Светлана Алешина - Парящая в небесах
Кажется, зря я это сказала… Потому что мой враг обрадовался и пропел, мерзко ухмыляясь:
– Теперь я знаю, что с тобой делать, чтобы заставить отдать мне мое!
В его руках появился огромный шприц, и он стал приближаться ко мне. Я заорала и стала пятиться.
В это время голова девушки посмотрела на меня так, что я умолкла, стараясь унять дрожь, и произнесла четко и внятно:
– Не одна ты такая. Так что не ори…
* * *– Сашка, не ори!
Я проснулась оттого, что Эльвира трясла меня за плечо.
– Ты даже попугая своими воплями разбудила, – неодобрительно произнесла она. – И еще кого-то, потому что теперь тебе звонят по телефону. Кажется, твой Лариков.
Я открыла глаза. За окном уже было светло, и я облегченно выдохнула:
– Значит, это только сон…
«Сон, который сегодня станет явью», – подумала, вспомнив о сегодняшнем своем «предназначении».
– Уходи, уходи, уходи, – пробормотала я.
– Кто? Я? – удивилась Эльвира. – Ты нахалка, Данич!
– Да не ты, – поморщилась я. – Гадкую мысль прогоняю. Чтобы она не отравляла мне…
«Последние минуты твоей жизни!»
– Вот зараза, – выругалась я. – Элька, что ты делаешь с гадкими мыслями, когда они отказываются тебя слушаться?
– По совету Раневской иду в туалет, матерюсь в унитаз и смываю, – поделилась таким нетривиальным способом Элька.
– Сначала мне придется поговорить с Ларчиком, – вздохнула я и прошлепала босыми ногами к телефону. – Алло, – проговорила в трубку.
– Сашка? Все, наверное, меняется…
– Как меняется? Я уже подготовилась, а ты все меняешь? Ну уж нет! – взбунтовалась я.
– Людмила Нещадова пришла в себя. И сказала одну вещь…
– Ларчик, ты можешь не интриговать, а говорить яснее?
– Тот человек, который ее напугал, был…
Он опять умолк.
– Ларчик, – взмолилась я. – Говори быстрее, а?
– Вернее… была женщина!
Глава 12
По описаниям Людмилы Нещадовой, женщина была молодой, с фигуркой тонкой, как у подростка, а вот что до лица – так в этом Людмила не разобралась, поскольку на девице сей была надета черная шапочка, из тех, которые запросто можно прикупить в «Подземке» и «Готике» – шапочка надевается на лицо, и смотришь себе на мир сквозь две дырочки, а дышишь и говоришь сквозь третью. Вот такая шапочка-маска, и стоит она всего-то девяносто рублей! О том же, что перед ней девица, Людмила Нещадова догадалась по голосу и очертаниям фигурки. Убивать ее девица не собиралась, поскольку, по словам Люды, «грехов в ней было меньше, чем в других».
На вопрос, что еще сказала ей такого девица, Людмила отвечать отказалась, горько заплакав. Сказала только, что девица эта послана господом, чтобы покарать и образумить Людмилу, поскольку ее грехи уже превзошли всякие границы. В частности, она сказала, что когда-то помогала «трудовикам» находить будущие жертвы.
Однако я не поняла, почему это событие должно круто изменить мои первоначальные планы.
Конечно, в свете их я должна была нанести еще один визит. Но времени у меня было вполне достаточно. Напротив, я твердо вознамерилась провести свою боевую операцию. Поскольку, если честно, к тому моменту меня куда больше убийств и нападений занимали сами «жертвы». Да и кто знает – девица та вполне могла оказаться из породы «чистых трудовых славянок». А это значило, что я вполне могу ее встретить в тусовке Воробьевского и пообщаться с ней вволю о смысле жизни!
Поэтому речи Ларчика, пытавшегося как-то образумить меня, я нагло оставила без внимания и сейчас наслаждалась утренним кофе уже вполне проснувшаяся и готовая к подвигам.
Мои сны под влиянием солнечного утра отошли в область забытого, оставив после себя лишь неприятные ощущения. Дабы расправиться с ними, я взяла в руки томик Шекспира. Тот сонет стал для меня в некотором роде ключиком к загадке – так пусть послужит и зарядом!
Однако мой взгляд наткнулся на другие строчки.
Зачем же мне бояться худших бед,
Когда мне смертью меньшая грозит?
От этакого предсказания сразу захотелось спрятаться! Впрочем, верить предсказаниям – это язычество. Вот пусть господин Воробьевский со своими перунами в них и верит! Я девица нормальная, спокойная и разумная…
Быстро оделась, не обращая внимания на удивленный взгляд Эльвиры.
