Олег Волынец - Серебро и свинец, иной вариант
И майор Краснов глубоко задумался, обмысливая про себя меры перестраховки. Так глубоко, что звериный рев, донесшийся из глубин непролазной чащи, скользнул мимо его сознания.
***Всякий раз, заходя в палатку к Тауринксу, Лева Шойфет испытывал острое чувство собственной неполноценности.
Дело было даже не в том, что пленный абориген выглядел как дар господень всему женскому роду. К собственной, весьма заурядной внешности Лева привык и даже испытывал некую извращенную гордость в ее отношении. Но и проведя в заключении неделю, Тауринкс ухитрялся выглядеть так, словно минуту назад натянул свой зеленый кафтан. И вот это Леве, способному самый лучший и новый костюм надеть так, что тот начинал напоминать рванину с чужого плеча, было совершенно непонятно и вызывало глубокую зависть.
— Добрый день, коун Тауринкс, — приветствовал Лева аборигена.
— Добрый весьма, коун Лейв, — с улыбкой ответил Тауринкс.
Сколько мог судить Лева, фамилии здесь не были в ходу. К человеку обращались по имени, если возникала нужда — по отчеству, и только владетели присоединяли к полному имени название поместья.
— Как поживаете?
Вопрос был, конечно, глупый. Ценного пленника не выпускали из палатки даже в уборную, и сам Лева на его месте сбесился бы от скуки.
— Отдыхаю, — безмятежно ответил Тауринкс. — Смотрю, ваш лагерь расширяется?
— Откуда вы знаете, коун? — опасливо поинтересовался Лева.
— Лес отступает, — ответил друид. — Какое тут может быть объяснение?
Лева добросовестно заносил все реплики гостя в тетрадь, чтобы проанализировать на досуге. Но сейчас он закрыл тетрадку и отложил в сторону. Тауринкс взирал на него с интересом.
— Я все хотел спросить, — прошептал Лева сипло, — почему вы не боитесь?
— Чего? — изумился Тауринкс.
Или он искренен, или в юные годы играл в самодеятельности, решил Лева.
— Ну… — Лингвист немного смутился. — Вас схватили, держат в плену непонятные люди…
— Чего же непонятного в ши! — Тауринкс поднял брови. — Кроме того, мне нет нужды бояться. Только очень глупый человек поднимет руку на эллисейна.
— Что такое ши? — спросил Лева. Рука его против воли потянулась к тетради.
— Так называют прошедших сквозь стоячие камни, — обыденно пояснил друид. — Вообще-то все мы — потомки ши, но редко в мир приходят способные жить в мире, поэтому простой люд называет этим словом все враждебное и непонятное.
Лингвист забыл даже записывать. Какой-то бродячий коновал объяснял ему, ученому, для чего предназначены точки перехода! Похоже было, что уровень развития местных жителей кардинально выше, чем предполагалось. Но друид бросил еще одно непонятное слово…
— А что значит "эллисейн"?
— Это тот, кто способен к эллите, — ответил Тауринкс. — Как я.
— "См. сепулька".
— Простите, что?
— Нет, ничего. — Лева вздохнул. Все попытки прояснить смысл загадочного "эллите" тонули в путанице однокоренных слов. Впервые лингвист столкнулся с этим сочетанием звуков неделю назад и с тех пор не продвинулся в его понимании ни на йоту. Ясно было одно — непокорное слово не индоевропейского происхождения; скорее оно укладывалось в ряд заимствований из некоего загадочного языка, соответствий которому лингвист пока не нашел.
— Полагаю, — Тауринкс поглядел на Леву с жалостью, — это потому, что у вас, ши, нет своих эллисейнов. Вы не занимаетесь эллите-диети.
— Да, но что это такое?! — взвыл лингвист, окончательно позабыв требование начальства не показывать собственного незнания ни в какой области.
Тауринкс поглядел на него как-то странно.
— Если бы вы знали, вы бы поняли, — загадочно ответил он и отвернулся, чтобы понюхать букетик.
Цветы (полевые, притащенные с Земли, в поллитровой банке вместо вазы) ему поставили на столик по строгому указанию Краснова "обходиться как можно приветливее". Один раз. Неделю назад. Букет стоял с тех пор, даже не подвяв.
В голове у Левы закрутились смутные, не оформившиеся еще подозрения. Но прежде чем он смог сформулировать их или вернуться к словечку "ши", из-за стен палатки донесся сокрушающий рев. Так мог бы громыхать… ну, скажем, лев размером с трамвай. Лева прикинул расстояние до леса и поежился.
— Кто это ревет? — спросил он. Лицо Тауринкса отвердело.
— Драугбэрас, — ответил друид.
Лева попытался перевести про себя. Получалось что-то вроде "собачий медведь". При слове "собака" интеллигентному лингвисту представлялась соседская шавка, помесь болонки с пекинесом, а медведей он видел только в зоопарке.
— Он большой? — поинтересовался Лева без особенного интереса.
— Очень, — кратко отмолвил Тауринкс. — Тш!
