Екатерина Островская - Мотылек атакующий
– Не обиделась? – поинтересовалась Маша.
Недавняя соперница покачала головой. И посмотрела за окно. Маша поняла, что та переживает. И представилась:
– Меня Машей зовут.
– А я, по-настоящему, Аня Врубель. Я из Гомеля.
– Давно здесь?
– Полтора года. Начинала в Москве на подпольных боях, но там это дело прикрыли. Хорошо, что узнала про «Колизей». Здесь к тому же платят больше.
– Сколько в месяц получается?
– В среднем тысяч сто рублей, иногда больше. Деньги хорошие, но и высчитывают за всякую ерунду. За врача, за массажиста, за тренера. Со зрителями нельзя общаться за стенами «Колизея». А за пропуск боя вообще сдирают столько! Если ставку сделаешь через кого-то – вылетишь сразу. А мне за съемную квартиру платить надо, и почти все, что остается, домой отправляю. У меня младшая сестра – инвалид. Мать беременной была, когда в Чернобыле авария случилась, а потом родила ребенка такого, что… Но не отказываться же! Отца теперь нет, мама тоже больная, вот я их и содержу – лечу и все такое прочее.
– В бардачке конверт с деньгами, что я получила, – сказала Маша, – возьми.
Аня покачала головой:
– Нет. И не предлагай больше. Если узнают, подумают, что у нас договорник был. Потом и я, и ты бесплатно будем вкалывать.
– Никто не узнает.
Аня усмехнулась:
– Все равно. И вообще ты будь поосторожнее. У нас все друг на друга стучат. Начальство заставляет, чтобы штрафовать потом. А на тебя будут стучать особенно. Ты красивая и образованная – сразу видно. Так что готовься к тому, что тебе могут и в бутылку с минералкой что-нибудь подсыпать, и костюмчик подпороть, чтобы на ринге он по швам разъехался. И еще следи, чтобы соперницы перед боем кремом не обмазывались с ног до головы. Хотя зачем тебе бороться? У тебя такой удар – один раз попадешь, и достаточно…
Следователь Мышкин готовился к поездке в Москву.
Он собрал достаточно материалов на прокурора Порываева, но понимал, что нет главного: пострадавших и их показаний, подтвержденных материалами расследования и вещественными доказательствами, которыми могли стать видео– и фотосъемка. Кое-какие снимки и видеозаписи имелись, но никто не станет подозревать уважаемого человека в низменных поступках на основании лишь того, что он катает в своей машине детей и приглашает их к себе в гости. Что же касается отказа прокурора в возбуждении уголовных дел по фактам выявленных и доказанных следствием преступлений, то там и вовсе никакого криминала – ведь это на усмотрение прокуратуры. И все же Мышкин надеялся хотя бы заронить сомнение в управлении кадров Генеральной прокуратуры в порядочности человека, который получил недавно новую высокую должность. Надеялся, но не верил, что такое возможно.
Следователь назначил Маше встречу все в том же кафе, где они обычно виделись. И опять пришел чуть раньше, чтобы пить свой кофе, курить и поглядывать за окно.
Но в этот раз Мышкин был зол. Сообщил, что собирается в Москву, и тут же заявил: мол, в поездке нет никакого смысла.
– Все и так все понимают, – сказал он, вздохнув. – Может, не все знают, но ничем их уже не удивишь. За несколько лет сложилась система, при которой должность на государевой службе – только средство личного обогащения. Никто никого не сдаст. Мент не сдаст мента, прокурор прокурора, судейский судейского. А если иногда кого-то и прихватят, так лишь за то, что брал не по чину. Для начала его, конечно, пожурят, потом предупредят, а затем поймают на взятке, да и то если он с «верхними» людьми не делился. Дела против них разваливаются еще на стадии следствия. А если дойдут до прокуратуры и та не закроет, то развалятся в суде или обвиняемый получит ниже низшего предела, а порой и условный срок, когда речь идет о людях, у которых есть деньги. Простого же человека готовы рвать все, причем с остервенением, потому что делают это за зарплату, которая все равно не нужна. Какой-нибудь чиновник попадется на хищении бюджетных средств – сто или двести миллионов украл, а получит года два, но даже до зоны не доедет, его выпустят из следственного изолятора по состоянию здоровья. И он с неснятой судимостью отправится отдыхать в Марбейю или Портофино, смотря где домик прикупил. Будет плескаться в собственном бассейне, пить дорогой коньячок и плевать на всех нас. А какой-нибудь безработный стащит палку колбасы в гипермаркете, его упакуют тут же, и наш независимый суд влепит ему года три, которые он отсидит по полной. У меня самая высокая в нашем отделении раскрываемость, хотя я мелкими кражами как раз не занимаюсь. А есть следователи, которые только ими и поднимают свою статистику. Зато они на дорогих тачках, моей же «девятке» десять лет скоро исполнится. Получаем одинаково, а живем по-разному. Мне некогда книгу почитать или лишний раз футбол посмотреть, а кто-то из моих коллег из дорогих клубов не вылезает. Но мне надо общаться с ними просто и весело, будто я ничего не понимаю и верю тому, что мне говорят, – мол, их жены каждый год получают наследство от родственников. Хотя теперь никто и не таится особо. Я не то что презираю их, нет. И даже не отношусь к ним с брезгливостью. Я их всех ненавижу! Ушел бы с радостью… Но куда? Что я могу еще, кроме как вести следствие? Бизнесом заниматься – не по мне. Идти в частную структуру и наблюдать спокойно, как хозяева фирмы дурят государство, – не смогу. А здесь хоть какую-то пользу приношу. Вот решил я вашей подруге помочь. Думаете, из-за денег?
