Елена Арсеньева - На все четыре стороны
— Ведь в полиции могут не только укорить вас тем, что вы вовремя не объявились с ценными свидетельскими показаниями, но что именно в вашем присутствии слишком уж часто происходят убийства неизвестных.., да еще под синими одеялами!
Ну конечно, конечно, коне-е-ечно, предполагалось, что эта русская дурочка сейчас хлопнется в обморок прямо в объятия французского ковбоя — от изумления хлопнется. Но не на такую напали, мсье! Северные девушки не только горячи — они отличаются умом и сообразительностью. Поэтому Алена просто усмехнулась краешком рта, глядя в наглые — теперь она это точно знала: ух, какие наглые! — темные глаза Габриэля:
— Что-то не пойму, вы обо мне говорите или о себе?
— В каком смысле? — сделал он вид, будто не понимает, но в непроницаемых — наглых! — глазах уже что-то дрогнуло, и, надо отдать ему должное, он не стал корчить из себя идиота:
— Ага, значит, вы меня все-таки тогда заметили там, около Сакре-Кер!
Еще минута — и Алена сама расписалась бы в полной дурости, простодушно сообщив Габриэлю, что просто догадалась о его присутствии там, около карусели: ведь никто (ни одна живая душа, даже Марина) не знал о том, что Алена фактически присутствовала при убийстве, а если он знал, значит, сам там был… Но тотчас она мысленно схватилась за голову: «стетсон», господи боже! Человек в белом пиджаке и «стетсоне», дремавший на скамье под балюстрадой! В самом деле, слишком уж много «стетсонов» клубится вокруг Алены Дмитриевой, гораздо проще предположить, что их на самом деле два: фирменная шляпа карусельщика и «стетсон» Габриэля. Нет, три: еще «стетсон» какого-то тощего человека в черном, обогнавшего Алену на рю де Баланс незадолго до трагического приключения в библиотеке.
А некто в «стетсоне», танцевавший этой ночью танго под окнами домика Сильви?
Алене очень хотелось спросить Габриэля, не он ли это был, однако не спросила. Потому что внезапно сообразила: ладно, она не пошла в полицию, потому что, в отличие от него, не знала об объявлении, но ведь она — всего-навсего свидетельница! А Габриэль.., ого, может быть, и не только. Вернее, не столько! Не столько свидетель, сколько…
Возле карусели он сидел на скамейке, соседней с той, на который лежал первый убитый бродяга. И у него были реальные возможности незаметно прикончить спящего. И вот теперь Алена обнаружила Габриэля практически рядом с новым трупом. Где гарантия, что он не вышел из дома за несколько минут до возвращения Алены? Где гарантия, что не он вытер о траву окровавленный нож, а потом.., а потом не бросил его в пруд? Ну, конечно! То-то он стоял около пруда, когда его окликнула Алена! А все остальное он разыграл как по нотам… Но кто знает, куда заведет его эта игра?
И Алене снова стало страшно. Так страшно, что она вдруг кинулась бежать — на сей раз в правильном направлении, к усадьбе Терри, и мчалась во всю прыть, каждую минуту ожидая услышать запаленное дыхание за спиной или вообще словить пулю между лопаток… А вдруг дурацкие ковбойские кольты не такие уж дурацкие, а настоящие, вдруг заряжены по-настоящему?
Алена прибежала, успокоилась, а потом началась милонга. И теперь она снова испытывала тот же жуткий страх. Габриэль отменно танцует. Он обожает аргентинское танго — сам об этом сказал.
Что, вот что он делал ночью около дома Сильви?
Выслеживал Алену? Неужели снова случайность, совпадение? Или нет? Два синих одеяла, два убийства — и дважды рядом Габриэль. Это тоже совпадения? Или.., нет?
ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ ЗОИ КОЛЧИНСКОЙМы протиснулись в темноту мужской камеры и несколько мгновений стояли молча, давая глазам привыкнуть. Здесь царила совсем другая тишина — тишина пустоты, и ноздри мои напряглись, почуяв запах сырой земли. Значит, и правда был сделан подкоп! И люди через него ушли!
— Ну да, — шепнула Малгожата, — я ведь говорила! Их нет! Они уже на свободе. Теперь наш черед!
Надзиратель чиркнул спичкой, освещая камеру. Она была пуста, и мы увидели горку земли в углу, возле последних в ряду нар.
Метнулись туда — в полу зияла дыра. Спичка погасла. Надзиратель зажег еще одну. Потом выхватил из-под мундира палку, обмотанную чем-то, пахнущим смолой. Поднес к ней спичку — это оказался факел, который вмиг запылал.
— Скорей! — сказал он. — Спускайтесь. Огня хватит ненадолго. Смотрите внимательно под ноги, берегите себя.
На меня он даже не глядел. Вся его забота, все слова были обращены к одной Малгожате.
