Елена Яковлева - По правилам корриды
— Арнаут Лилия Те… Теодоровна…
— Блин, она еще и Теодоровна! — почему-то рассвирепел Чушка и подбросил Буханке идею: — Ты прописку посмотри, посмотри…
— Сам знаю, — равнодушно отозвался Буханка и снова ощупал языком ноющий зуб. Перелистал страницы и присвистнул. — А прописки-то московской у нас и нет, есть молдавская. А как насчет регистрации, а, Лилия Теодоровна?
Лилия Теодоровна молча размазывала по смазливой мордахе слезы и кровь, капавшую из разбитого Чушкой носа.
А Чушка наслаждался своим триумфом, этим сладостным ощущением своей власти хоть над кем-то. Ловил кайф от того, что стоящая перед ним девица целиком и полностью зависит от его воли. Вон она, эта Лилька, уже трясется вся, а в глазах что-то такое, нет, не страх, что-то большее… Как у того котенка, которого он однажды придушил, еще в детстве. Не то чтобы он был живодером, и вышло-то все совершенно случайно… Гладил-гладил котенка, а потом вдруг обхватил пятерней его тонкую цыплячью шейку. Тогда-то в желтых кошачьих глазах и мелькнуло вот то же, что и у Лильки сейчас. Вместо того чтобы сопротивляться, котенок покорно замер, словно смирился с тем, чего у малолетнего Чушки и в уме не было. Не было, пока он не почувствовал, как обмякла в его руке тщедушная плоть. И Чушка зачем-то намертво сжал пальцы. Короткое мгновение любопытства — и все, а дальше только разочарование вперемешку с жалостью: хороший был котенок, игривый и пушистый.
…Денег в Лилькиной сумке было мало: пятьсот рублей одной бумажкой и еще мелочью рублей десять — вот и все, что Буханка вытряхнул из ее портмоне. Да, еще прямо под ноги Чушки полетела визитка. Он ее поднял и протянул сидящему на софе Буханке, которому щедро уступил роль главного.
Буханка посмотрел на визитку и поинтересовался:
— А Измайлов Игорь Евгеньевич это кто, а, Лилек?
— Просто знакомый… — пошевелила она разбитыми губами.
— Гм… Знакомый, значит, — сказал Буханка и небрежно бросил визитку на софу рядом с собой. — А ты, кстати, проверил бы ящики в комоде и в шкафу, может, там что найдется, — посоветовал он Чушке.
— Нет, меня интересует, с кем она в паре работала, — кипел Чушка, — они же всегда в паре, эти клофелинщики. Этот знакомый тебе, что ли, помогал?
Лилька только всхлипывала.
— А ну колись! — прорычал Чушка и так ей заехал, что она свалилась с катушек. Не успокоившись на этом, стал пинать ее ногами и монотонно материться.
Наверное, так совпало, но именно в этот момент Буханкин зуб стал дергать, синхронно отзываясь на каждый Чушкин удар.
— Кончай! — поморщился Буханка. — Лучше пошарь по шкафам, больше толку будет.
Вошедший в раж Чушка нехотя отступился, недовольно засопел носом, но непререкаемый Буханкин авторитет подвергать сомнению не стал. Пошел-таки шерстить ящики в комоде. А там была всякая дребедень и ничего путного: тряпки, безделушки, баночки с кремом. Нашел, правда, несколько колечек, одно, похоже, из золота, остальные из серебра. Сразу сунул в карман в порядке погашения задолженности. Больше ничего мало-мальски стоящего не обнаружилось, и Чушка выгреб барахло на пол и стал топтать шмотки ногами, как за несколько минут до этого их хозяйку.
— Где деньги? — ревел он, как медведь.
— Какие деньги? — заскулила Лилька. — Нет у меня никаких денег, все за квартиру уходит…
Пока Чушка крушил комод, она успела отползти в угол и сидела там скрючившись. Морда вся в синяках, нос распух, верхняя губа тоже. Жалости, как тот котенок, она у Чушки почему-то не вызывала. Наоборот, ему хотелось бить ее, бить и опять бить… Жаль, Буханка был против. Не в силах сдержать порыв, Чушка вплотную взялся за Лилькино шмотье: хватал разноцветные юбки и кофты и с треском рвал в клочья. Потом в руки ему попалась картонная папка на завязках, ее он тоже расфигачил на две половинки, а оттуда вывалилась какая-то картинка. Чушка стал ее топтать, а Лилька заголосила:
— Не надо, пожалуйста, не надо…
Чушка, естественно, ноль внимания, зато Буханка что-то заподозрил и скомандовал:
— Стой!
Наклонился и, держась за щеку, будто боясь расплескать нарастающую боль, двумя пальцами зацепил измятый рисунок.
— Это что такое? — повернулся он к Лильке.
Та посмотрела на него почти преданно, уверенная в том, что, не будь его, тупой бугай с лоснящейся рожей уже убил бы ее.