Лева дисциплинированно замолк и честно попытался прислушаться.
Несколько секунд не происходило ничего. А затем лагерь как будто взорвался — гамом, ревом сирен, отдельными заполошными выстрелами.
— Что за черт?! — недоуменно поинтересовался Лева по-русски, ни к кому не обращаясь.
Вместо ответа Тауринкс внезапно и резко ударил его под колени. Опешивший Лева покатился кубарем, едва не вылетев из палатки. Друид решительным жестом отдернул полог и вышел.
Если бы у Левы была хоть секунда подумать, он, несомненно, вспомнил бы о часовых, не бросился бы догонять пленного и, конечно, ничего бы не увидел. А так он бросился вслед за уходящим Тауринксом, выскочил из палатки, больно оцарапав лоб о брезент… да так и застыл.
Прямо через лагерь, весьма целеустремленно и спокойно, шествовала зверюга, которая, несомненно, заслуживала наименования "собакомедведя". Во всяком случае, человек, в жизни не видевший гиены, назвал бы тварь именно так.
Ростом тварь была со слона. Маленького, конечно. Метра эдак два с половиной в холке, и клыки у нее были соответственные — с Левину ладонь длиной. Палаток она не обходила. Поэтому за ней стелилась защитного цвета ковровая дорожка. Когтистые лапы цеплялись за брезент, тварь фыркала, отмахивалась, но не сворачивала.
"Почему никто не стреляет?" — мелькнуло у Левы в голове. Потом он сообразил. Привлекать к себе внимание эдакой зверюги не решался ни один часовой.
Тауринкс вышел из-за соседней палатки. Двигался он не менее целеустремленно, чем мохнатое чудовище. Подойдя к собакомедведю, он, подпрыгнув, огрел зверюгу по холке, отчего тварь громоподобно взревела. У Левы заложило уши. Потом монстр развернулся и так же неторопливо двинулся по собственным следам. Тауринкс шел впереди него и чуть сбоку, чтобы время от времени, оборачиваясь, трепать собакомедведя по клыкастой морде. Зверь порыкивал, но тащился за друидом как приклеенный.
Лагерь взирал на них в потрясенном молчании. Грохнул одинокий выстрел — чудовище припало к земле и рявкнуло, — метнулся между палаток такой же одинокий матюг и испуганно стих.
На краю лагеря, где клонились, точно с перепою, вывороченные столбы, друид оглянулся. Переводчик мог поклясться, что Тауринкс смотрит точно на него и улыбается. Потом друид одним прыжком взлетел вдруг на спину услужливо присевшей зверюге, и та валким галопом припустила через контрольную полосу в чащу. Аллюр у нее был не собачий, а скорее медвежий, на бегу тварь заносила лапы вбок, но мчалась тем не менее очень быстро.
И тут рев зверюги перекрыл другой рев. К палаткам вылетел БМП-2, и с него ударила громовая очередь автоматической пушки. Зверь с наездником полетели кувырком, усеивая землю ошметками мяса и шкуры.
Лева стоял, оцепенев, не замечая воплей разоряющегося Бубенчикова. В голове у него забрезжила догадка о том, что может значить непокорное словечко "эллите" Но мысль эта была такой страшной и невероятной, что переводчик постарался от нее избавиться.
Майору Краснову было не до этой догадки. Вместе с другими офицерами побежал к убитому собакомедведю. Все кругом было в кровище, сам монстр был почти разорван на три части. Друид лежал в стороне неподвижно. Сергей подошел к нему, осмотрел и пощупал пульс и приказал везти в госпиталь, своим же сказал:
— Ну и какого хрена тянули до последнего с расстрелом зверя? И почему не нашлось в нужный момент КПВТ на БТР? 30-мм пушка, знаете ли, перебор по медведю.
***— Так как ты, говоришь, Тауринкс себя называл, друид? Что он точно рассказывал про себя? — спросил Шойфета майор.
— Что делает все, чтобы было в порядке со скотом, лесом. Чтобы урожаи были большие. Только я не понял, как, — пробормотал Лева, все еще в ужасе от зверя. И тут высказал свою догадку. — Товарищ майор, мне начало казаться, что он магией владеет.
— Только начало казаться… Поздно сообразил, студент.
Глава 4
Лес смыкал над дорогой ветки, и грязь, которая по всему владению Дейга уже высохла, чавкала под копытами коней. Гнедая кобылка под Линданом поминутно оступалась, угрожая выкинуть наездника из седла. Молодой чародей к верховой езде не был привычен — в детстве его бы никто не пустил покататься на единственном в селе старом мерине, а в годы ученичества он куда чаще передвигался при помощи открывателей ворот, чем в седле, благо гильдия огневиков отличалась богатством и могла позволить себе такую роскошь, как переброску магов-недоучек через чародейные створы. Кавалькада продвигалась по лесу медленно, но молодой наймит все равно удерживался верхом только немалыми усилиями, изрядно отвлекавшими его от раздумий.
