Александр Новиков - Башня
Иван сделал глоток чаю, спросил:
– Еще вопросы будут?
Вопросы, разумеется, были. Столько, что их задавали до вечера с перерывом на обед и ужин.
Номер части в Чечне? Кто был командиром батальона? А замом?
В каком подразделении «Промгаза» пахал? Кто рекомендовал?
Соседей своих по лестничной клетке знаешь? Назови поименно и опиши.
Десантно-штурмовой батальон.
Что делал на рынке?
Почему ты убил эстонца? Почему вмешался?
А как же ты ушел с рынка, Иван Сергеич? Это же умудриться надо.
Что за человек Герман Петрович? Сын, говоришь, арестован? Проверим.
Адрес на Петроградской?
Иван назвал адрес. И сказал:
– У меня тоже есть вопрос. Седой ответил:
– Слушаю.
– Я про Петровича. про Германа Петровича. Мне бы хотелось узнать: как он? Что он?.. Не арестован ли?
Седой и Ворон переглянулись. Седой сказал:
– Мы проверим. Допрос продолжился.
А сосед, говоришь, стуканул в «гестапо»?
А где, говоришь, оставил «Ниву»? А набросай-ка, старший лейтенант, схемку. Наши люди посмотрят.
Где ты остановил поезд? А покажи-ка на карте.
Опиши этих мужиков, с которыми познакомился около Кузнечного. Как их звали, не помнишь?
В каком месте ты расстался с рыжим Валерой? Номер мотоцикла запомнил?
Как получилось, что ты остался жив после встречи с Охотником?
– Повезло,– пожал плечами Иван.– Он промазал.
– Три раза?
Иван пожал плечами.
– Странно. Странно это, Иван Сергеич.
– Что тут странного? Промазал. С каждым может случиться. Что он – не человек?
Седой потер подбородок, потом сказал:
– Он – не человек. Покажи, Василь Иваныч. Ворон кивнул, достал из кармана телефон. Раскрыл
и включил. На дисплее появилось фото – мужчина, сидящий у дерева. Из груди мужчины торчали оперения двух стрел. Можно сказать, что он был просто прибит стрелами к стволу.
– Что это? – спросил Иван. По телу пробежал нехороший холодок.
– Ты смотри, смотри.
Ворон щелкал кнопочкой, менялись кадры. Когда он прощелкал всю «пленку», Седой сказал:
– Это наши товарищи. Сайгон и Носик. Они совершали пеший рейд по побережью. Их тела нашли неподалеку от того места, где мы сняли с острова тебя. Наши люди сначала увидели стайку орущих над деревьями ворон. Решили посмотреть. подошли. А там стая одичавших собак уже нацелилась позавтракать телами наших товарищей, отбитых, надо полагать, у этих самых ворон. Псов отогнали выстрелом из ракетницы, подошли – сидит Носик. Носик, блин, курносик. В нескольких метрах от него нашелся и Сайгон. Лицо уже успели поклевать.
Ворон сказал:
– Как видишь, они оба убиты из арбалета. Стрелы совершенно идентичны той, что ты принес в рюкзаке. Отсюда вывод – их убил Охотник.
Иван спросил:
– Да кто же он такой?
– Убийца,– сказал Седой.– В этих краях объявился в прошлом году. В конце августа. В тот раз убил двоих охотничков из Петрозаводска. Собака с ними была. Так он и собаку. Второй раз он заявил о себе через месяц. Сразу пять трупов после себя оставил. В октябре опять труп. Потом – тихо. И уже решили, что – всё, ушел он из наших мест. А он опять появился.
Ворон сказал:
– Видно, зиму пережидал. Перезимовал – и на охоту. И стрелять, как видишь, не разучился.– Кивком головы Ворон указал на дисплей телефона. Там сидел прибитый болтами к дереву человек.– А в тебя, Иван Сергеич, он, как ты говоришь, стрелял трижды. но ты живой. Как же это получилось?
– Я не знаю… повезло.– Иван подумал: рассказать про шамана? Нельзя, не поверят или примут за сумасшедшего.– Повезло. просто повезло.
Проверка Ивана, которому Седой присвоил рабочий псевдоним Робинзон, продолжалась.
Братишка съездил в Петербург, нашел Иванову «Ниву». С машины был снят аккумулятор и, похоже, слит бензин, но стояла она точно там, где и обозначил ее Иван. Через своего человека в полиции Седой установил по номеру мотоцикла рыжего Валеру – того, что подвозил Ивана. С Валерой грамотно – под водочку и хорошую легенду – потолковали. Он полностью подтвердил рассказ Ивана. Так шаг за шагом подтверждалась легенда Робинзона.
А сам Иван быстро шел на поправку. Доктор удивлялся и докладывал Седому: железный организм. «Постельный режим» Ивану отменили, поселили в одной комнате с Доктором. В этой комнате было окно – узкое, похожее на амбразуру, чем она в действительности когда-то и являлась. Была полка с книгами и приемник. Иван справедливо предполагал, что Доктор приставлен к нему для контроля. Доктор держался нейтрально, называл Ивана «Робинзон» или «Робин», Иван Доктора – «Доктор».
