Джон Мэтьюз - Смертельные послания
Лоуренс наклонился и соскреб кровь с верхней губы Лауры Данн в чашку Петри.
– Я помещу этот образец отдельно в бутылку с соответствующей маркировкой, – решил он.
Еще до проведения вскрытия Ардженти встретился с матерью Лауры, Брендой, и та, немного придя в себя после первого шока, попыталась понять, почему кто-то напал на ее дочь в доме мистера Джерсона.
– Вы не думаете, что это сделал мистер Джерсон? – спросила она детектива.
– Нет. Мы думаем, Лаура привела мужчину с улицы.
– Зачем ей это было нужно? Она работала в доме мистера Джерсона до одиннадцати часов вечера. Лаура хорошая девушка.
Ардженти не хотелось рассеивать иллюзии Бренды Данн относительно ее дочери – тем более после гибели девушки. Он лишь спросил, почему у Лауры был столь продолжительный рабочий день и по какой причине ей требовались дополнительные деньги. Бренда пояснила, что ее младший сын, Дэниел, всего несколько месяцев назад болел цингой:
– Доктор сказал, что если не давать ему хорошую, свежую пищу, он заболеет опять, и тогда… но, понимаете, мы можем позволить себе только объедки, и поэтому Лаура…
Бренда запнулась, поскольку перед ней вдруг разверзлась страшная реальность Файв Пойнтс, где двенадцатилетние девочки торговали собой на улице.
– Вы хотите сказать, что…
Бренда не могла заставить себя произнести эти слова, как не мог этого сделать и Джозеф. Поэтому он просто понимающе кивнул, устремив на нее сочувственный взгляд.
Миссис Данн отвернулась и зажала рот рукой. Ардженти вдруг вспомнил выражение лица своей матери, когда она впервые узнала, что Марелла работает в одном из клубов Тендерлойна.
– Ей было очень больно? – спросила Бренда.
– У нее серьезные повреждения…
– Разрез, образовавшийся в результате первого удара в область живота, тянется от нижнего края грудной кости к правой стороне паха мимо аппендикса, затем пролегает горизонтально до левого края пупка и поднимается до нижнего левого края ребер.
Чтобы измерить это длинное проникающее ранение, Лоуренсу потребовалось несколько больше времени.
– Длина одиннадцать с половиной дюймов. В самой нижней точке, в области живота, ширина восемь и три четверти дюйма, – произнес он наконец. – Разрез в самой верхней точке рассекает хрящ. Все, находящееся между этими двумя точками, вскрыто, большая часть внутренних органов обнажена.
– …но, мы думаем, они были причинены уже после ее смерти.
– Вы думаете? Вы хотите сказать, что она не мучилась перед смертью?
– Если это послужит вам утешением… да.
– Кишки в значительной степени отделены от брыжейки и лежат на левом плече жертвы. Большой разрез на поверхности левой части печени, еще один разрез, нанесенный под прямым углом к первому.
– Три и три четверти дюйма и… два с четвертью дюйма соответственно.
– Печень выглядит здоровой. Последующие небольшие разрезы на поджелудочной железе и селезенке должны быть исследованы более детально после удаления. Правая почка выглядит несколько бледной, но повреждения на ней отсутствуют. Левая почка полностью удалена. По всей видимости, человеком, обладающим по меньшей мере базовыми медицинскими знаниями. Левая почечная артерия полностью перерезана.
Ардженти с болью в душе смотрел на изуродованное тело Лауры Данн. Семнадцатилетняя девушка родилась не в том месте и не в то время. Какова бы ни была ее цель – добыть еду, чтобы спасти от смерти младшего брата, или приобрести первую в своей жизни пару туфель, – она не имела шансов. Работа «сборщицы тряпья» приносила ей, по всей вероятности, меньше восьми центов в час. Детектив видел, что она подводила золой глаза, чтобы казаться мужчинам более привлекательной.
Из состояния задумчивости его вывел голос Джеймсона.
– Думаю, нам всем требуется перерыв, вы не находите? – Он взглянул на Ардженти, и в его глазах мелькнула озабоченность. – Мы можем закончить это потом, – добавил Финли. – А сейчас в лучшей столовой «Бельвю» нас ждет бурда, больше известная как чай и кофе.
* * *«Бельвю» была старейшей и одной из крупнейших больниц Манхэттена. Близился полдень, и в столовой на третьем этаже царило оживление. Следователи постарались расположиться как можно дальше от сутолоки и шума, заняв угловой столик.
Джеймсон пригубил чашку с чаем и с гримасой поставил ее на стол.
– Это самая настоящая наглость – обвинять нас в ее смерти. Я вижу, это произвело на вас сильное впечатление, – сказал он своему напарнику.
– Да, это обвинение отнюдь не добавляет оптимизма ко всему прочему, – вздохнул Ардженти. – Но на меня гораздо более тяжелое впечатление произвела процедура вскрытия, да еще после встречи с матерью Лауры Данн. Как она отреагировала на известие о том, что ее дочь…
Джозеф осекся, поняв, что приблизился вплотную к проблеме собственной семьи: его мать и Марелла.
Финли покачал головой.
– Это типичный социопат, неспособный брать на себя ответственность за свои поступки и винящий в них других.
Их столик был мраморным, а на полу лежали большие каменные плиты. И мрамор, и камень легко отмывались. Что же касается интерьера, столовая не сильно отличалась от морга, откуда они только что пришли.
– Что вы думаете о послании? – спросил Ардженти Джеймсона.
– А что вы имеете в виду – письмо, найденное на ступеньках Тэммани-холл этим утром, или метку, оставленную на левой почке Лауры Данн?
– И то и другое.
Задумавшись, Финли окунул крекер в чай.
– Преступник, несомненно, становится все смелее, раз оставил пакет прямо под носом у мэра Уоткинса, – сказал он. – Но, возможно, он просто стремился к тому, чтобы его письмо было тотчас же обнаружено. Не хотел терять время.
– Так что, по-вашему, эта метка представляет собой букву иврита или какой-то символ?
– Да, но я не могу быть уверен, пока мы не проконсультируемся со специалистом и не удостоверимся в том, что на предыдущих жертвах тоже были оставлены метки, как утверждает этот тип.
– Но я полагал, что на плече Камиллы Грин была изображена всего лишь буква «Х».
– Может быть, и нет, – вмешался Лоуренс. – Этот знак похож на букву иврита «алеф», эквивалентную нашей букве «А». Палочка, опускающаяся по диагонали справа, не является полностью прямой линией – она имеет небольшое искривление.
Джеймсон кивнул:
– Да, но если на предыдущих жертвах действительно были оставлены сходные метки, почему они отсутствовали в Лондоне? И если их видели, как он утверждает, почему это не было предано огласке?
Ардженти насупил брови:
– А зачем им нужно было это делать? Вероятно, они не хотели разглашать эту информацию до тех пор, пока у них не появится уверенность в том, что это дело рук Потрошителя.
– К сожалению, кое-что выплыло наружу еще до того, как у них появилась такая уверенность.
Финли быстро переглянулся со своим помощником.
– Помните, в материалах дела упоминается окровавленный кожаный фартук, найденный на месте убийства Энни Чэпмен? – спросил он Джозефа. – Такие обычно носят мясники и обойщики, но также и многие вновь прибывшие иммигранты-евреи из России и Польши.
Ардженти кивнул:
– Да, помню.
– В результате уже появились определенные признаки враждебного отношения жителей города к этим иммигрантам. Поэтому, когда на месте убийства Кэтрин Эддоус была обнаружена надпись, которую можно прочитать как «евреи» (jews), но со странным выговором – J-U-W-E-S, полиция поспешила удалить ее до появления прессы.
– Точный текст звучал так: «Juwes – люди, которых не будут винить ни в чем», – вставил Лоуренс.
Отхлебнув очередной глоток, Джеймсон продолжал:
– В отношении этого выговора напрашиваются два варианта: либо надпись сделал малограмотный человек и это слово действительно означает «евреи», либо это ссылка на «Джубело», и значит, здесь прослеживается связь с масонством.
В разговор снова вступил Лоуренс:
– Джубело – вторая в цепи масонских кровавых клятв: Джубела, Джубело, Джубелум. Она описывает, что случится с тем, кто нарушит клятву: его левая грудь будет вспорота, жизненно важные органы будут вырезаны и переброшены через левое плечо.
– Все это происходило во время почти ритуальных убийств многих из жертв Потрошителя, – добавил Финли. – Однако из данной гипотезы вытекает еще более тревожная конспирологическая версия, затрагивающая королевскую семью, масонов и руководство Скотленд-Ярда. В любом случае, будь то во избежание еврейских погромов или в целях защиты королевской семьи, эту настенную надпись имело смысл удалить.
Джеймсон пожал плечами и продолжил:
– Помимо того, что эта версия представляется невероятной, она исходит от самого Потрошителя: если бы он принадлежал к евреям или выполнял тот или иной масонский ритуал, было бы довольно странно говорить о себе в третьем лице или раскрывать свои намерения.
