Неле Нойхаус - Злой волк
Пия улыбнулась, глядя на эти необычные дружеские отношения животных, и почувствовала, как от нее уходят стресс и напряжение дня.
– Кстати, о диктатуре, – она сделала глоток пива. – Сегодня мы испытали настоящий удар. Классический случай доносительства в лучшей манере «штази»[13], и это в Глазхюттене.
– Звучит увлекательно.
– Прежде всего жестоко.
Пия, которая считала, что ее, на самом деле, ничего больше не может потрясти, все еще была вне себя из-за неизмеримой низости людей.
– Нам позвонила старая супружеская пара из Глазхюттена, – стала рассказывать она Кристофу. – Их соседи якобы вот уже на протяжении полугода прятали в своем доме девушку, которую мы обнаружили в Майне, и использовали ее в качестве служанки. Бедное создание вынуждено было выполнять унизительную работу, и ее никогда не выпускали из дома. Она была бледной, как альбинос. А пару дней назад она исчезла.
Вспоминая всю эту историю, она покачала головой.
– Старики рассказывали нам настоящие ужасы. Жестокое обращение, ночные сексуальные тусовки, крики, оргии с побоями. В ночь со вторника на среду они видели, как сосед грузил труп в багажник своего автомобиля. Оливер спросил, почему они не заявили об этом в полицию, но они ответили, что боялись, потому что мужчина способен применить грубую силу. Тогда мы подъехали к дому и позвонили, для подкрепления взяли четверых коллег из полицейского наряда. Нам открыла женщина с ребенком на руках. Господи, как было неловко! – Пия закатила глаза. – Передо мной оказалась моя бывшая одноклассница Мони, с которой я недавно встретилась на вечере выпускников! Она простодушно улыбалась, радуясь нашей случайной встрече. Я готова была провалиться сквозь землю от стыда!
Кристоф слушал со смешанным чувством, веселясь и не веря собственным ушам одновременно.
– Потом выяснилось, что эта девушка была шведкой и работала в семье помощницей по хозяйству по программе Au-Pair[14]. Она пребывает в полном здравии, но, поскольку страдает аллергией на солнечный свет, старается не выходить днем из дома. В последние недели в семье действительно устраивали несколько вечеринок, потому что сначала отмечали день рождения мужа Мони, а потом ее.
– А что с трупом в багажнике?
– Сумка для гольфа.
– Это невозможно.
– К сожалению, возможно. Мони сначала рассвирепела, потом рассмеялась. Три года назад они построили там дом, из-за этого был снесен дом в то время лучших друзей соседей, так как они перебрались в дом престарелых. И старики с тех пор не придумали ничего лучше, как сочинять всякие глупости. Старшего сына Мони они считали наркодилером, после чего у него начались неприятности в школе, а о дочери рассказывали в церкви, что она занимается проституцией.
– Этого ведь достаточно для обвинения в клевете.
– Мой шеф тоже посоветовал это Мони. – Пия все еще не могла успокоиться. – Но ведь эти злобные старики никогда не поймут, что они творят своим глупым словоблудием.
– «Самый добродетельный человек не сможет жить в мире, если не будет угождать злому соседу»[15]. – Кристоф встал. Он потянулся и зевнул. – Сегодня был длинный день, и Лилли наверняка завтра вскочит уже часов в шесть. Дедушка должен потихоньку отходить ко сну.
Пия посмотрела на него и хихикнула.
– Пожалуйста, только не привыкай к этому! – предупредила она.
– Что ты имеешь в виду? – спросил Кристоф растерянно.
– То, что ты говоришь о себе в третьем лице «дедушка». Это в некотором роде что-то бесполое.
Кристоф ухмыльнулся, сверкнув в темноте белизной зубов. Он собрал журналы и бумаги, взял свой пустой бокал и бутылку с красным вином.
– Как насчет того, чтобы мамочка быстренько сходила в душ, а потом пришла бы к дедушке в постель? – подколол он ее.
– Ну, если только ты позволишь влезть под твое противоревматическое одеяло, – парировала Пия.
– С большим удовольствием, – ответил он и потушил свечу. Собаки вскочили, зевнули, затем встряхнулись и рысцой отправились в дом, кошки предпочли спать под открытым небом.
– Давай еще раз заглянем к Лилли, – сказал Кристоф.
Они направились в их бывшую спальню, которая теперь служила комнатой для гостей. Он положил руку на плечи Пии, и какое-то время они смотрели на мирно спящего ребенка.
– Она не такая уж скверная, – сказал Кристоф тихо. – Она даже нарисовала тебе сегодня картину. – Он указал на письменный стол.