Мышкин покачал головой.
– Совсем нет. Сначала думал, удастся хоть этих негодяев привлечь. Понимал, конечно, что улик никаких, но все-таки. Потом один под машину попал. На другого мы с вами подкинули материал, будто он стучит. Третий с пистолетом играл и прострелил себе печень. Вот ведь какие совпадения бывают: жили на свете три отморозка до тех пор, пока вы не появились…
Мышкин смотрел на Машу, но она спокойно пожала плечами.
– Уж не думаете ли вы, что это все я сама проделала или попросила кого-то?
– Нет, конечно. Достаточно взглянуть на вас, чтобы понять, насколько вы далеки от преступных намерений. Возможно, бог их покарал, а может, кто-то более нетерпеливый. Приятель мой, который частным сыском занимается, тоже удивился. А потом сказал мне: может, так и надо? Конечно, прокурора он убивать не собирается, но копает под него. А тут еще встретил знакомого своего, тоже из ментов бывших. Мужик адвокатом работал, но и оттуда ушел. К нему год назад в квартиру забрались, его ножом серьезно порезали, а мать убили.
– Иванов его фамилия, – сказала Маша. – Будучи адвокатом, он должен был представлять интересы моей подруги и ее мужа. И как раз перед заседанием суда на него напали.
– Ну да, точно, – вздохнул Мышкин. – И сейчас он виноватых ищет. Теперь они с моим другом на пару работают. А я как бы при них. Да и при вас вроде тоже. А чем у них, то есть у нас, закончится – одному богу известно. Хотите, с друзьями своими познакомлю? Ведь надо нам как-то ближе быть всем, сплотиться, что ли. Я уж не говорю, чтобы в масштабе страны, а хоть своим кругом. Ведь хороших людей на самом деле больше, только плохие лучше организованы.
Маша покачала головой.
– Не сейчас.
Ей не хотелось встречаться с адвокатом. Во-первых, нельзя же признаваться ему, кто она на самом деле, а если так, то к чему и встреча. Во-вторых, смотреть на человека, чьи несчастья начались после того, как тот согласился выступать в суде представителем Стихаревых, а следовательно, прекрасно понимает, кому он обязан гибелью матери и своими ранами, ей было бы невмоготу. Конечно, Маша с Сергеем тут ни при чем, и все же, не будь их, жизнь у Иванова сложилась бы иначе. Она слушала Мышкина, а тот словно беседовал сам с собой, хотя продолжал говорить, глядя на Машу.
– Что-то надо делать… Но что? Понятно, что против прокурорских мы – никто. Тот же Порываев за последний год так развернулся! Вот смотрите… Накрывают какой-нибудь подпольный игровой зал, автоматы арестовываются. А где их хранить, когда тех автоматов сотни? Вот Порываев и придумал сдавать их на ответственное хранение. Нашел какого-то предпринимателя, у которого есть склад, с ним заключили договор, опечатали склад прокурорской печатью. А склад возьми и сгори. Предприниматель получил страховку, у тех, кто ждал суда, появился шанс уйти от ответственности, потому что теперь можно сказать, будто у них были автоматы по продаже лотерейных билетиков. Пожарная инспекция установила причину возгорания, а что сгорело на самом деле, никто не знает и никого не волнует, главное – ущерба для государства никакого. А потом те автоматы появляются в новых залах. И их не десять, не двадцать, а несколько сотен. Сколько каждый из них в день прибыли приносит? Не одну тысячу рублей. И, вероятно, не десять. Так неужели прокурор Порываев, который теперь хозяин всего этого, будет думать о законности, о том, как наказать преступника или помочь невинному избежать тюрьмы?