– Ты вроде бы сказала, что до вечера…
– Элька, – перебила я. – Если позвонит Лариков и будет спрашивать меня, скажи, что я… Ну, придумай что-нибудь! Пока не уверюсь в своей правоте, я не хотела бы о чем-то с ним говорить. Пусть ставит прогул, но так надо! А потом попробуй найти Пенса и попроси его к десяти часам подъехать к консерватории, но стоять в отдалении и ко мне не подходить. Только когда я позову!
С этими словами быстро чмокнула мало что понявшую Эльвиру в нос и выскочила из квартиры.
«Бог его знает, вернусь ли я сюда когда-нибудь», – грустно подумала, глядя на захлопнувшуюся за моей спиной дверь отчего дома.
* * *Он открыл мне дверь сразу. Причем не удивившись. Удивилась я, когда он сказал:
– Я вас ждал. Проходите.
Он вел себя очень спокойно. Налил мне чаю, потом почему-то попросил:
– Ответьте мне на один вопрос. Почему в теперешних девчонках столько одержимости? Мальчишки куда более склонны к медлительности и рассуждениям, а вы как выпущенные в небо ракеты – и даже мысль о том, что сгорите раньше, чем успеете загореться, вас не останавливает! Как вы обо всем догадались?
– Честно говоря, не так уж сразу, как хотелось бы, – пожала я плечами. – Смутно подозревала это, но не хотела верить в очевидность. Только после того, как Люда Нещадова сказала, что то была женщина, я поняла, что мои первоначальные опасения имеют смысл. Вы знали об этом?
Константин Александрович Затонский спрятал взгляд.
– Я пытался ее остановить, вы верите мне? Я говорил ей, что она нарушает заповедь «не убий». Но она только смотрела мне в глаза и тихо смеялась. «Они бесы, – сказала она. – Это не я так назвала их. Еще Достоевский. А по отношению к бесам заповедь эта недействительна». Ее можно понять.
– Они разбили ей жизнь, – вздохнула я.
– Нет, дело не в этом, – поморщился он. – С этим бы она смирилась. Но эта девочка – немного Жанна д’Арк, понимаете? Когда она узнала, что уже очень многие из них заседают в Думе, а остальная часть туда собирается; когда поняла, что книги их лидера Воробьевского никто не собирается запрещать, а наоборот – они издаются куда большими тиражами, чем, скажем, стихотворения ее любимого Китса, она плакала целый вечер. Вот на этом диване. А наутро позвонила мне. И сказала, что у нее нет иного выхода. Для достижения своей цели она даже разыграла увлеченность Шахиновым – чтобы раздобыть ключ… Накануне мне по глупости казалось, что я почти убедил ее в том, что все задуманное ею – неверный путь. Мне казалось, что я с этим справился и теперь все будет просто. Знаете, купить на рынке пистолет сейчас не проблема, а стрелять Танечка умела. Она славилась своей меткостью еще в школе… Потом она стала другой, более мягкой, что ли, забыв про детское увлечение. И все-таки я надеялся, что она образумится.
Но вышло по-иному. На следующий день я узнал о смерти Шахинова. И понял – она начала свой путь. Они ее недооценивали, эту девочку. Этакий пренебрежительный взгляд – что могут сделать нам эти недоделанные интеллигенты? Ан нет, господа хорошие, оказывается! Стрелять, например, умеют получше вашего… Мне хотелось ее остановить. Верьте мне, Саша! Я взывал: «Опомнись! Ведь ты становишься, как они!» А она убежденно и твердо шептала: «Нет! Вы не правы…» – и уходила. Что я мог сделать, кроме как пытаться встать на ее пути, зная, кто окажется жертвой следующего удара? Я… Я же ходил за ней, как привязанный! Один раз даже сам хотел убить, чтобы снять с ее души хоть один грех. Все видел, все знал. Исправить ничего не мог. И все-таки в случае с Людой она не смогла нажать на курок. Хотя… Она очень изменилась, Саша. Очень. В ней уже почти ничего не осталось от той девочки с ясными глазами. Да, и знаете что? Иногда я думал, что рад тому, что они получают по заслугам! Может быть, надо было опередить ее, взять в руки оружие самому, но я в отличие от Тани никогда не умел стрелять! Каждый раз, когда я шел за ней, я ловил себя на том, что раздваиваюсь – один Затонский говорит: «Опомнись! Останови это, потому что преступление всегда останется преступлением». А другой… Другой, Саша, гордился ею и смотрел на происходящее с радостью. Ему нравилось, как они падают, поверженные. Этот второй был рядом с Таней и нажимал курок вместе с ней. Пока я не понял одну вещь. Страшную вещь!..
Он помолчал. А потом проговорил:
– Я боюсь ее в той же мере, в какой – боюсь за нее. Я не знаю, что мне делать. После смерти Игоря она заменила мне его, став дочерью. Тем более что ее родители пять лет назад погибли в автомобильной катастрофе. Не обижайте ее, Саша, хотя бы потому, что она все-таки сирота, а сироту обижать грешно!
