Фридрих Незнанский - Степень покорности
Чтобы не напугать и не помешать Антонине, Степан на цыпочках подкрался к берегу пруда и обнаружил на траве… ее белые одежды… Скомканные и брошенные.
Степан испуганно огляделся – никого.
Тут же послышался легкий плеск – вдалеке виднелся белый силуэт. Совершенно обнаженная Антонина выходила из воды на берег!
Степан замер от потрясения, от восторга!
Антонина, видимо, не заметила его в тумане на фоне темных деревьев. Она сладко потянулась, подняла руки над головой, потом опустилась на корточки и без плеска легла в воду.
Ей было так хорошо! В теплой воде, укрытой по поверхности тонким пледом тумана. Она провела рукой по глади, ощущая тепло воды и прохладу воздуха, и не удивилась, когда ее пальцы коснулись чьей-то горячей руки.
Степан, стоя в воде на коленях, приблизился к ней и бережно коснулся плеча, поддерживая и лаская.
Антонина, закрыв глаза, доверилась его рукам…
Его губам…
Когда пылающая волна любви и нежности захватила ее сердце, она повернулась к Степану, обвила руками его шею, прижалась к груди…
Степа под самым сердцем почувствовал ее горячие круглые груди, нежные, упругие…
А на вкус ее губы оказались сладковатыми и пьянящими.
Она сама нетерпеливо обняла его ногами, сама нашла рукой и впустила его в себя…
Это была самая прекрасная ночь в его жизни.
Счастливые, они плавали в пруду, ныряли и целовались.
Ночь любви… Бесконечная и чарующая. Рассвет любви…
Когда первые заспанные колонисты неохотно потянулись к пруду умываться и молиться поднявшемуся над лесом солнцу, Степан выпустил сладко утомленную Антонину из своих объятий.
Весь день они как заколдованные бродили друг за другом с мечтательными сонными глазами, не видя и не слыша никого вокруг.
И ни для кого в колонии не осталось секретом то, что произошло между ними этой волшебной ночью.
Это же происходило и на следующую ночь, и на следующую…
Для Антонины, спохватившейся только через неделю, сразу же стало ясно, что оставаться в колонии им больше нельзя. Опасно. Обязательно найдется завистник, либо бесстыдный наблюдатель, либо преданный фанатик, который доложит проходимцу, мнящему себя Великим Солнцем, об их любви. И тогда они обязательно разнюхают и о машине, и о фотоаппарате, и о записях. Тем более что у них, у колонистов, как показалось опытной Антонине, должны были существовать какие-то значительные побочные доходы. Слишком уж не соответствует образ жизни Великого Солнца, его капризы тем «прибылям», что обеспечивают огороды с петрушкой и огурцами. Наверняка какой-то криминальный бизнес. Может, попрошайничество? Может, поборы верующих?
В любом случае Антонине не хотелось вляпываться в уголовную историю.
– Мы можем поехать ко мне, – как-то после ночи любви прошептала Антонина, лежа на груди Степана и прислушиваясь к первым звукам просыпающегося леса. – Ты хочешь?
– А где это? – Одуревший от счастья, Степан лежал на сырой траве и с невыразимым удовольствием ощущал на своей груди неутомительную тяжесть тела любимой женщины.
– Это недалеко. В Москве.
– Ну рассказывай. Только шепотом.
– О чем?
– О себе.
– Вот те раз! – тихонько засмеялась Антонина. – Давайте знакомиться?
– Давайте.
– Смешной ты у меня, Степашка!
– А ты – Антошка!
Они засмеялись.
– У тебя есть родители?
– А у тебя?
– У меня? – искренне удивился Степан и задумался. – Наверное, есть. Даже наверняка есть. Только…
– Что?
– Моя мама никогда не была замужем. У нее постоянно меняются… всякие там…
– Понятно… Извини…
– Ничего непонятно, – Степа, кажется, обиделся. – Это все стало потом. А вначале… Ее изнасиловали. Братва дворовая. Она еще в школе училась. В девятом классе. И родился я… Никому не нужный. Плод преступления и позора. Она из-за меня школу бросила. Из-за меня от нее собственная мать отказалась… Ей было шестнадцать лет!
– Не говори глупостей! Это она тебе так рассказывает? – ехидно спросила Антонина. – Или ты сам привираешь?
– Нет. Не вру!
– А откуда ты это знаешь? Ты что, лично присутствовал, когда ее… насиловали? Может, сама напросилась, а потом решила списать на насильников. Может, ты по любви!.. Наверняка по любви!
– Не успокаивай меня…
– Разве мать может дочку с младенцем выгнать?
– Я ей верю, – убежденно заявил Степан.
– А я нет!
– Почему?
