Михаил Черненок - Порочный круг
— А как ты хотел?.. Сложить ручки и ждать манны небесной? Нет, Федорович, так у нас с тобой дело не пойдет!
— Это еще посмотрим…
— Чего смотреть! И без того все видно, словно на ладошке. Или надеешься сам в председатели проскочить?
Баранов ухмыльнулся:
— Нужен мне такой хомут, как собаке пятая нога.
— Нужен, Федорович, нужен! Ты спишь и во сне его видишь. Пупынину о каждом моем шаге сплетничаешь! Дояркам мозги заправляешь: вот, мол, нагрел вас новый председатель с зарплатой, я никогда такого бы не сделал, я бы вам платил по-королевски. А за какие шиши, спрашивается, им платить, если они запустили коровенок и ни черта не надаивают?.. Еще хуже, вчера опять три тонны молока проквасили!
— У них же с горячей водой плохо, — хмуро возразил Баранов. — Молочные фляги кое-как моют.
— Выходит, председатель колхоза должен воду кипятить?
— Почему председатель… Гоше Клепикову надо хоть маленько думать, он же бригадир, не пешка.
— А главный зоотехник чем думает?
— У меня других забот хватает.
— Ну, делово-о-ой… Не выкручивайся! Ты же знал, что на ферме кавардак, но ни разу на планерках об этом не обмолвился. Слушай, как мы с тобой дальше будем работать?
— Не нравлюсь — пиши приказ. Без работы не останусь.
— Останешься! Вот только фермерство укрепится да рынок в стране заработает, все управленческие тунеядцы из колхозов по миру пойдут!.. — Сергей внезапно сник. — Ладно, Эдуард, катись на выпаса, долечивай телят.
Баранов, не попрощавшись, быстро вышел из кабинета. Антон Бирюков с упреком посмотрел на брата:
— Чего расходился, как самовар?
— А-а-а, зла не хватает… — Сергей выдернул из кармана джинсов измятый номер районной газеты и сердито швырнул ее на стол перед Антоном. — Прочитай на четвертой странице, как «Верный путь» шагнул в пропасть…
Антон расправил газету. В глаза сразу бросилась рубрика «Тревожный сигнал» и чуть пониже — заголовок заметки «Что же у нас происходит?..» Начиналась заметка своеобразно:
«Передовой наш колхоз в прошлом году оказался на краю экономической пропасти. С избранием председателем правления С. И. Бирюкова хозяйство сделало крупный шаг вперед, а именно: значительно снижена финансовая задолженность перед государством, получена большая экономия от сокращения управленческого аппарата, уменьшился расход горюче-смазочных материалов…»
Перечислив еще несколько достижений, не указавшие под заметкой своих фамилий доярки обрушились критикой на нового председателя за то, что «срезал» им заработки с трехсот рублей до ста восьмидесяти. Заканчивали письмо в редакцию они так:
«Несправедливость творится у нас потому, что С. И. Бирюков по специальности является механиком, а хозяйство наше в основном животноводческое. Естественно, специалисту-механику трудно разобраться в тонкостях животноводства. Между тем в «Верном пути» более десяти лет добросовестно трудится главным зоотехником Э. Ф. Баранов — человек всеми уважаемый. Почему бы товарищу Баранову не возглавить хозяйство? Мы думаем, руководство района обратит внимание на наше предложение и сделает соответствующие выводы, пока не поздно».
Антон передал газету следователю.
— Понял что-нибудь? — сразу заговорил Сергей. — Передовой колхоз докатился до края пропасти. Пришел новый председатель, сделал крупный шаг вперед и… закувыркались в пропасть!
— Не придирайся, — сказал Антон. — Публикация, по существу, анонимная.
— В том-то и дело! Когда я на ферме устроил громкую читку, доярки обалдели. Ни одна из них не писала этого бреда, хотя на понижение зарплаты жалуются все. Однако никто из доярок не мечтает, чтобы во главе колхоза стал «всеми уважаемый» Баранов! Уж кто-кто, а доярки знают главного зоотехника как облупленного.
— Кто же, по-твоему, написал?
— Я не гадалка. Вот если бы рукопись посмотреть… — Сергей мельком глянул на телефон. — Пупынин без меня не звонил?
— Нет.
— Странно, почему молчит Михаил Михалыч?..
— Меня вот что интересует, — сказал Антон. — Баранов утверждает, что ночью, когда убили Водорьяпова, Манаев куда-то отлучался со сторожевого поста. У вас на складе есть бензоколонка для частников?
— Есть.
— Баранов, возвращаясь из райцентра, хотел заправить свой «Запорожец» и не смог. Вечером Иван Данилович ездил верхом на лошади к Клепикову на пасеку за медом. Надо бы как-то узнать, в какое время он оттуда вернулся?
