Елена Михалкова - Улыбка пересмешника
Все мысли о том, что она делает, Татьяна отгоняла. Она поставила перед собой задачу – спрятать тело и те улики, которые могли бы указывать на брата, – и методично решала ее. Алешину футболку она собиралась сжечь, но спичек с собой не было, и, подумав, Таня ограничилась тем, что закатала ей рукава, чтобы не было видно побуревших пятен. «Вернемся домой – сожгу».
Когда все было закончено, Таня выбралась из ямы и пошла к реке. Лихорадочная возбужденность, в которой она пребывала последние часы, исчезла, и она почувствовала озноб, быстро сменившийся жаром. Опустившись на колени прямо в мутную воду, Таня умыла лицо и едва успела отскочить в кусты. Ее долго рвало, и потом, обессилев, она лежала на берегу, пока мысль о брате не заставила ее взять себя в руки.
Леша покорно ждал на краю ямы, и когда она увидела его – полного, нескладного, уродливого, как птенец, – сердце сжалось от мучительной боли за него и от страха, что все может всплыть. О себе Таня не думала: она представляла койку, к которой привязан ее глупый младший брат, и его лицо – непонимающее, перепуганное лицо ребенка, которому причиняют боль.
– Пойдем домой, – тихо сказала она, прогоняя отвратительное видение, и наклонилась, смахивая с головы брата овода.
Если бы не овод, Таня заметила бы человека, наблюдавшего за ней из-за деревьев. Но когда она распрямилась и обернулась, чтобы бросить последний взгляд на замаскированную могилу, тот уже спрятался за сосной.
Глава 7
К вечерней встрече с Алисой Роман готовился особенно тщательно, но приготовления его касались не столько внешнего вида, сколько настроя. Настрой сегодня следовало иметь правильный, и для того, чтобы войти в нужное состояние, он провел не меньше десяти минут, рассматривая ее фотографию и про себя разговаривая с девушкой.
Эту технику он освоил несколько лет назад, когда только начинал работать на шефа. Вспоминая себя тогдашнего, Роман усмехался: сколько же в нем было апломба и нахальства! Он знал, что красив, знал, что нравится женщинам, и самонадеянно считал, что этого будет вполне достаточно для выполнения тех заданий, для которых его взяли.
Шеф, мудрый человек, быстро сбил с него спесь, подсунув ему немолодую, по меркам юного Ромы, дамочку – лет тридцати восьми, невыразительной внешности: сухопарую блондинку с мелкими чертами лица. Муж блондинки хотел выяснить, устоит ли его супруга перед соблазном, и Роман начал работать, заранее уверенный в результате.
Однако все вышло не так, как он ожидал. Дамочка легко пошла на контакт, но стоило Роме намекнуть на продолжение отношений, как она выскользнула и на прощание даже позволила себе небрежное высокомерие. Он не смог бы повторить то, что она сказала, да это было и неважно: высокомерие пряталось в интонациях, в ее взгляде, в легком пожатии плеч... Он потратил на эту стерву два вечера, а она даже не дала себя поцеловать!
Докладывая об «операции», Роман интерпретировал события в свою пользу, выставив дамочку верной женой, устойчивой к мужской красоте и обаянию – если только красота и обаяние не исходят от ее супруга. Шеф выслушал его рассказ, хмыкнул и отрядил на продолжение операции Антошу – субтильного субъекта с кривой ухмылкой и крашеной белой челкой.
Антоше крепость сдалась после третьей встречи, и все стороны получили свое: семейная пара – развод и такой раздел имущества, который устраивал заказчика, фирма – гонорар, а Роман – щелчок по носу и важный урок. «Женщины клюют не на красоту, – сказал шеф, проводя разбор полетов. – Они клюют на исполнение своей мечты. Тебе придется этому учиться».
И Рома учился. Выяснилось, что клиенток, не клюющих на стандартные приманки, – меньшинство. Роман посмеивался про себя, слыша, что мужчинам достаточно красивой фигурки и смазливого личика, чтобы они увлеклись их обладательницей и забыли обо всем. Женщины, с его точки зрения, были устроены куда проще! Им даже не нужны в избраннике фигура и лицо, если он соответствовал образу идеального возлюбленного, а таких образов-схем оказалось всего три. Следовательно, и всех клиенток можно было рассортировать на три группы.
Для первой важна была сила – во всех ее проявлениях. Сильный мужчина платил за все, принимал решения за всех и готов был сражаться со всеми, если в том была необходимость. Мозги сильному мужчине были необязательны, их успешно заменяли инстинкты, и чем ярче они демонстрировались, тем охотнее обрабатываемые дамы падали в объятия самца. Роман так и называл этот образ – «самец». Он ему хорошо удавался.
