Даниэль Клугер - Смерть в Кесарии
И снова Грузенберг удивил детектива. Он некоторое время молча смотрел на Розовски ничего не выражающим взглядом, потом засмеялся.
— Я знаю, — сказал он. — После вашего звонка, я связался с полицией. Там мне сообщили, что офицера по фамилии Розовски у них нет. Был, но уже четыре года, как уволился.
— Ага, — Натаниэль облегченно вздохнул и тоже рассмеялся. Адвокат явно вызывал у него симпатию. — Значит, как я понимаю, выставлять меня вы не собираетесь?
— Пока. Пока — не собираюсь. Несмотря на то, что вы, фактически, являетесь моим противником. Вы же хотите помочь страховой компании не оплачивать страховой полис моего клиента. Верно?
— Покойного, — поправил Натаниэль.
— Это не имеет значения в данном случае, — возразил адвокат. — У покойного есть наследники. Да и полис, к слову, подлежит оплате именно в случае прибавления к фамилии столь прискорбного эпитета.
— Да, верно. Что касается моей помощи… — Натаниэль покачал головой. — Я не собираюсь ничего подтасовывать. Мое дело — провести следствие. И выявить — если удастся — преступника. А дело «Байт ле-Ам»… что ж, это, в конце концов, их дело. Мне, в общем-то, наплевать на истинные причины, побудившие их к самостоятельному расследованию. Но они платили — и я работал.
— Да-да… — с некоторым сомнением в голосе произнес адвокат. — Не хочу вас ни в коем случае подозревать в попытке подтасовать факты. Но ведь полиция уже ведет расследование. Неужели вы располагаете большими возможностями?
— Нет, я бы не рискнул утверждать такое, — ответил Розовски. — Возможности мои, конечно же, более ограничены, чем у полиции.
— Вот видите, — вставил адвокат. — Следовательно…
— Минутку! — Натаниэль поднял руку. — Возможности меньше, но они — иные, понимаете? У меня больше работы с русскими, чем у полиции. И потом: у них много дел. Поверьте, я ведь сам был, в свое время, офицером полиции. Инспектор одновременно ведет несколько дел, разной степени сложности. Немудрено при этом что-то упустить, чего-то не заметить, — он едва не покраснел при этих словах. «Уж кто бы говорил…»
Цви Грузенберг немного подумал.
— Возможно, вы правы, — сказал он. Сомнение в его голосе, впрочем, не исчезло. — Во всяком случае, я тоже нисколько не против параллельного расследования. Кстати, как вы сами относились к частным детективам в бытность свою полицейским? — с любопытством спросил адвокат.
— Плохо, — смеясь, ответил Розовски. — Очень плохо. Вы даже не представляете, насколько плохо. Они все время путались у меня под ногами. Хуже, чем к частным детективам, я, пожалуй, относился только к репортерам. Но, в то же время, они вынуждали меня работать без ошибок, — он немного подумал и пояснил. — Я имею в виду и репортеров, и частных сыщиков. Конечно, ошибки все равно были… Я, собственно, заехал к вам по дороге в компанию. Еду сдавать дела, — и он показал адвокату папку, которую держал в руках.
Адвокат развел руками.
— В таком случае, я просто ничего не понимаю, — признался он. — Вы не полицейский. В данном случае, вы и не частный детектив, нанятый компанией. Вы просто…
— Любознательный человек, — подсказал Розовски. — У меня чрезвычайно развито любопытство, можно даже сказать, болезненное любопытство. Я могу лопнуть, если не узнаю то, что хочу узнать. Это произойдет на ваших глазах, в вашем кабинете. И память о кошмарном зрелище будет вас преследовать всю жизнь.
Цви Грузенберг снова рассмеялся.
— Знаете, а вы мне нравитесь, Натаниэль.
— Вы мне тоже, Цвика, — вполне искренне сказал Розовски. — Честное слово, я просто хочу прояснить кое-какие моменты. Не для следствия. Для себя. Понимаете — профессиональная этика.
— Понимаю, — сказал адвокат. — Иногда, после слушаний дела, мне тоже хочется еще раз повторить все сначала. Просто для себя. Что бы вы хотели от меня услышать?
— Расскажите мне о своем клиенте.
— Что именно?
— Все, что сочтете нужным. Все, что казалось вам интересным в этом человеке. Он ведь казался вам интересным человеком, верно?
— Верно. Был врачом. Вдруг, приехав к нам, проявил себя недюжинным коммерсантом. Хорошо образован… — адвокат замолчал. Розовски тоже молчал, выжидательно глядя на него.
— Вот, — сказал Грузенберг. — Вот, пожалуй то, что казалось мне непривычным: для бизнесмена он выглядел чрезмерно деликатным человеком.
