Карина Тихонова - Я и мое отражение
Пришлось искать другое решение.
Найду какое-нибудь окно и вылезу наружу. Только и всего. Первый этаж довольно высокий, но ноги я не поломаю. В крайнем случае, заработаю синяк. По-моему, это мизерная плата за мою глупость.
Так я и поступила.
Нашла в столовой окно, открывающееся не сверху, как большинство стеклопакетов, а сбоку. Открыла его, забралась на подоконник. Протиснулась в неширокую щель между оконной коробкой и створкой, вывалилась наружу, как куль с мукой.
Упала я ужасно неудачно, набок. Повезло в другом. Упала я не на булыжники, которыми был вымощен двор, а на мягкую землю, насыпанную под окнами первого этажа совсем недавно. Видимо, для рассады каких-то цветочных кустов.
Я присела. Сморщилась и потерла рукой правое плечо. Ерунда, удар не сильный.
Я поднялась, отряхнулась и вышла на каменную дорожку, ведущую к входным воротам. Огляделась по сторонам.
Пусто.
Солнце выглянуло из-за темно-фиолетовой вершины, и горы немедленно поменяли цвет на ярко-синий, праздничный. Засияли, как будто чья-то невидимая рука за ночь отполировала их до блеска, ожили, потянулись к живительному свету.
Минуту я, застыв от восхищения, наблюдала за этой сказочной игрой: как горы и солнце обмениваются улыбками. Потом опомнилась, снялась с места и потрусила к сторожевой будке у ворот.
Стукнула в окошко, заслонила рукой стекло от света, попыталась рассмотреть, что происходит внутри.
Но стекло в будке оказалось толстым, тонированным и мои попытки успехом не увенчались. Однако меня увидели и услышали. Щелкнул замок, дверь отворилась и наружу высунулась взъерошенная голова охранника.
Он повел вокруг заспанными глазами, уперся взглядом в мою фигуру и чуть не выпал наружу.
– Ой!
– Доброе утро, – сказала я милостиво.
– Доброе…
Охранник закашлялся.
– Ворота откройте, – велела я.
– Зачем? – не понял охранник.
– Хочу прогуляться перед завтраком, – объяснила я. – Для аппетита.
– Пешком? – не поверил охранник.
– Ну, да! Похожу по горам, посмотрю окрестности… Здесь очень красиво.
Минуту он смотрел на меня, что-то прикидывая. Я сменила стойку «смирно» на стойку «вольно» и попыталась придать себе независимый вид.
Не знаю, получилось ли. Не уверена.
– Одну минуту, – сказал охранник. Его глаза окончательно стали осмысленными.
– Быстрей! – не сдержалась я.
Охранник бросил на меня странный взгляд и скрылся в будке. А я направилась к воротам.
Они открываются медленно, очень медленно. Но для меня сгодится любая, самая узкая щель. Я протиснусь в нее и побегу. Побегу с такой скоростью, с какой только смогу. Я должна торопиться. Скоро проснутся супруги Володины, и тогда мне удрать не удастся.
Я стояла перед запертыми воротами и пританцовывала на месте от нетерпения.
Скорей, скорей, скорей!
– Евгения Борисовна! – громко окликнул меня кто-то.
Я быстро повернулась.
Ко мне на всех парах спешил дворецкий. Батюшки, ну и вид! Спортивные штаны, надетые задом наперед, пижамная куртка, всклокоченные волосы… Его явно только что выдернули из постели.
Я повернулась к окну будки и посмотрела в него. Я не видела предателя-охранника, но если бы могла испепелять взглядом, от него уже осталась бы только кучка пепла.
Подонок.
– Евгения Борисовна! – задыхаясь, повторил дворецкий, подбежав ко мне. – Куда вы?
– Прогуляться, – ответила я коротко.
Дворецкий лихорадочно пригладил растопыренной пятерней растрепанные волосы.
– Пешком? – спросил он.
– А что? Нельзя?
Он оглянулся назад.
– А как же вы из дома вышли?
Я промолчала. Взгляд дворецкого упал на мой перепачканный бок.
– Впрочем, понятно…
Он умолк. Молчала и я. Что тут говорить? Как поют в «Ленкоме», «авантюра не удалась, за попытку спасибо»…
– Так мне откроют ворота или нет? – спросила я нагло. Хотя и так понимала, что спрашивать нечего.
Дворецкий немного помялся и плотнее запахнул пижамную куртку. Утром в горах было прохладно.
– Видите ли, – начал он сладким голосом, – ходить пешком тут опасно…
– Не опасней, чем ездить на машине, – оборвала его я.
– Да, но…
Он замолчал, лихорадочно выискивая приличный предлог для отказа.
– Вы плохо знаете местность, – выкрутился дворецкий. – Можете сорваться в пропасть. Их тут сколько угодно.
– Какая забота! – восхитилась я ядовито.
Он промолчал.