Вторая группа любила «качели». Раскачивание эмоций – вот тот крючок, который цеплял этих женщин: от грубости к нежности, от издевательской, утонченной язвительности – к нескрываемому обожанию, от любви к безучастности... Некоторым требовалось разнообразие, другие ловились на одну только смену чуткости и равнодушия, но с каждой из них тактика была рассчитана и ясна с первых часов знакомства. Роману был не по душе оттенок механистичности, который имелся в «качелях», но он признавал, что их достоинство – в простоте и предсказуемости.
Третьей группе женщин, с которыми имел дело Роман, требовались чувства. Иногда ему казалось, что крики о нехватке витаминов, кислорода, микроэлементов и прочего, о чем вопят газеты и телевидение, – все это чушь по сравнению с тем, насколько людям нужны чувства. Сильные! Искренние! Не экстрим, который является лишь суррогатом, заменителем – внешне сильным, но в действительности поверхностным, не затрагивающим ни одной струны души... А настоящие, неподдельные чувства, без которых организм болеет, поедает сам себя: растравляется язвами, отзывается мигренями и мстит хозяину неврозами и прочими болячками, причину которых ищут совсем не там, где стоило бы искать.
О, Роман был мастер чувств! Он любил с размахом, страдал с упоением и готов был рыдать на коленях перед любимой, зная, что высокий красивый мужчина в слезах – зрелище, бередящее нежную женскую душу. Клиенток втягивало в водоворот эмоций, они сами начинали любить с размахом и страдать с упоением, и предавались этому с пылом, которого в себе и не подозревали. Это и становилось тем крючком, слезть с которого самостоятельно мало кто мог.
Определяя, к какой группе отнести очередное «задание», Роман распечатывал фотографию (смотреть на экран монитора не годилось, требовался лист) и начинал проникновенно беседовать с объектом предстоящей работы. Сперва он задавал простые вопросы, ответы на которые знал из досье: возраст, количество детей, сколько лет в браке, а затем переходил к угадыванию любимого цвета, времени года, блюда и мысленно составлял нечто вроде школьной анкеты, где требовалось синей ручкой вписать имя любимого певца, а также накорябать четыре строчки из лучшего в мире стихотворения.
На этом подготовительный этап заканчивался, и на первую встречу Роман отправлялся, вооруженный представлением о том, что нравится временной даме его сердца, – правда, представлением вымышленным. Но затем происходило удивительное: то ли проявлялись его способности физиономиста, то ли срабатывало чутье, но в большинстве случаев Роман угадывал минимум три пункта из пяти. Стоило ему выяснить это, и он начинал беседовать с «объектом» как с человеком, который ему уже знаком, и отчасти так оно и было: знакомством, и достаточно близким, Роман считал те десять-пятнадцать минут, что он разговаривал с фотографией и расспрашивал ее о жизни и предпочтениях.
В сочетании с его внешностью это производило удивительный эффект. Женщины доверяли Роману: он знал о них так много, а как можно не доверять человеку, который чувствует тебя едва ли не лучше, чем ты сама?
Если была необходимость, Роман проводил второй «сеанс связи» с фотографией, и на сей раз беседа была более продолжительной и серьезной. Со стороны это выглядело смехотворно, но Рому не интересовала оценка со стороны – его интересовал успех, а он был почти всегда.
Однако ничего идеального в мире нет, и временами у него случались провалы: выяснялось, что любимый цвет объекта вовсе не красный, а желтый, и даме не по душе весенние рассветы, потому что она предпочитает зимние вечера. Роман решил, что Алиса относится именно к таким исключениям, но задушевные встречи с ее фотоснимком не прекратил, надеясь на то, что в конце концов попадет в точку.
Эта девушка подспудно выводила его из себя – тем, что, не представляя собой ничего особенного, оставалась тайной за семью печатями. Молодая жена какого-то бизнесмена, она не была ни достаточно красивой, ни достаточно известной для того, чтобы отвергать ухаживания Романа. Самое обидное для него заключалось в том, что даже слово «отвергать» в данном случае не совсем подходило.
Алиса Кручинина казалась «вещью в себе». Открытая, улыбчивая, веселая и готовая к приключениям, она должна была стать одной из тех, кто обычно сам затаскивал Романа в постель. Они встречались два раза в неделю (только по его инициативе), отправлялись гулять в какое-нибудь необычное место (последний раз он водил ее по крышам, и Алиса была в восторге), болтали, затем забегали в кафе – словом, вели себя как люди, которых связывают некие отношения... Однако врать ни себе, ни нанимателям Роман не мог: при всем при том отношений между ними не было.