— Я буду ждать тебя где условились, — проговорила она, легко коснувшись его лица рукой. И выставила ладонь, останавливая рванувшегося к ней мужчину:
— Тише! Потом! Зоя, надень ботинки!
Я опустилась на пол, сунула ноги в ботинки, кое-как затянула шнурки, вскочила. Малгожата стояла над ямой, подсвечивая факелом. Потом она проворно присела на край и опустила было туда ноги, но тотчас вскочила:
— Нет! Страшно!
Голос ее сделался жалобным, как у ребенка.
— Давай я пойду вперед, — предложила я, хотя и мне было страшно, почти невыносимо страшно.
— Нет! — Малгожата вцепилась в мою руку. — Нет, я боюсь! Гжегош! — Она с умоляющим видом повернулась к надзирателю, которого, как оказалось, звали Григорием, что по-польски Гжегош. — Пойди ты первый. Я боюсь.
«Ему нельзя спускаться в подкоп! — мелькнуло у меня в голове. — Там разрытая сырая земля, которой он перепачкается с головы до ног! И когда вернется, красные сразу поймут…»
Я уже приоткрыла рот, чтобы сказать это, однако Малгожата, сжимавшая мою руку, вдруг вонзила в меня ногти, словно кошка, которая выпускает коготки, чтобы удержать рвущуюся мышь.
«Молчи! — словно бы приказал мне этот жест. — Молчи!»
И я промолчала.
Видимо, Григорий был вовсе зачарован этой женщиной — повиновался он ей рабски. Не промедлив ни мгновения, не поперечив ей ни словом, он опустил ноги в подкоп и спрыгнул вниз. Высота лаза была ему по грудь, но он ведь очень низкорослый. Нам с Малгожатой будет чуть выше пояса. Значит, придется ползти на коленях.
«На что же мы станем похожи? — с тоской подумала я. — Мои чулки, мои последние чулки — они протрутся на коленях! А что станется с пеньюаром Малгожаты?!»
Право, есть мысли, которые способны прийти в голову только женщине! Мужчине до такого не додуматься вовеки.
Ладно, сейчас главное — выбраться из тюрьмы, а там видно будет!
И вдруг я вздрогнула… Из-под земли, из тьмы, словно бы из преисподней, донесся мучительный стон.., едва различимый, точно вздох…
— Что это? — похолодев от ужаса, прохрипела я. — Что это было?!
— Я так и знала… — пробормотала Малгожата севшим голосом. — Я так и знала, что кто-то остался караулить выход с той стороны. Они боялись погони. Надо подождать хотя бы четверть часа. Они должны убедиться, что Гжегош был один, что они могут спокойно уйти.
Я с трудом поняла, о чем она. Ну да, бежавшие офицеры опасались погони, поэтому поджидали у лаза, не появится ли из него кто. И верный Григорий принял тот удар ножом или пулю, которая иначе досталась бы Малгожате или мне, пойди я первой, как собиралась!
«Нет, — вяло подумала я, — это был именно нож, а не пуля. Иначе мы бы услышали выстрел, да и не только мы, охрана тоже. Стрелять беглецам было небезопасно».
И тут же я ахнула, поразившись собственному бездушию и спокойствию Малгожаты:
— Ты.., знала?!
— Успокойся, — холодно приказала она. — Кто-то должен был погибнуть. Лучше он, чем мы. А кроме того, это честнее, чем разорвать ему сердце обманом. Еще, чего доброго, начал бы гнаться за нами, преследовать, выдал бы… А так он умер героем. Может быть, красные занесут его в свои святцы. А со мной он сможет поквитаться.., там, где кипит смола в котлах и трещат дрова адских костров. Молчи и слушай. Они должны убедиться, что здесь больше никого нет, и уйти. Иначе мы тоже пропадем.
Не знаю, сколько времени провели мы с этой неумолимой женщиной, склонясь над сырой яминой, ставшей могилой верного Григория. Мне казалось, прошло много часов. Но вот до меня долетел бой на старой колокольне: один удар.., второй.., третий… Неужели прошло всего лишь полчаса с тех пор, как мы вышли из нашей камеры?!
— Придется рисковать, — прошептала Малгожата. — Боюсь, кто-нибудь хватится Григория. Ждать больше нельзя.
Я шагнула к яме. Я не сомневалась, что она отправит меня первой — чтобы, если нас все же стережет засада, первый удар достался мне. Я вдруг подумала, что именно за этим она и взяла меня с собой — в качестве живого щита!
Гордость не позволила мне сказать хоть слово. Я только потянула с плеч камизэльку, чтобы вернуть хозяйке, но Малгожата увидела это движение и правильно его поняла.
— Ну нет! — усмехнулась она. — Ну уж нет, первой пойду я! Люблю испытывать судьбу! К тому же я точно знаю, что ничего со мной не случится.
И не успела я и глазом моргнуть, как она села на край ямины и прыгнула вниз. Охнула, засмеялась и, бросив насмешливо:
