Иван Любенко - Черновик беса
Другое дело «кинто», беспечные на вид, но сами себе на уме, и торговавшие, чем придётся. Этакие герои тифлисских улиц, праздношататели, не гнушающиеся ни мошенничеством, ни воровством, а проще говоря, проходимцы. От них все беды и недоразумения, случающиеся с приезжими.
На перекрёстках улиц сидели важные толстые мирзы — публичные писцы. Перед каждым стоял узенький деревянный ящичек с перьями, бумагой, чернильницей и ножичком.
Когда коляска выехала за город, солнце уже стало припекать, пришлось поднять полог.
Между Тифлисом и Коджорами несколько раз в день ходили почтовые и частные дилижансы. Первые отправлялись от почтовой станции, а вторые — от Эриванской площади. Но самый ранний из них пускался в путь только в восемь часов утра, что, естественно, не устраивало ни Ардашева, ни Толстякова.
В Коджоры можно было ещё добраться и по горной тропе верхом. Эта дорога тянулась всего десять вёрст, но была опасна не столько из-за рельефа местности, сколько из-за участившихся случаев разбоя. Дабы избежать нежелательных встреч, путешественники нередко пользовались услугами провожатого, своеобразного телохранителя, которого здесь именовали словом «чапар».
Шоссированная дорога миновала Сололакскую гору, затем спустилась в Табаханский овраг и после нескольких зигзагов, у почтового столба с отметкой «13», достигла селения Табакмелы.
Вскоре, через три или четыре версты, встретился экипаж с возницей, но без пассажира. Извозчики перекинулись между собой двумя фразами и разъехались.
Проехав всего десять саженей, кучер неожиданно остановил коляску и на ломанном русском языке пояснил, что дальше путь закрыт, поскольку горный завал только что перекрыл шоссе в самом узком месте, где лошади даже не смогут развернуться. Потому дальше ехать он не может. По его словам, в данной ситуации до Коджор можно было добраться лишь по пешей горной тропе, пролегавшей по отлогому склону чуть выше верховой дороги. Этот путь был самый короткий.
— Что ж, в таком случае, мы пойдём пешком, — решительно заявил Ардашев.
Отдав вознице два рубля, путники вкарабкались вверх.
Действительно, на высоте пяти саженей проходила тропинка. Когда миновали заросли терновника, взору путешественников предстала страшная картина: несколько огромных кавказских собак, рыча, рвали чьё-то уже бездыханное тело.
— Оставайтесь на месте! — скомандовал присяжный поверенный Толстякову, и, вынув из-под пиджака браунинг, решительно зашагал в сторону, где разыгрывалась кровавая драма.
Завидев новую жертву, три лохматых чудовища, словно соревнуясь друг с другом в скорости, кинулись навстречу. Клим Пантелеевич стал спиной к скале и, держа левую руку на уровне горла, хладнокровно прицелился. Раздались три выстрела, следующие один за другим. Первый пёс покатился кубарем, второй, скуля, завертелся на месте, третий упал на грудь и, точно пригвождённый к земле, испустил дух. Адвокат сделал несколько шагов, вскинул пистолет и вновь произвёл два выстрела. Четвёртая собака завалилась на спину и из её пасти хлынула кровавая пена. А последняя, визжа от боли, забилась в кустарник. Ардашев раздвинул ветви и спустил курок. Раздался выстрел. И только теперь он подошёл к растерзанному человеческому телу.
Разбрызганная вокруг кровь смешалась с дорожной пылью и, запёкшись на солнце, уже начинала твердеть. Голова жертвы почти отстала от туловища, но ещё держалась на кусках кожи. Внутренности вывалились из разорванного живота и лежали на земле. Правая голень белела открытой костью.
— Подойдите, Сергей Николаевич! — крикнул присяжный поверенный, убирая пистолет под пиджак. — Теперь можно.
Толстяков кивнул и зашагал, но как-то очень осторожно, словно боясь провалиться в ловчую яму.
— Боже! Это же Блэкстоун! — закрыв лицо руками, промолвил газетчик. — Как он тут оказался?
— Очень просто. Помня ваши слова о предстоящей встрече с Фогелем, он решил приехать первым и купить марку. Ни в каком аукционе англичанин и не собирался участвовать. Это был плохо скрываемый блеф. Но его погубила жадность и неумение держать слово.
— Выходит, вчера он меня обманул?
— Именно так. Но, как говорится, «God hates sinners», а по-нашему: «Бог шельму метит».
— Но откуда здесь взялись эти собаки?
— Вы забыли стихи Беса про пять голодных псов?
— Нет-нет, я помню, конечно. Но тогда, получается, что меня, а не британца должны были порвать на части эти мерзкие твари?
— Не только вас, но и меня тоже. Он поджидал нас, полагая, что мы не сможем справиться с собаками. И ему было невдомёк, что британец пройдёт здесь первым. Бес всё рассчитал: подготовил завал и держал наготове голодных псов, которых, как я полагаю, он купил у чабанов, и, вероятно, они успели к нему привыкнуть. Животных не кормили несколько дней, и они совсем озверели. Увидев человека, он отцепил верёвки, и пастушьи собаки понеслись.
— Разве Бес не понял, что англичанин — не вы и не я?
— Дело в том, что британец шёл с солнечной стороны, и потому Бес его не разглядел. Он был уверен, что эти пять псов разорвут нас обоих. За первым человеком должен был появиться и второй. Но у него не выдержали нервы, и он спустил всю свору, либо просто не сумел их удержать.
— Смею заметить, что преступник хорошо знаком со здешними окрестностями.
— Вы правы. Не исключено, что он наблюдает за нами и сейчас.
— И что же делать? Насколько я понял, у вас остался всего один патрон.
— Это так, но теперь он не опасен, потому что впервые потерпел фиаско и, как любой маниак, очень расстроен. Потому, будь у него хоть ручной пулемёт Мадсена, сейчас он не смог бы даже нажать на спусковой курок. Да с двумя людьми не так легко справиться, тем более, если у меня остался последний патрон. К тому же, он, наверняка считает, что у вас есть заряженный бульдог. — Ардашев щёлкнул крышкой золотого Мозера и продолжил: — Время против нас, и следует поторопиться. В противном случае, мы можем не успеть к восьми.
— А зачем нам туда теперь идти, если понятно, что Фогель и есть Бес? — вопросил Толстяков.
— С чего вы это взяли?
— Послушайте, раз Бес решил напасть на нас здесь, стало быть, он был уверен, что мы поедем в Коджоры, так?
— Безусловно.
— А кто ещё мог это знать, кроме самого Фогеля?
— Да кто угодно! Любой другой человек, находящийся рядом с Фогелем, звонившим к нам в отель. Вы ведь сами мне говорили, что вчерашний разговор с начальников почты Коджор был несколько странен. Вам показалось, что он говорил торопливо, точно опасаясь, чего-то. Помните?
— Это так. Но, с другой стороны, Фогель достаточно хорошо меня знает и вполне может быть Бесом.
— Другими словами, вы считаете, что господин Фогель — неудавшийся писатель — отправился в Петербург, сжёг там Сырокамского, а потом прибыл в Сочи и, чтобы досадить вам, принялся убивать всех подряд?
— А почему бы и нет? Согласен, это звучит несколько непривычно и даже странно, но, судя по всему, так оно и есть.
— Допустим. Но вы же разговаривали с ним по телефону. Это был его голос?
— Да откуда я знаю? Я виделся с ним несколько лет назад. Люди болеют, меняются с годами. К тому же, любой телефон искажает тембр человеческого голоса, так что не мудрено и ошибиться.
— Тогда тем более нам надобно узнать, где Фогель, — настаивал Ардашев.
— Да как хотите, — пожал плечами газетчик. — Я полностью в вашей власти. Вы мой чичероне и чапар в одном лице. Только у меня вопрос: что делать с трупом иностранца?
— Будем считать, что нас здесь не было. Блэкстоуну мы уже ничем не поможем, а вот поиску Беса наше обращение в полицию может навредить.
Через час путники добрались до Коджор. Это местечко, насчитывавшее более сотни дач состоятельных тифлисцев, располагалось на крутой и открытой горе, имело весьма опрятный вид, главным образом, благодаря тому, что издавна Коджоры были излюбленным местом отдыха грузинских царей. В настоящее время здесь находилась летняя резиденция Кавказского наместника с канцелярией и штабом. Сюда же до начала сентября из Тифлиса перебрался девичий институт и заведение св. Нины. Имелось три гостиницы. На центральной улице, неподалёку от остановки дилижансов, стояло одноэтажное здание Почтамта.
На часах было без четверти восемь. Почта ещё не работала. Табличка на двери гласила, что она открывается ровно в восемь. Дождавшись положенного времени, спутники вошли внутрь. Газетчик тут же попросил пригласить начальника, но его помощник ответил, что господин Фогель ещё в отпуске.
— Простите, а когда он выйдет на службу? — поинтересовался Клим Пантелеевич.
— Через неделю.
Толстякову и присяжному поверенному не оставалось ничего другого, как шагать к остановке дилижансов, пришедших из города. Получалось, что каменный завал на шоссе уже разобрали. К счастью, на площади попалась освободившаяся пролётка. На ней и добрались до Тифлиса.