— Деликатным? — Натаниэль усмехнулся. — Действительно, странное качество для бизнесмена, тем более — русского.
— Именно! — подхватил адвокат, не почувствовав иронии в словах сыщика. — А в остальном… Обычный клиент.
— Бывали случаи… какие-то проблемы с оплатой ваших услуг?
— Нет, ни разу. Вы правильно задаете вопрос, я дорогой адвокат. Мои гонорары весьма внушительны, и я этого не скрываю. Я беру много, но и делаю много. Может быть, больше некоторых моих коллег.
— Деликатен, обязателен в денежных вопросах… Что еще вы можете сказать о нем?
— Вас интересует его биография? — спросил адвокат.
— Нет, с ней я уже познакомился.
— В таком случае, это все.
Розовски помолчал немного. Цви Грузенберг несколько раз взглянул на часы. Розовски заметил это, но сделал вид, что не понимает намека.
— Как вы думаете, — спросил он, — что могло быть причиной убийства?
— Не представляю, — адвокат развел руками. — Разумеется, это не самоубийство и не случайное ограбление — как первоначально считала полиция. Но что… Не знаю.
— А что вы можете сказать о его жене? Она тоже была вашей клиенткой? — спросил Натаниэль.
— Нет, разумеется. Она ведь… — он нахмурился и замолчал.
Розовски вежливо помолчал, потом сказал:
— Несчастья слишком активно преследовали эту семью в последнее время, вы не находите?
— Вы правы.
— Вы встречались с нею?
— Нет, не успел. Только говорил по телефону.
— Когда именно?
— По-моему… — он поднялся из кресла, прошел к столу, полистал лежащий там ежедневник. — Да, вот: две недели назад. В день ее прилета.
— Сами позвонили?
— Нет, конечно. Я и не знал, когда она приезжает… то есть, знал, что должна приехать, это ведь условие полиса, я сам ей об этом писал, но когда именно — она не сообщила.
— Значит, она?
— Да, сказала, что муж в письме — последнем письме — велел ей сразу же по приезде связаться со мной. В случае, если с самим Розенфельдом что-то случиться.
— Ага! — Натаниэль подался вперед. — Значит, Розенфельд подозревал, что с ним может что-то случиться. А вам? Вам он никогда не говорил об этом? Не обязательно прямо. Не говорил ли он вам что-либо, что могло бы вызвать… ну, скажем, обеспокоенность?
— Нет. Я такого не помню, — твердо ответил адвокат. — Мы с ним говорили только о делах. И потом: напрасно вы думаете, что я виделся с ним очень часто. Это совсем не так. В этом он был типичным русским: крайне редко прибегал к моим услугам.
— Вы не консультировали его по делам компании «Интер»?
— Нет, никогда. Только по личным.
— Понятно… Вернемся к Галине Соколовой. — Вы разговаривали с ней только один раз?
— Да.
— И тогда же, во время разговора, вы ей посоветовали обратиться ко мне? Почему ко мне? Почему не в полицию?
— Обратиться к вам? — адвокат выпрямился и покачал головой. — Вы что-то путаете, господин Розовски. Честно говоря, я даже не подозревал о вашем существовании. До сегодняшнего дня. Я вовсе не рекомендовал ей обращаться к вам. Да и не мог этого сделать. Скорее, я бы действительно порекомендовал ей обратиться в полицию. Но, думаю, и в такой рекомендации она не нуждалась.
4
Распрощавшись с адвокатом — он сделал это довольно рассеянно, думая о своем, так что, не исключено, что Грузенберг немного обиделся, — Натаниэль сел в машину, но отъехал не сразу. Он вдруг почувствовал безумную усталость, скопившуюся за последние сумасшедшие дни. Настолько внезапную и настолько сильную, что даже минимальное усилие — такое, например, как поднять руки и положить их на руль — казалось просто невозможным.
Во время службы в полиции ему приходилось расследовать убийства не раз и не два, но в последние годы, став частным детективом, он почти не имел дело с тем, что на языке юстиции именуется «преступление против личности». Он вскрывал хитроумные обманы, выводил на чистую воду мошенников и аферистов, наживающихся на наивности своих сограждан. Хватал за руку вороватых продавцов и нечестных хозяев. Даже несколько раз улаживал серьезные семейные конфликты. Но ни разу не приходилось ему — со времени открытия частного агентства — сталкиваться с насилием и, тем более, убийством. Дело Розенфельда оказалось первым.
«И последним, — подумал он. — Похоже, у меня сдают нервы.»
Он вдруг вспомнил, как вот так же сидел в машине — несколько дней назад — у гостиницы «Мацада» — и наблюдал, как санитары с носилками, направились к белой машине с красной шестиконечной звездой. Странно, что тогда рядом не оказалось зевак, никто не остановился поглазеть на страшный груз, прикрытый пластиком.
