцендорфер почувствовал ноющую боль в висках. Он устал от раздражающего шмыганья бликов на потолке и от размышлений о рассказе Трициус.
Слушая, как грохочет за окном ливень, адвокат признался себе, что его усилия привели пока лишь к одному: все запуталось еще больше. Во всяком случае, ничего, что могло бы мало-мальски помочь Марану, он не нашел. До сих пор он имел хотя бы возможность намекнуть при защите друга на то, что убитый явился на дачу, по-видимому, с преступными целями. Теперь это казалось маловероятным. Напротив, было совершенно неясно, с какой стати Альтбауэр вообще оказался в Бад Бернеке. Сколько Метцендорфер ни ломал себе голову, никакой убедительной-причины он не нашел.
Он со злостью признал, что Гроль был, вероятно, прав, когда решил не копаться больше в этом деле. Гроль, во всяком случае, избавил себя от головоломок.
А показания Трициус? Подвергать их сомнению Метцендорфер не решался: рассказ девушки, по его впечатлению, был искренним. Но того, что он узнал от нее, было недостаточно. Вся ее договоренность с Альтбауэром состояла в том, что она позвонит из телефонной будки в гостиницу «Майнау» его партнеру и пригласит того посетить одну франкфуртскую фирму. Альтбауэр сообщил ей номер комнаты. Фамилию она не стала спрашивать. Незнакомец, правда, назвал себя, но девушка начисто забыла как. А регистрационного бланка он, как и Альтбауэр, не заполнял. Наименование фирмы у нее тоже выскочило из головы. Да, ей назвали его, но эта была всего лишь мера предосторожности. Ей следовало знать его на случай, если его у нее спросят. Но ее не спросили. Она сказала, что звонят из «секретариата директора Себастиана» и что господин директор Себастиан просит немедленно прийти к нему по срочному делу, и этого незнакомцу было явно достаточно. Она видела, как он вскоре торопливо прошел через холл. Альтбауэр, стоявший в вестибюле, указал на него кивком. Она смутно припоминала какого-то мужчину не старше тридцати лет, очень модно одетого, с нехорошим, мучнистым цветом лица, который показался ей неаппетитным. Да, она, пожалуй, узнала бы его, но подробно описать его она не могла.
![Тобиас Уэллс - Моя прекрасная убийца [Сборник]](/uploads/posts/books/159398/159398.jpg)