— Это дорогая вещь… — прошептала она только для него. — Можно выгодно продать…
— А не свистишь? — Буханка с сомнением покосился на картинку, совсем как сама Лилек, когда Филипп принес ей рисунок.
— Точно, — она стерла кровь с лица тыльной стороной ладони.
Сразу последовал сугубо деловой вопрос:
— Где взяла? Украла?
— Нет! — Она отчаянно замотала головой. — Мне дали… Вместо долга…
— Кто? Этот? — Буханка кивнул на валявшуюся на софе визитку Измайлова.
Ответ требовал конкретики, и Лилька растерялась: если врать, этот авторитет, как он про себя решила насчет Буханки, отдаст ее бугаю, а у того уже глаза кровью налились… Он будет бить ее, пока все потроха к черту не поотбивает. Нет, Филипп не стоит таких жертв с ее стороны.
— Один человек… — Рот так распух, что она с трудом ворочала языком. — У него… Он женился на бабе, у которой первый муж был художником… Это из его коллекции…
— Так это он намалевал? — Буханка снова воззрился на «мазню».
— Нет, он рисовал портреты, а это… это другой… На вид каракули, а стоит дорого… Сама проверяла, была сегодня в библиотеке, смотрела там книгу… — выдавила из себя Лиля и поспешила добавить, чтобы он не сомневался: — У этого человека, у него много всякого такого, художник большое наследство оставил… И он… он мне много должен. — Сейчас Лиля хотела только одного — остаться в живых любой ценой.
— Ну вот, слышал, мальчик? — Буханка подмигнул Чушке. — Она должна тебе, а один богач должен ей. Так что вы вполне можете договориться полюбовно.
— Если она не брешет. — У Чушки все еще чесались руки.
— А это мы проверим. — Буханка перевел взгляд на всхлипывающую в углу Лилю. — И если она брешет, то сильно пожалеет. — А потом распорядился: — Собирайся, красавица, поедем к твоему должнику.
Лиля безропотно поднялась с полу, держась за стену, на которой остались пятна крови.
— Только ты, знаешь, умойся там, переоденься, приведи себя в порядок… — Буханка уставился на Чушку. — А вы, молодой человек, проводите даму в ванную, помогите, если что… Только без рукоприкладства, нам ее еще до машины довести надо.
— Пошла! — Чушка поволок Лилю в ванную, а Буханка наклонился и, немного порывшись в тряпье, извлек солнцезащитные очки, к счастью, не растоптанные Чушкиными башмаками. Пригодятся, чтобы прикрыть синяки барышне. Вот если бы еще зуб не болел, а тот, подлец, и не думал утихомириваться. Вон как дергает, с-собака…
Часть III
ДЕВУШКА С ФРУКТАМИ
Глава 17
Время остановилось. Когда я наконец вырвалась из липкой паутины боли, то не имела ни малейшего представления о том, когда мне вкололи тот злосчастный укол, час, день или неделю назад. Может быть, даже он был не один, но вряд ли я это когда-нибудь вспомню. Зато я помнила все, что случилось раньше, по-моему, еще отчетливей, чем прежде. И еще ясней, чем прежде, сознавала: мне нужно вырваться отсюда любыми способами, иначе я пропаду, иначе я погибну, стану тем, кем они и хотели меня сделать, — бессловесным животным.
Пока я плавилась в поту, в палату кто-то заходил, но я не рассмотрела лиц из-за того, что в глазах у меня было темно. Кто-то наклонялся надо мной, щупал пульс, по крайней мере, мне так казалось, и снова оставлял меня в одиночестве. А потом я увидела Леонида Борисовича, он стоял рядом с моей кроватью и покачивался на носках ботинок, как тогда. И руки у него были в карманах халата. Наши взгляды встретились.
— Ну, как наши дела? — как ни в чем не бывало спросил он.
Я только смотрела на него слезящимися от резкого света глазами и молчала, потому что еще не знала, что ему ответить.
— Как наше самочувствие? — повторил он почти ласково. Такое впечатление, что это не он устроил мне недавнюю экзекуцию. Или давнюю?
— А что со мной было? — Я решила не отставать от него. Интересно, что он ответит?
Он посмотрел на меня с некоторым сомнением:
— А вы разве не помните?
— Помню только, что мне было больно. — Хорошенький у нас диалог получался, ничего не скажешь!
— У вас было обострение, — соврал он не моргнув глазом. Кажется, он не очень-то верил, что я забыла про укол.
— Меня развяжут?
Доктор, оказавшийся совсем не таким добрым, каким он мне показался в первый момент, заколебался:
— А вы обещаете вести себя хорошо?
— Обещаю! — выпалила я, хотя не очень-то понимала, что в моем случае означает «вести себя хорошо». Ни о чем не думать и ничего не вспоминать, так, что ли?
