Марина Серова - Принцип неверности
— И еще: вы не хотели бы поработать у нас? Только не торопитесь с ответом. Подумайте. Время еще есть.
Я не стала ничего говорить, только покивала согласно головой и, продолжая хлюпать носом, пошла к выходу. Меня никто не останавливал. От порога я вдруг обернулась и как бы между прочим поинтересовалась:
— Тут по радио передавали, что Хрыкин попал в аварию. Говорят, его в больницу увезли…Но ведь мы с ним нормально добрались до гостиницы! Без приключений и аварий. Не знаете, откуда у них такие сведения? Может быть, с вами что-нибудь случилось по дороге?
Продюсер и начальник СБ переглянулись.
— Нет, ничего. Вообще не понимаю, откуда это сообщение взялось! Во всяком случае, я никуда не звонил.
— Ну, ладно, раз так, бог с ними, с этими журналистами.
В коридоре гостиничного этажа я немного задержалась. Благодаря моей невинной хитрости я услышала кусочек разговора Галушко и Погорельцова.
— Ты что, серьезно хочешь взять ее в команду?! — это Галушко.
— Я еще не пропил все мозги, как некоторые. Пусть эта провинциалка задерет нос! От таких предложений начинает кружиться голова, и человек совершает ошибки.
— Что ты хочешь сказать? По-твоему, она — хороший профи?
— Профи, Вадим, плохим не бывает. Одно из двух; либо эта Евгения Максимовна действительно специалист своего дела, либо ей крупно везет.
Подслушивать дальше было опасно. В коридоре в любой момент мог кто-нибудь появиться. Пришлось мне пойти к лифту.
Выходя из гостиницы, я вдруг вспомнила, что весь день ничего не ела. Решение возникло совершенно спонтанно. Я завернула в бар гостиницы. И нос к носу столкнулась с Арчировым. Директор был здорово пьян. Всегда удивляюсь, как это люди умудряются так быстро напиваться? Казалось бы, только что он был трезв как стеклышко, а через минуту — хоть на простынях его выноси.
— А-а, — пьяно улыбаясь и щуря глаза, протянул Арчиров, — вас тоже потянуло снять стресс? Это правильно. Хотя после посещения этого серпентария следовало бы пить молоко. Но я предпочитаю коньяк.
— О чем это вы? — наивно поинтересовалась я. — Просто вспомнила, что я целый день ничего не ела, зашла перекусить. А то, знаете ли, домой я еще не скоро попаду.
— Знаю я ваши дела, — погрозил мне пальцем Арчиров. — Знаю! Меня не проведешь! Но я только доволен. Если вам удастся разворошить это осиное гнездо, вы столько интересного узнаете…
Я сообразила, что у меня появился шанс разведать кое-что интересное об этих гастролях Хрыкина из первых уст. Поэтому, недолго думая, я подхватила директора под руку и потянула его к барной стойке. В полумраке зала я уловила пристальный взгляд «ночной бабочки». Для полного счастья мне не хватало только разборок со жрицами любви!
Оказавшись у стойки, Арчиров вскарабкался на табурет и, упираясь локтями в прилавок, потребовал коньяку. Бармен посмотрел на него весьма неодобрительно, но я кивнула ему, давая понять, что этот толстячок со мной. Он пристально уставился на меня.
— Новенькая, что ли? — спросил наконец бармен. — Что-то я тебя раньше здесь не видел.
То, что меня принимают за проститутку, начинало меня раздражать. Конечно, если бы это было необходимо, я бы смогла сыграть эту роль. Но сейчас я не нуждалась в приключениях.
— У тебя, дружок, от запаха спиртного совсем крыша поехала? — возмутилась я. — Где это ты видел, чтобы путанки на работу в джинсах ходили? Порядочной девушке нельзя уже в бар после работы зайти, обязательно нахамят!
Бармен смутился:
— Простите. Издержки работы. Что вам?
— Тебе уже сказали — коньяку, — продолжала я говорить довольно-таки резко, и нечего рожи корчить! Поставили к стойке, так стой и работай, а не на девочек заглядывайся.
— Эх, Евгения Максимовна, — «ожил» Арчиров. — Если бы вы знали, как мне все надоело!
— Что именно? — как можно более доброжелательно спросила я.
— Да все вообще. И этот Хрыкин, и его продюсер. Подцепил меня на крючок и не отпускает, сволочь лагерная!
— Погорельцов что, разве сидел? — насторожилась я.
— Да кто же его посадит? — протянул Арчиров и потянулся к рюмке с коньяком. — Так, раза два-три побывал в СИЗО, но выкрутился, гад! Скользкий, прямо как налим.
— И за что же его на «кичу» бросили?
— Известно за что — за мошенничество. Сколько он народу объегорил, это ж страшно сказать! И все ему как с гуся вода. А тут украдешь на копейку, а потом трясешься на весь целковый.