Задумывался ли Иван о своем будущем? Конечно. Как всякий человек, он задумывался о своем будущем. Оно представлялось неопределенным. Иван отлично понимал, что находится на тайной базе Сопротивления, и никаких вопросов ни Доктору, ни Седому не задавал. Понимал: захотят что-то сказать – скажут. Он совершенно верно предположил, что его все еще проверяют. И какие выводы будут сделаны по результатам проверки – неизвестно. Он понимал, что по всем фактам своей биографии как нельзя лучше подходит для Сопротивления, и, возможно, в ближайшее время ему сделают предложение – «предложение, от которого нельзя отказаться». А возможно, они решат, что «казачок засланный», и придушат ночью без лишнего пафоса. Впрочем, могут расстрелять вполне пафосно и при свете дня: на острове они хозяева, бояться им некого.
Иван призадумался: а не покинуть ли это место скромно, по-английски? Понятно, что это не так-то просто. Но если включить соображалку, то, глядишь, что-нибудь и придумается. Иван стал прикидывать, что можно сделать. Это казалось тем более реально, что Доктор начал его «выгуливать». На прогулку он выводил Ивана с наступлением темноты. Иван полагал, что это делается для того, чтобы он поменьше видел и не пересекался с «коллегами». При этом один из «коллег» все время держался неподалеку. Демонстративно не выпускал автомат из рук. Постоянно крутилась рядом овчарка.
И все-таки Иван начал планировать побег. однако сложилось все по-другому.
Однажды вечером, когда Доктор с Иваном дышали воздухом, подошел Седой. Поздоровался, остановился. Дежурно поговорили о погоде, о потеплении. Потом Седой сказал Доктору:
– Мне бы, Доктор, перекинуться с товарищем Робинзоном парой слов.
Доктор отошел. Седой, глядя вслед Доктору, сказал:
– Может, присядем? – Он указал на грубую скамейку под кривой сосенкой. Присели.
– Иван Сергеич,– сказал Седой,– вы давеча спрашивали про Германа Петровича.
– Да. Вы с ним общались?
– Нет. Мы навели справки.
– Как он? – спросил Иван.– Он арестован?
– Нет,– сказал Седой.
– Ну слава богу.
– Он убит.
Несколько секунд Иван ошеломленно молчал, потом произнес:
– Как? Когда?
– В тот самый вечер. При штурме квартиры эстонскими эсэсманами. Он встретил их с оружием в руках. Убил офицера и одного из жильцов. Видимо, того, о котором вы говорили. Потом сам был застрелен… Вот так, Иван Сергеич.
Ивану хотелось закричать. На Седого. На Доктора. На овчарку. И на бойца с обрезом ППШ, что «гулял» поодаль. Вскочить и закричать зло, матерно. Он не вскочил. И не закричал. Он сжал кулак и стиснул зубы.
В этот момент в нем что-то переменилось.
На пятый день пребывания Ивана на острове Доктор куда-то уехал. Он сказал: меня не будет день-другой. Вы уж, Иван Сергеевич, воздержитесь от самостоятельных прогулок. Это означало: сиди в своей норе и носа не высовывай. Иван пожал плечами: воздержусь. И весь день пролежал на кровати, читал «Легенду об Уленшпигеле». Если Ивану нужно было в туалет, он стучал в стену. Тогда приходил Братишка. Он же приносил поесть. Бубнил при этом: вот ты мне чуть руку не отгрыз, а я тебя кормлю! Вот какой я человек золотой!
У Братишки были приблатненные манеры, но Иван заметил, что это манера поведения, а не внутренняя сущность.
Доктор вернулся в тот же день вечером. Был очень мрачный.
– Что-то случилось, Доктор? – спросил Иван.
– А?.. Ничего не случилось.
– А мне показалось. Доктор перебил:
– Не обращайте внимания.
– Ну, извините.
– Не извиняйтесь. Я, собственно… Впрочем, не стоит. И вообще, время прогулки.
Доктор и Иван вышли из каземата. Был поздний весенний вечер, солнце уже село, но еще догорал закат на западе, а на северо-востоке взошла луна. Нереально крупная, она висела над скалами, над вершинами сосен, заливала все бледным светом. Вода в озере лежала неподвижно. Иван и Доктор остановились на скале.
– Противно,– произнес вдруг Доктор.– Противно, когда видишь – вот негодяй, мразь, насильник. А сделать ничего не можешь.
– А почему не можешь-то?– спросил Иван.
– Мы. – Доктор осекся. Потом попросил: – Дайте и мне сигарету.
Иван дал. Щелкнул зажигалкой. Пламя осветило впалые щеки Доктора. Доктор прикурил, выдохнул дым. Сказал: