Марина Серова - Всего лишь капелька яда
Я прошла дальше и обнаружила узкий длинный коридор, по обеим сторонам которого располагались двери. Из-за одной из них доносились голоса. Я подошла поближе и прислушалась. Судя по всему, разговаривали достаточно далеко от двери, поэтому я осмелилась приоткрыть ее и увидела большую светлую комнату, освещенную множеством ламп, вмонтированных в потолок, как в операционной. Там, за какими-то белыми металлическими машинами или приборами, стояли тоже белый металлический стол и стулья. В самом центре сидела женщина. Хорошо мне знакомая. Но, увидев ее в этой обстановке, я была поражена. Напротив нее, спиной ко мне, нахохлился на неудобном круглом табурете Фионов.
— Он прибудет с минуты на минуту, я и сама-то едва успела…
Валентина выглядела так, словно она царствовала в этом белом подземелье. Во всяком случае, сразу бросалось в глаза, кто тут главный. У нее даже осанка изменилась. Ничего себе домработница…
— А где Иванова?
— Она звонила мне и предупредила о приезде Ральфа. Нашла дурочку. Неужели она думала, что я не узнаю ее голоса? Не трясись ты, противно смотреть… Ивановой больше нет. Она постепенно вытекает из города по канализационным трубам в реку. Но она сама во всем виновата…
— Алина куда-то исчезла…
— Да у нее тоже лихорадка началась… Трясучка. Я говорила тебе, что ее пора увольнять. Но ты с ней развлекался как мог, до последнего… Неужели тебе как мужику не хотелось, чтобы женщины любили тебя не потому, что ты вымазан органическим раствором, а просто потому, что ты — это ты?
— В этом тоже было что-то… Я и Иванову на этом заловил, она мне начала такие вещи говорить, ну прямо в любви объяснялась…
— А Эмку я так и не нашла. Не представляю, как отреагирует Ральф на то, что у нас нет формул и расчетов. Только за ампулы он заплатит нам втрое меньше.
— А почему ты не пришла на похороны?
— Была здесь, в лесу, хотела сделать за тебя грязную работу, а их уже нет. Увезли. Почему не позвонил и не предупредил?
— Я чуть со страху не помер.
— А когда стрелял в людей, как в собак, в штаны не наложил?
Он закрыл лицо руками.
— Они теперь голову будут ломать, кому это вздумалось людей в лес заманивать, чтобы там прикончить. Но я считаю, что приняла правильное решение. Яшка был бы против, я знаю, но и он тоже душегуб еще тот.
— Это ты его убила? — вдруг спросил Фионов, и я замерла. Неужели сейчас я узнаю, кто убил Липкина?
— Кретин. Я его не убивала. А разве не ты прихлопнул его под шумок?
— Нет, клянусь…
— Тс… Мне кажется, что он пришел…
Я тоже услышала шаги, и поэтому мне ничего другого не оставалось, как броситься вперед, в конец тоннеля, где виднелась еще одна дверь. Не назад же идти, к Ральфу…
Перед тем как закрыть за собой дверь, я все-таки увидела его. Ральф — высокий, крупный седой мужик в джинсовом костюме. Приоделся попроще, чтобы не привлекать к себе внимание.
За дверью было темно и пахло землей. Как в могиле.
Я снова приоткрыла дверь, чтобы рассмотреть, где же это я оказалась, и увидела лестницу, ведущую наверх.
Я поднялась на пятнадцать ступенек, уперлась руками во что-то похожее на люк и подняла его. В лицо сразу пахнул свежий лесной воздух, а в глаза ударили слепящие солнечные лучи.
Я выбралась наверх и оказалась в том самом лесу, где еще совсем недавно произошла кровавая драма.
Люк был очень профессионально замаскирован под слой земли с травой и даже цветами.
Значит, те трое работали некоторое время в этой секретной лаборатории, а потом, когда Липкин умер, их решили убрать как опасных свидетелей. Но чем же они здесь занимались?
Думая об этом, я добежала до дома Липкина, который находился достаточно далеко от места, где заканчивался тоннель, и бросилась звонить Янтареву.
…Они приехали, вернее, прилетели на вертолете и сразу же заблокировали дом и окружили люк. Вся надежда была на то, что у лаборатории нет еще одного выхода.
Я покатила в Лопухино. Для полной картины трагедии, разыгравшейся четвертого июля в Кукушкине, не хватало последнего звена…
Эмму я застала в саду. Она сидела в плетеном кресле и курила. На спинке кресла висела сумка.
— Ты куда-то собралась? — спросила я, но, когда она повернула голову, я ужаснулась, увидев, что с ней стало. Лицо ее было мокрым от выступившего пота, некогда роскошные рыжие волосы теперь влажными прядями змеились по вискам, шее, плечам. Зеленое платье тоже было влажным. Казалось, Эмма таяла на глазах.
— Что с тобой?
— Теперь это уже не имеет значения… — проговорила она посиневшими губами. Ее всю трясло.
— Послушай, я только что из Кукушкина. Я видела вашу чертову лабораторию… Что там делают? Кто ее организовал?
— Валя. Она там главная. А штат набирал Яша. Когда я случайно проникла в их тайну, то не знала, как себя вести и что думать… Они занимаются ядами. И даже не ядами… Эта лаборатория работала над производством химического оружия. Валентина стояла у истоков этого еще на закрытом предприятии здесь у нас, в Тарасове… Но потом ушла, встретила единомышленников и решила действовать не для государства, превратила это в бизнес. Они ставили опыты на людях. Эти рыжие волосы — результат воздействия их составов… Алина тоже была подопытным кроликом. Мерзавец Фионов экспериментировал на женщинах, мазался какой-то дрянью, и они сходили по нему с ума… Но там вкалывают и нормальные люди, вчерашние безработные… Вот их надо спасать…
Она жадно затянулась сигаретой…
— Яша был очень способным химиком и физиком, он вообще был очень умный. Но он меня не любил. Я застала их с Алиной и поняла, все поняла… Меня никто и никогда не любил.
— Зачем ты убила Яшу?
— Я? — Она судорожно схватилась за другую сигарету, потому что та, что была у нее в руке, упала в траву. — Почему я?
— Ты поехала в «Элеонору» не для того, чтобы освежить кончики волос и сделать маникюр… Ведь так?
— Нет, не так. Мне подстригли волосы… Смотри… — и она взялась посиневшими пальцами за какие-то мокрые слипшиеся пряди.
— Вот именно. На жевательной резинке, которую я нашла в траве, перед окном дачи в Кукушкине, были именно твои стриженые волосы. Ты наступила на эту резинку в салоне и привезла ее в Кукушкино… Вместе с коркой от апельсина… Я была в «Элеоноре» после тебя и видела на подоконнике остальные фрагменты корки. Я забрала их, а дома сложила, и получилось, что в Кукушкино привезти эту корку могла только ты…
— Но ведь у меня есть алиби… — Глаза ее горели, но смотрела она куда-то мимо меня, словно слепая.
— В солярии есть еще одна дверь. Ты попросила, чтобы тебя не беспокоили, а сама выскользнула, вышла из салона через черный ход, перебежала дорогу, встретилась на аэродроме с летчиком Павлом Заболотным, с которым у вас уже была договоренность, и он за несколько минут доставил тебя в Кукушкино. У тебя пистолет с глушителем?
— Да, — сорвалось у нее, и она снова затянулась дымом. Закашлялась. — Это я убила его. Потому что он меня не любил. Просто зашла в дом и убила его выстрелом в упор. Я сама спланировала это убийство. А сейчас убью и тебя!
Я схватила ее за руку, но могла бы этого и не делать. Эмма была совершенно без сил. С ней происходило что-то непонятное.
— Что с тобой?
Она заплакала.
— Эмма, скажи, что такого ты говорила своим бывшим любовникам и… Вику? Почему они все умерли?
— А ты читала «Госпожу Бовари»? — вдруг спросила она меня.
— Конечно. И что с того?
— А то, что, когда я разочаровалась в Яше, которого любила больше жизни, то решила увидеть тех, которые как будто бы любили меня… Мне хотелось посмотреть им в глаза…
— Зачем ты просила у них денег?
— Я хотела проверить их чувства… Помнишь, как Эмма Бовари ходила к Рудольфу и просила дать ей денег и как изменился он к ней… А ведь деньги в нашем мире — это все. Он ей ответил так, цитирую, — с этими словами она достала из сумки какую-то коробку, раскрыла ее и вынула потрепанную пухлую тетрадь, из которой выпали пожелтевшие страницы: — «Ах, так вот зачем она пришла!» — мгновенно побледнев, подумал Рудольф.
И потом: «…из всех злоключений, претерпеваемых любовью, самое расхолаживающее, самое убийственное — это денежная просьба». И Флобер оказался прав. Я напридумывала фантастические истории, одна страшней другой, чтобы как-то разжалобить этих, с позволения сказать, мужчин… Я говорила, что меня могут убить, если я не выплачу определенную сумму… Все бесполезно… Никто не дал ни рубля… Представляешь?
Она встала и, пошатываясь, как старуха, пошла куда-то вперед, словно разговаривая сама с собой. Затем резко повернулась и, погрозив мне пальцем, глуховато произнесла:
— Но я НЕ БОВАРИ! Я не стала травиться мышьяком. Я поступила наоборот. Я их наказала. У Яши был этот состав. Он его для кого-то берег… Он сам мне рассказывал об этих ампулах. Мажешь жидкостью ладонь, пожимаешь руку жертве, и — порядок! — твой собеседник умирает от сердечного приступа.
