Марина Зосимкина - Обратный счет. Книга третья из серии «Сказки мегаполиса»
сугробе? Надежда хмыкнула. В отличие от тирана Лапина она сентиментальной
не была.
Дверь во вторую комнату была приоткрыта, и Надежда, естественно,
завернула в нее, будто решив, что ей туда и надо. «Фигасе», – чуть не
произнесла она вслух, оказавшись там.
Помещение было просторным и потому казалось почти пустым. В
комнате ничего не было, если не считать компьютерного стола с большим
монитором на нем, музыкального центра на низкой тумбе и удобного кресла у
окна, в котором, наверно, приятно по вечерам сидеть и слушать классическую
музыку. Или что слушает, сидя в кресле, Лапин? «Прощание славянки»?
Видимо, это его кабинет.
Она бы так и решила, что кабинет, если бы не повернула голову в другую
сторону, отметив периферийным зрением, что там, у стены, сейчас несколько
заслоненной раскрытой дверной створкой, имеется что-то еще. И увидела
прикрепленную к потолку стальным кронштейном массивную боксерскую грушу.
Груша слегка покачивалась на тросе, как будто только совсем недавно ее
оставили в покое. Это была не новенькая груша, приобретенная для понтов, а
груша-ветеран, с белесыми потертостями на кожаных швах, и хорошо
различимыми вмятинами на теле. Рядом с ней на стене висела пара таких же
не новых боксерских перчаток.
Левее груши размещалась штанга, установленная на массивных
подставках тренажера. И сам тренажер. Тренажер и штанга – это все не так
интересно. А вот боксерская груша почему-то привела Надежду в
замешательство… Она прищурилась близоруко. На стене, рядом с перчатками,
в простой деревянной рамке немного вкривь висела фотография четырех
пацанов в полевой армейской форме, облепивших броню бронетранспортера. В
одном из них она рассмотрела знакомые черты, но был он тощий и почти
черный от загара. А сам бронетранспортер стоял на фоне белых минаретов, и
Надя почему-то решила, что это отнюдь не мирный город Душанбе.
Сюрприз. Еще один. Разве может денежный мешок, скрывающий внутри
бесформенных костюмов обмылок брюха и вялые конечности, свирепо месить
боксерскую грушу пока из нее тонкой струйкой на пол не посыплется песок?
Или будет вешать на стену старую черно-белую фотографию, где он снят с
армейскими друзьями?
Она повернула голову и наткнулась на его взгляд. Лапин смотрел на нее.
Иронично? Насмешливо?
И тогда она вдруг увидела. Она увидела рядом с собой… Как это теперь
говорят?.. Мачо. Матерого мачо. Это открытие ее сбило с толку и привело
мысли в смятение, но одновременно и включило внутренний рубильник, от
времени запылившийся. Брутальные мужчины всегда пробуждали в ней
алчность. Не корысть, а алчность. Ни к любви, ни к простому сексуальному
интересу таковое чувство отношения не имело. Скорее к спорту или
коллекционированию. Коллекция Киреевой, правда не такая большая, как ей
приписывала завистливая молва, пополнялась в последний раз давно. Надежда
думала, что к собирательству уже охладела, и этот всплеск азартного
предчувствия победы тем более ее удивил. Потому что ее коллекция состояла
из побед.
Жажда победы возникала у нее, только если мужик сам напрашивался,
чтобы его наказать, то есть был несносен и строптив, разговаривал не столько
грубо, сколько высокомерно и имел завышенную самооценку. Естественно, он
должен быть не вульгарным трамвайным хамом, коих пруд пруди, а в нем
должно иметься что-то такое, чему завидуют другие мужики и пускают слюни
бабы. То есть трофей должен быть во всех отношениях достойным.
Одержать победу над мягким, как пластилин, инфантильным слабаком,
невелика честь. А с бабниками она даже на соседних стульях не садилась.
Циничные придурки, хоть флюидов и много испускают.
Но, для справочки, Надежда никогда не опошляла свой чистый спорт
финальной близостью. Никаких кроваток в перспективе побежденной стороне
не светило. Потому что понятно, что до кроватки ты ему королевна, а после –
просто удобная подушка. Или подстилка, которой при необходимости можно
наполировать штиблеты, и подстилка не пикнет.
На последнем этапе она всегда умела вырулить ситуацию в нужную
сторону. Сафари заканчивалось тем, что Киреева вытирала прирученному
зверю сопли, успокаивала, сулила нежную дружбу навеки и строгим тоном
наставляла ценить жену, а тот кивал, соглашаясь, и смотрел на нее с тихим
обожанием.