– Пойдемте в дом, – сказала я, смирившись с провалом. – Простудитесь.
– Спасибо, – произнес он с явным облегчением.
Ясно. Тетушка велела не выпускать меня за ворота. Одну, во всяком случае. Хотя после вчерашнего разговора, не удивлюсь, если меня вообще запрут тут, как в одиночной камере…
Мысль была настолько страшной, что я остановилась на полпути.
Господи! Только не это! Только не сегодня! Сегодня меня будет ждать единственный человек, согласившийся мне помочь! Я должна с ним встретиться! Обязательно!
Дворецкий распахнул передо мной дверь, и я вошла в холл. Он вошел следом, запер замок, вытащил связку ключей и унес ее с собой.
Понятно.
Я вздохнула, развернулась и побрела в свою комнату, как побитая собака.
Время до завтрака тянулось невыносимо долго. Я лежала на кровати и ждала выволочки. А то, что выволочка состоится, я не сомневалась.
Ровно в девять Рита принесла мне чай и пару бутербродов. По тому, что она вошла, не постучав, я сделала вывод: о попытке моего побега слугам уже известно.
– Доброе утро!
Я не отозвалась и молча посмотрела на горничную.
Рита с трудом удерживала на месте губы, расплывавшиеся в довольную ухмылку. Я выдернула себя из лежачего положения и села.
– Злорадствуешь? – спросила я угрюмо.
Она не ответила. Поставила на журнальный столик поднос, спросила:
– Завтракать сейчас будете или позже?
– Вообще не буду, – ответила я все так же угрюмо.
Она опустила глаза, чтобы скрыть насмешку над избалованной богатой сучкой, которую скоро хорошенько высекут.
Я ей не нравилась. Интересно почему? Во всяком случае, наши чувства были взаимны?
Рита вышла из комнаты и аккуратно притворила за собой дверь.
А я снова упала на кровать и пролежала так еще час.
В десять я села на постели, подвинула к себе телефон и набрала номер шофера. Он ответил мне не сразу и без прежней почтительности.
– Да!
«Да», – отметила я. А раньше говорил: «Слушаю».
– Доброе утро, – начала я очень холодно.
– Здрасте.
– Мне нужна машина, – договорила я и выжидательно умолкла.
Миша немного помолчал.
– Елена Борисовна не велела, – сказал он наконец.
– Что не велела? – притворилась я непонимающей.
– В город вас возить не велела, – пояснил шофер. – Без ее разрешения.
И мне в ухо понеслись короткие гудки.
Я с размаху впечатала трубку в аппарат. Жалобно тренькнула какая-то деталь внутри.
Все! Я пленница! Можно было бы сказать «кавказская пленница», если бы не одно маленькое обстоятельство. Там была комедия, а в моем случае…
Я ударила себя кулаком по колену.
…в моем случае происходящее на комедию никак не похоже. При всем желании.
Минуту я просидела на кровати, сжимая и разжимая кулаки.
– Считай до пяти! – пискнуло благоразумие, но я смела его тихий голос со своего пути, как цунами сметает жалкие картонные домики.
Я вскочила с кровати и ринулась вниз по лестнице.
Дверь в столовую была прикрыта, и я ударила в нее ногой. Ворвалась в комнату и остановилась, тяжело дыша.
Тетушка с дядюшкой изволили завтракать. Дядюшка при виде меня попытался приподняться, но тетушка положила ему на рукав свою ладонь, и он остался сидеть.
– В чем дело? – спросила тетя Лена, не повышая голоса.
– Это я хочу спросить, в чем дело, – сказала я сквозь зубы. – Почему я не могу выехать в город? Я под арестом?
– У тебя буйный приступ, – объяснила мне тетушка. – В таком состоянии мы не можем тебя отпустить из дома.
– Что-о?
Я не поверила своим ушам.
– Ничего, – невозмутимо отозвалась тетушка, накладывая на тарелку кусочки обезжиренной ветчины. – Это остаточные явления твоей болезни.
– Какой болезни? – растерялась я.
Тетушка поставила тарелку на стол, уперлась в меня немигающим взглядом и ответила:
– Наркомании.
Я задохнулась от гнева.
– Посуди сама, – продолжала тетушка. Подняла чашку с горячим чаем, сделала один глоток и поставила ее на место. – Поднялась ни свет, ни заря, вылезла в окно и попыталась убежать в горы.
Я задышала, как закипающий самовар, но по-прежнему ничего не сказала.
Просто не знала, что нужно говорить в подобной ситуации.
– У тебя уже бывали подобные приступы, – напомнила тетушка. – Пару раз мы были вынуждены вызывать врача и делать тебе укол успокоительного. Может, повторим процедуру?
Я отступила к стене и уперлась в нее лопатками.
Угроза была более чем ясна.
– Я спрашиваю, повторим процедуру? – повторила тетушка, чуть повысив голос.