– Потому что она не любит тебя, своего единственного сына. Потому что не уберегла от гадости. Ведь все очень просто… И… наркотики – это же болезнь нелюбимых детей. Она сама своим отношением к тебе подтолкнула к наркотикам. Если у ребенка нет ничего светлого, ничего дорогого и любимого… Куда ему податься? Вот он и попробовал. Это его единственная отдушина. Единственный миг отдыха и радости…
– Теперь ты у меня есть!
– Она сама погубила тебя. Думает только о себе, о своей беде. Ну было и прошло. Зачем же сыну судьбу портить?
– Да ладно тебе… Она же все равно моя мама. А у тебя мама кто?
Степан замер с открытым ртом, ожидая услышать рассказ об образцовых родителях.
– Я родилась в тюремном поезде, – задумчиво проговорила Антонина. – Потому что моя мама была заключенной. Она принимала участие в диссидентской акции. И ее… судили. Она косила под дурочку, а ее признали вменяемой. Поэтому и посадили. А она забеременела, чтобы уменьшить срок заключения… Так многие делали. Даже термин есть – «пальцем деланные».
– Кто? – вытаращил глаза засыпающий Степа.
– Мы. Такие, как я.
– Почему?
– Потому что беременным снижали сроки заключения.
– А при чем тут палец?
– Дурачок. А как, ты думаешь, они в колонии забеременеть могли? Как сперму доставали?
– Как?
– На пересылке или еще где… мужики-заключенные мастурбировали в пакетик полиэтиленовый, как в презерватив. А потом перебрасывали через колючку на женскую сторону. Женщины пальцем заталкивали сперму в себя.
– Не может быть!
– Смотри – перед тобой я нахожусь. Пальцем деланная. Тогда мама сидела уже второй год. Без свиданий. А потом сразу три женщины из их барака родили почти в один день.
– От кого?
– Я же тебе объясняю. Ты засыпаешь? Ну и спи. Тебе надо выспаться. Мы же, как пионеры, гуляем все ночи напролет.
– У нас любовь!
– Морковь! – засмеялась счастливая Антонина. – Ну и свекровь ты мне приготовил.
– А ты мне тещу!
– Нет у тебя тещи. Она умерла. Я так думаю, что ее убили свои же сокамерницы. Слишком уж она была справедливая. Если какая разборка – всегда к ней… Она судила.
– Расскажи!
– Потом. Собирайся. Тебе нужно что-нибудь забрать из колонии?
– Нужно попрощаться.
– Они тебя не отпустят.
– Почему ты так думаешь?
– Степа, ты никогда не задумывался, для каких целей образована колония?
– Для познания мира, для служения красоте и знанию.
– Милый ты мой, – всхлипнула Антонина, целуя Степана в небритый подбородок. – Вставай, я тебе все потом расскажу.
– Нет! – решительно заявил Степан. – Это мой дом. Хочешь, мы поедем к тебе, я не возражаю. Но тайно бежать от друзей я не буду. Днем попрощаемся, Солнце нас благословит.
– У него есть человеческое имя? – тихо спросила Антонина.
– А зачем? Мы его и так все знаем.
– Но он же потребовал твой паспорт, – Антонина нежно погладила Степу по глазам. – Он же переписал всех нас.
– Чтоб найти, если вдруг что-нибудь случится.
– Вот именно.
– Что ты имеешь в виду? Ты что-то знаешь? Говори.
– Поверь, нам надо сматываться. Тут что-то такое… Я не знаю, но чувствую, что приближается опасность.
– Мне тоже так кажется, – признался Степан. – Солнце хочет послать меня в поездку.
– Куда?
– Туда же, куда и всех. По святым местам. Проведывать учеников на солнечном Востоке.
– В Средней Азии, – уточнила Антонина. – Скорее всего, это Туркмения или Узбекистан.
– Почему ты так решила?
– Давно живу, мое сокровище. Много видела.
Неожиданно рядом хрустнула ветка.
Влюбленные испуганно подскочили.
– Поздно! – вскрикнула Антонина. – Степа, беги!
– Кто здесь? – поднялся Степан, расправляя широкие плечи.
– Все в порядке! – Из-за кустов показались незаметные в ночном сумраке фигуры в черных одеяниях. – Мы проверяем территорию. Деревенские опять активизировались. Прислали угрожающее письмо. Вот мы и дежурим.
– Так здесь Степа не один! – радостно изумился второй голос. – Кто ты?
– Все свои, – ответил за Антонину Степан. – Скоро рассвет, мы пошли на берег.
– Сегодня моления Солнцу не будет, – заявил третий черный.
– Почему? – срывающимся от страха голосом спросила Антонина.
– Потому что сегодня утром Солнце будет судить вас. Обоих, – сурово произнес еще кто-то.
Медленно выходили на поляну все новые и новые черные фигуры, обступали тесным кольцом Степана и Антонину…
Так голыми и привели их в колонию.