Давненько не испытывала она такого азарта. Со временем
коллекционировать победы стало скучно. Все повторялось, и каждый раз все
было однообразно и очень предсказуемо. Неинтересно. Неинтересный народ
мужики. И легкоуправляемый.
Неужели ей вновь захотелось почувствовать свою силу? Скрутить этого
тигра-людоеда? Только потому, что у него дома обнаружилась боксерская
груша?
Заиграли магическим светом глаза. Губы сами сложились в улыбку, чья
магия стоила магии глаз. Боясь выдать себя, она спешно решала, что ей со
всем этим делать?
А, да что там! Нырнем? А нырнем. В конце концов, может, он меня и не
заметит. Хотя зачем лукавить? Разве когда-нибудь не замечали тебя мужчины,
которых ты назначала себе в жертву? Но прежде – дело.
Надежда стояла напротив разверстой ниши платяного шкафа и
задумчиво смотрела внутрь на пиджачно-брючную стену. Лапин не обманул. У
него действительно было много всего. Дюжина костюмов – это вам не хухры-
мухры, это сила. Тут были костюмы шерстяные, на зимние холода, были из
благородного шелка на весну и осень, были льняные на лето. И все без
исключения они были серые. Серые – в смысле цвета, а не в смысле того
бутика, в котором были приобретены. Здесь был костюм серо-коричневый, и
серо-голубой, и серо-зеленый, а также мышино-серый, серый в рубчик, в
полосочку, елочку и в серые конопушки.
Киреева была озадачена. Нет, она ничего не имела против этого чудного
универсального цвета, но все же ей хотелось, чтобы они предстали перед жюри
яркой парой, а не умеренно скромной, как интеллигенты из провинции.
Сама она одела маленькое темно-синее, почти черное, платье из
велюрового трикотажа с кружевным воротником-стойкой под самое горло. Но
платье имело спереди кокетку из тончайшей паутины синего шифона,
достаточно глубокую, чтобы мужской взгляд не сразу мог от нее оторваться, а
тесные шифоновые рукава до самых запястий дополняли интригующую
картину. Платье едва закрывало колени и сидело на ней изумительно.
– А где у вас рубашки? – оптимистично спросила его Надежда, которая не
торопилась признавать свое поражение и все еще рассчитывала соорудить ему
образ из подручных средств.
Лапин гордо раздвинул соседнюю створку и махнул рукой в сторону
ослепительно белых сорочек, которых было еще больше, чем пиджаков. Ни
тебе черных, ни тебе красных, ни тебе в полосочку-клеточку.
– Галстуки показывать? – спросил он самодовольно, расценивая ее
молчание, как комплимент.
– Скажите, Иван Викторович, а что-нибудь еще из одежды у вас есть?
Что-нибудь менее… официальное? Что-нибудь поярче? – спросила его Надя с
жаркой надеждой в голосе.
Лапин обиженно проговорил:
– Что я вам, прощелыга какой-нибудь, чтобы как попугай одеваться?
– Ну почему обязательно – как попугай? Просто иногда можно позволить
себе небольшую вольность, – рассудительно отвечала она, проникнув в глубину
шкафа и обнаружив там нечто интересненькое.
Там, на задворках, тосковали неформатные вещи, по счастью, не
изгнанные хозяином насовсем. В числе прочего нашелся и черный замшевый
пиджак, и песочно-рыжие тонкой шерсти брюки.
– Я это не одену, – заартачился Лапин, но Надя умела быть вкрадчивой.
– Ну, Иван Викторович, ну дорогой, вы только примерьте, а если не
понравится, то и не надо, в сером костюме будем зажигать.
Она вышла, чтобы не мешать мужчине переодеваться, а потом снова
вошла, и, осмотрев его с ног до головы, все равно осталась недовольна. К чему
вообще тут этот глупый галстук? Надежда решительно произнесла:
– Иван Викторович, у вас цепочка золотая есть? Толстая? Должна
иметься, вы же в перестройку наверняка пальцы гнули. Нужна цепочка, нужна
печатка. Есть?
Лапин, конфузливо жмурясь, порылся на полке с водолазками и
джемперами и извлек из глубин футляр, из которого достал толстенную золотую
цепь и перстень-печатку.
– Супер! Настоящие вериги, – одобрила Киреева. Она тут же заставила
его снять галстук и взамен него надеть эти «вериги», расстегнув пару пуговиц.
Потянула его к зеркалу и придирчиво их обоих осмотрела. Лапин выглядел
непривычно, но об этом потом. Чего-то все еще не достает для завершения
ударной мощи его нового образа. Так, чего не достает?.. Черный замшевый
пиджак, песочные брюки, черный кожаный ремень, ослепительно белая