— Так не воруйте, Илья Семенович, тогда и бояться не надо будет, — подкинула я ему затасканную истину.
— Да как же мне не воровать, Женечка, — прослезился директор. — Ведь все вокруг воруют! Да и пожить ведь хочется. Вот взять сегодняшний день. Если бы Хрыкин не вышел на сцену, получил бы я свои денежки, Погорельцов укатил бы в Москву со всей кодлой, и все было бы тип-топ… Еще коньяку…
— То есть как это — получили бы деньги? За что?!
— А вот за это самое. За то, что с Хрыкиным беда бы приключилась! Надоел он Погорельцову хуже горькой редьки. Мало того, что петь не умеет, так он и в самом деле вообразил себя талантливым и знаменитым. А Вовик таких талантов на любой мусорке найти может. По пятаку — фунт.
— И что же он собирается сделать? — Я поняла, что Арчиров изливает душу. Но под воздействием выпитого даже не соображает кому. Да ему, видимо, это было и неважно. Просто надоело носить все в себе.
— Вот я говорю, — продолжал директор. — Позвонил мне Вовик и говорит: «Помоги, мол, Семеныч, в последний раз. Бабла срубишь, и я тебя в покое оставлю. Найди мне телохранителя, чтобы у него хорошая репутация в вашем городе была. Найми его, я, мол, денег на это вышлю. Только ты ему все сразу не давай. А потом мы подъедем, Хрыкина нашего ссадим и смоемся». Короче, они всех кинуть задумали. Малолетки на этого Хрыкина как мухи на мед сбегаются. Любые деньги готовы платить. Афиши не успели до конца расклеить, а в кассе уже билетов нет. А думаешь, в других городах не то же самое? Ха, вот и не угадал!
— Ну, а ты чего? — решила я направить мысли Арчирова в нужное мне русло, а заодно подмигнула бармену, чтобы он подлил Арчирову еще коньяку.
— А чего я? — Илья Семенович капризно выпятил нижнюю губу. — Я все сделал, как было задумано. Только баба эта, ну, телохранитель, такая стерва оказалась, не приведи господь…
Договорить Арчиров не смог. Пятая по счету рюмка, выпитая при мне, оказалась для него роковой. Он ее и пил-то так, что как минимум треть вылил на себя. После этого Арчиров посмотрел на меня осоловевшими глазами, пробормотал что-то вроде — мол, привидится такое, — и с размаху ткнулся лбом в стойку.
— Этот готов, — спокойно констатировал бармен и деловито поинтересовался: — Кто заплатит за выпитое?
Я успокаивающе кивнула ему и бросила на прилавок несколько купюр. Работник стойки сразу же подобрел:
— Сами дотащите или позвать охрану? За чисто символическое вознаграждение они донесут вашего приятеля куда скажете.
Я задумалась. Бросать здесь Арчирова одного было бы не по-христиански, хотя он и приличная сволочь. С другой стороны, куда я его повезу? Не к себе же домой! Тетушка и так здоровьем не блещет, переживает за меня, и вдруг любимая племяшка привозит вот это животное? Нет, об этом не могло быть и речи.
И тут меня осенило. Котехов же просил сообщить ему, если я нарою какую-нибудь информацию по Хрыкину. Так вот она, эта самая информация, — лежит, пыхтит и благоухает коньяком. А завтра Арчиров наверняка будет маяться с похмелья, а значит, будет сговорчив. Торопливо достав из кармана телефон, я набрала домашний номер Котехова, мысленно моля бога, чтобы Олег был дома и желательно один. Ответили почти сразу:
— Смольный на проводе!
— Котехов, ты еще жаждешь вывести на чистую воду Погорельцова и компанию?
— Женька, ты, что ли? Вот надо же, не узнал сразу. Конечно, жажду, а у тебя что-то появилось?
— Не то слово. Информации, — я глянула на спящего Арчирова, — килограммов на сто — сто десять. Короче, никуда не сматывайся, жди меня. Точнее, нас.
— Ты что, не одна будешь?
— Я же тебе сказала, что я с информацией. В общем, сам все увидишь.
Закончив разговор, я посмотрела на бармена, застывшего в ожидании.
— Зовите ваших «грузчиков» и несите эти «дрова» на парковку. Там стоит вишневый «Фольксваген», вот в него и надо грузить. Все поняли?
Бармен улыбнулся и, кивнув мне, в буквальном смысле слова испарился. Я слезла с табурета и направилась к выходу. Однако спокойно уйти мне не дали. На выходе дорогу мне преградили три разбитные девицы, чей внешний вид не оставлял сомнений, чем они зарабатывают на хлеб с маслом и на чашку кофе.
— Слышь, подруга, — как-то странно выворачивая губы, проговорила одна из них, видимо, самая главная, — ты откуда такая борзая взялась?
— Из дома, — наивно улыбаясь, спросила я. — А что, я что-нибудь не так делаю?
