Олег Волынец - Серебро и свинец, иной вариант
— Нам пришлось привязать его к койке, — пояснил он, — но только потому, что он все время порывался встать и идти.
— Куда?
— Искать адмирала. — Врач снова потер виски. — У меня сложилось ощущение, что ему промыли мозги… но едва ли это возможно. Такие вещи делаются, знаете? — гипноз, наркотики, болевое воздействие. Туземцы могли бы дойти до этого своим умом, у примитивных народов наблюдаются порой впечатляющие достижения… но нет.
— Почему? — Майор Норденскольд постарался, чтобы голос ею не выдал внутренней дрожью. Больше всего он боялся показаться трусом.
— На промывку мозгов уходят в лучшем случае дни, — объяснил врач. — Реально — недели. А капрал Пауэлл отсутствовал три дня. Притом что большую часть времени у него должна была отнять дорога. Не забудьте, он шел пешком.
Обри Норденскольд молча кивнул. От места аварии "Си Найта" до базы по прямой было миль двадцать. Но это по прямой, а бредущему через лес капралу пришлось, видимо, форсировать реку и обходить не один овраг и бурелом; когда местные "секвойи" — имя уже прижилось — падали, перебраться через ствол было невозможно без альпинистского снаряжения. Просто чудо, что Пауэлл вообще добрался.
— А это точно он? — спросил Обри вслух, пораженный внезапной мыслью.
— Капрал Пауэлл? — догадался врач. — Он. Все сходится… пломбы, шрамы… группа крови не определяется, но это меня уже не удивляет… только…
— Что?
— Перелом, — коротко ответил врач. — Снимок в икс-лучах показал костную мозоль от перелома голени. Раньше ее не было.
Норденскольд покачал головой. Ситуация нравилась ему все меньше и меньше.
Он с самого начала опасался чего-то в этом роде. Не от осторожности — просто родители, пытаясь отбить у сына блажь служить отечеству, дали ему очень хорошее образование. Побочным продуктом последнего была привычка осмысливать происходящее, вместо того чтобы тупо исполнять приказы в порядке поступления.
Звоночек в голове Обри первый раз тренькнул, когда майор выслушивал восторженный отчет биологов из разведгруппы, на словах "свидетельства регулярного контакта с земной биосферой". Если порталы могут раскрываться самопроизвольно — пускай хотя бы раз в десять тысяч лет, какая разница! — то местные жители, скорей всего, тоже пришли с Земли, хотя и очень, очень давно.
А если так — почему они застряли в Средневековье, а Земля построила современную цивилизацию? Обри Норденскольд не очень верил в байки про отсталых туземцев. Поэтому несоответствие между предсказаниями логики и показаниями разведки заставляло его, пусть неосознанно, ожидать от мира, в который США так необдуманно вторглись, очень больших неприятностей.
Перед походом в госпиталь майор выкроил минуту проглядеть личное дело Пауэлла — просто ради проформы. И все же в первый миг он не узнал лежащего на койке человека.
Свой отпечаток на лице оставляют и усталость, и страдания, и еще многое другое. Но сходство Пауэлла нынешнего с откормленным, пышущим здоровьем парнем на фотографии в папке мог бы уловить только опытный физиономист. И зеленушную бледность, и трехдневную щетину, и мешки под глазами мог бы снять тот ловкий ретушер, что подсказывает нам — а, вон пошел старый знакомый… надо ж, как изменился-то! Но только не жуткую, неровную бугристостъ, словно самый костяк лица ломали, и склеивали, и ломали снова, неумело и жестоко.
— Ну что вы на меня так смотрите, майор? — хрипло осведомился лежащий. — По карточке в досье не признали?
Норденскольд проклял свое скандинавское происхождение. Будь он, скажем, негром, румянец был бы не так заметен. Правда, тогда Обри не был бы майором.
Пауэлл закашлялся, потянулся к стакану с водой. Импровизированные путы из бинтов и жгутов не слишком стесняли его. Рядом, на столике, стоял кардиограф, но отключенный.
— Сушит, — пожаловался он. — Слюны совсем нет, во рту как кошки на… клали, простите, майор.
Он прополоскал рот, сплюнул в ванночку, потом, фыркнув, марлевым тампоном смочил глаза.
За его напускной веселостью проглядывала обреченность. Пауэлл знал, что умирает. Слова врача о том, что морпех уже мертв, Обри не принял в расчет.
— Так вы, значит, адмиральский адъютант? — переспросил Пауэлл. — С вами я могу говорить?
Норденскольд кивнул. Он с трудом мог отвести взгляд от рукояти кинжала, торчащего у Пауэлла из груди. Рукоять была музейной красоты.
— Хорошо. — Морпех с усилием кивнул. От него исходил слабый отвратительный запах — вонь гниющего мяса, смешанная с резким ароматом спирта и дезинфектанта. — И покончим с этим. Слушайте…
Он приподнялся на койке, насколько позволяли путы.
— Эти слова говорит не посланец, — произнес Пауэлл чужим звонким голосом. — Эти слова говорит Торион, владетель Дейга. Именем святого завета, серебра Империи и родового дара я приказываю вам, презренные ши, покинуть мою землю под угрозой скорой и страшной кары. Не пытайтесь разжалобить меня — нет пощады убийцам беззащитных. Не пытайтесь запугать меня — нет боязни в видевшем смерть беззащитных. Не пытайтесь сломить меня — нет поражения защищающему беззащитных. Уходите или умрите.
— Что-что-что? — беспомощно переспросил Обри. Пауэлл рухнул на подушки. Лицо его пересекли глубокие тени. Он попытался сомкнуть веки, но не сумел, и ему пришлось помогать себе руками. Майор отвел взгляд.
— Он потребовал, чтобы я передал это нашему главному, — прошептал Пауэлл. — И впечатал послание прямо мне в мозг. Оно так там и горело, и жгло, все время, пока я шел. Я хотел свернуть, не возвращаться, но куда там! — Его согнуло в беззвучной судороге кашля. — Не хотел возвращаться… — выдавил он.
— Почему? — Норденскольд решительно нагнулся к нему.
— Я знал, что умру здесь… совсем. Как только передам сообщение, — ответил морпех очень отчетливо.
Врач попытался нащупать ему пульс, потом махнул рукой и вытащил фонендоскоп.
— Что они с тобой сделали, солдат? — спросил Обри. Пауэлл молча ухмыльнулся.
— Убили, — ответил он. — Этот Торион… да вы видите, черт! Это он сделал, он. — Морпех подбородком указал на торчащий из его ребер кинжал. — А его дьяволы и того страшней. Один копался у меня в мозгах, другой спалил наших ребят, как пушинки в костре…
Норденскольд решил, что умирающий бредит.
— Капрал, вам плохо? — влез врач. Обри нетерпеливо отмахнулся от него.
— Вот дурацкий вопрос, — скучно прошептал Пауэлл. — Сейчас я умру совсем. И знаете?.. Совсем не страшно.
Он умолк. И Обри лишь через пару минут понял, что капрал больше не заговорит.
— Черт, ну сделайте же что-нибудь! — прикрикнул он на врача.
— Что? — Медик презрительно покосился на штабиста. — Адреналин вколоть? Я не знаю, как оживлять покойников. А теперь он покойник. С душком.
— А мы так ничего и не узнали, — вздохнул Обри. — Что ж, жаль, что зря потратил ваше время. Всего доброго.
Он откинул пластиковое полотнище и вышел. Молчаливая пустота госпиталя действовала на него угнетающе. Чеканя шаг, майор Норденскольд двинулся к выходу. Поэтому он не услышал, как один из охранников, чернокожий, шепнул другому зловещее словечко "вуду".
***— …А вы мне не можете представить никаких результатов! — закончил майор, и уставился на Леву взглядом не то укоризненным, не то победным.
Лева Шойфет вздохнул — про себя, конечно. Ему пришло в голову, что фуражка имеет перед всеми головными уборами (исключая ярмулке) то преимущество, что ее нельзя снять и смущенно потискать в руках. А именно это стремление и обуревало Леву под пристальным майорским взором.
— Товарищ майор, вы считаете, что мои результаты недостаточны? — поинтересовался он и для убедительности потряс прихваченной "на ковер" общей тетрадью, служившей временно русско-эвейнским словарем.
— Категорически! — объявил Краснов. — Неделю назад вы меня убеждали, что этот язык отдаленно близок русскому. — На обороте "отдаленно близок" Леву передернуло. — А теперь приходите ко мне со списком из восьми сотен слов и заявляете, что это хороший результат? Шутить изволим, товарищ военный переводчик?
Слово "военный" майор выделил особо, должно быть, чтобы поглубже ранить глубоко штатскую Левину душу. Сам он, однако, служил отнюдь не в рядах Советской армии, а вовсе даже в ГБ, отчего все инсинуации по поводу военной дисциплины, подтянутости, а главное — неукоснительного исполнения самых невыполнимых приказов Лева игнорировал без малейших угрызений совести.
— Это, товарищ майор, не хороший, а отличный результат, — парировал он, потрясая тетрадью. — Да, этот язык относится к группе индоевропейских, как и русский. А еще английский и хинди. Много у них общего?
Вопрос был, по сути дела, риторический, но Лева после него замялся, ожидая, что майор потребует доказательств. Лингвист пребывал почему-то в уверенности, что никто из командиров "руки помощи" иностранными языками не владеет — ни вражьими, ни даже соцстранскими.