— Этот ребус проще простого! — Сергей снял телефонную трубку, резко накрутил цифры и, кое-как дождавшись ответа, нетерпеливо выпалил: — Шура, седлай кобылу и — галопом ко мне!
Вскоре в кабинет вошел синеглазый с рыжеватыми усиками крепыш, судя по солдатским брюкам и рубашке, недавно вернувшийся с армейской службы. Остановившись у порога, громко поздоровался:
— Здравия желаю!
— Здорово, Шура, — ответил Сергей и представил парня: — Наш главный и единственный конюх. Внук Тимофея Григорьевича Слабухи, зовут Александром.
Парень белозубо улыбнулся:
— Шурой, а то и вообще Шуркой меня с детства называют.
По сравнению с мрачно замкнутым дедом внук оказался жизнерадостным бойким парнем. На вопросы он отвечал без запинки. Шура вспомнил, как накануне той ночи, когда в Выселках убили Водорьяпова, Иван Данилович Манаев около шести вечера пришел на конный двор и попросил лошадку, чтобы съездить на пасеку. С разрешения Шуры оседлал бывшего своего выездного мерина по кличке Мощный. Пригнал же его обратно только на следующий день утром, около восьми часов.
— Для чего он всю ночь продержал коня у себя? — спросил Антон.
— Сказал, что вечером торопился на дежурство. Бросил Мощному охапку сена, и тот простоял у него во дворе до утра.
— Это на самом деле было так?
— Не знаю. Я у деда живу, рядом с манаевской усадьбой. В тот вечер мы ужинали в восемь часов. Из окон нашей кухни двор Манаевых виден, как на ладони. Мощного там не было. Потом мы с дедом возле сарая пилили дрова до самой темноты. В двенадцатом часу дед стал укладываться спать, а я пошел на конный двор. Всегда там ночую, чтобы за лошадьми присматривать.
— Коня у Манаева в это время не видели?
— Откровенно сказать, не обратил внимания.
Антон посмотрел на Сергея:
— Какой распорядок дежурства у Ивана Даниловича?
— Летом — с одиннадцати вечера до семи утра.
«Ребус», казавшийся Сергею проще простого, оказался не разгаданным. Воспользовавшись случаем, Антон поинтересовался у Шуры, не уходил ли куда из дома в ту ночь его дед.
— Куда ему было уходить!.. — сказал Шура. — Мы так уработались, что бабушка утром говорила, мол, вот старый умотался, даже «соску» ночью ни разу не почмокал. Это она про курево.
Показания Шуры вскоре после его ухода подтвердил вернувшийся участковый. По словам бабы Вари, с которой Ягодин проговорил около часа, Тимофей Слабуха действительно в ту ночь из дома не выходил. После пилки дров он так заспался, что утром не успел побриться, когда приехал на машине председатель колхоза и забрал его в понятые. Сама баба Заря встала рано, в шесть часов ее разбудил Виталий Ложников, возвративший давно взятую в долг бутылку водки, которую старуха тут же запрятала подальше от глаз Тимофея Григорьевича.
Из понятых Тимофей Григорьевич заявился домой к обеду. Был мрачным. На вопрос бабы Вари — чего там в Выселках? — пробурчал, мол, застрелили Водорьяпова, и стал настойчиво требовать поллитровку. Видимо, узнал о ней от Виталия. Дело чуть не дошло до скандала. Баба Варя плюнула и отдала бутылку старику. Только было тот уселся за стол — Манаев принес большую миску карасей. Иван Данилович и раньше изредка угощал соседей свежей рыбешкой. Пришлось Тимофею Григорьевичу пригласить соседа к столу. Манаев, понятно, не отказался. После первой же рюмки он принялся «пытать» Слабуху о том, что случилось в Выселках. Баба Варя не стала слушать болтовню выпивших мужиков и ушла в огород полоть грядки.
Участковый не упустил случая, чтобы порасспрашивать бабу Варю о Манаеве, и узнал от нее более конкретное, чем рассказал внук Шура. Оказывается, когда Слабуха с внуком пилили дрова, находившаяся в кухне баба Варя видела через окно, как Иван Данилович с желтеньким бидончиком входил в свою ограду. Однако лошади возле его, дома в это время не было. Утром же на следующий день, после дежурства, Манаев у крыльца оседлал коня, кое-как взобрался на него и поехал вроде бы в сторону конного двора. Откуда этот конь взялся в ограде Манаева, баба Варя не знала.
— Другие соседи тоже говорят, что Манаев вечером на лошади к своему дому не приезжал. Только утром на другой день его видели в седле, — закончил сообщение Ягодин.
— Вот тебе и «ребус»… — посмотрев на Сергея, мрачно изрек Лимакин.