– Ах, как мило. – Пия была тронута. Потом она присмотрелась к рисунку повнимательнее, и ее умиление мгновенно исчезло. – Ты видел этот рисунок?
– Нет, – ответил Кристоф. – Она это сделала в полной тайне.
Пия протянула ему рисунок, и Кристоф был вынужден выйти из комнаты, потому что у него начался приступ смеха.
– Это маленький монстр! – пробормотала Пия.
На рисунке была изображена довольно полная дама со светлым «конским хвостом» рядом с лошадью и четырьмя собаками, а выше стояла надпись: Пие, моей любимой приемной бабушке.
Большие ворота во двор были закрыты, и Ханне потребовалось некоторое время, чтобы в слабом свете уличного фонаря найти звонок. Обычно они были широко раскрыты, и каждый проходящий мимо мог видеть с любовью оформленный внутренний двор. Леония Вергес, без сомнения, знала толк в садоводстве. Если бы она не была психотерапевтом, то спокойно могла работать садовником. В саду все цвело и зеленело в роскошном изобилии. Между горшками, коробами и грядками, в которых росли цветы и кустарники, стояли скульптуры. В защищенном месте, непосредственно у стены дома, росло даже абрикосовое дерево.
За воротами послышались шаги, засов отодвинулся, и слева, в воротах, открылась маленькая калитка.
– Ах, это вы, – сказала фрау Вергес приглушенным голосом.
Неужели она ждала еще кого-нибудь в такое время? Фрау Вергес высунула голову наружу и посмотрела мимо Ханны в обе стороны пустынной улицы.
– Что-нибудь случилось? – Ханна была несколько раздражена из-за странного поведения своего врача, которую всегда знала как спокойную и благоразумную женщину.
– Проходите, – сказала фрау Вергес и вновь закрыла за ней дверь на засов. Взгляд Ханны упал на огромный автомобиль, который, словно бронетранспортер, громоздился посреди вымощенного булыжником двора и своей угрожающей чудовищностью нарушал волшебство этого мирного райского сада. Свет фонарей отражался в черном лаке, затемненных стеклах и хромированных частях автомобиля.
Колокол в расположенной рядом церкви пробил одиннадцать раз, и совсем неожиданно у Ханны возникло недоброе чувство. Она замялась.
– Что?.. – начала она, но докторша мягко, но решительно подтолкнула ее перед собой в направлении входной двери.
В доме ощущался застоявшийся дневной зной, было душно, и Ханна покрылась потом. Почему Леония Вергес хочет непременно говорить здесь, в доме, а не во дворе?
В коридоре докторша остановилась и взяла Ханну за запястье.
– Я не уверена, что это хорошая идея – втягивать вас в это дело. – Она почти перешла на шепот. Ее темные глаза казались неестественно большими. – Но остальные здесь… иного мнения.
Остальные! В сочетании с закрытыми воротами, этим черным автомобилем-монстром и странным поведением фрау Вергес казалось, будто в доме собрался какой-то тайный союз, который собирался принять ее в свои ряды, произведя какой-нибудь отвратительный ритуал посвящения.
– Леония, подождите, – Ханна говорила нормальным голосом. Она терпеть не могла напускной таинственности, и после этого ужасного дня у нее не было желания натолкнуться на какой-нибудь неприятный сюрприз. – Что все это значит?
– Мы вам все объясним, – уклонилась женщина от ответа. – Вы можете сами решить, как к этому относиться. – Она отпустила руку Ханны и пошла по коридору в кухню.
Доносившееся из кухни тихое бормотание прервалось, когда вошла Ханна. Мужчина, сидевший за кухонным столом, повернулся в ее сторону. Помещение казалось слишком низким и маленьким для горы мускулов, покрытых загорелой кожей в татуировках. Мужчина поднялся со стула во весь свой двухметровый рост, и когда Ханна взглянула на него, в ее мозгу непроизвольно зазвенели все тревожные колокольчики. Темная, тщательно подстриженная борода, длинные волосы, заплетенные в косу, внимательные темные глаза, которые вмиг оглядели ее с ног до головы. На мужчине была белая футболка, джинсы и ковбойские сапоги, на шее была отчетливо видна темно-синяя татуировка. Ханна проглотила слюну. Такую татуировку могли иметь только члены франкфуртской группы байкеров «Короли дороги». Что, черт возьми, делает один из них в кухне ее врача?
– Добрый вечер, – сказал великан необычно хриплым голосом и протянул ей руку. На безымянном пальце его правой руки было толстое серебряное кольцо, которое украшал череп. – Я Бернд.
