Светлана Потоцкая - Убийство и Дама пик
— Подождите!
Холодная властность его голоса оказала на нас парализующее действие. Мы замерли на месте, а Павел с Андреем подошли к большому кусту черноплодной рябины, притулившемуся к забору, и наклонились к земле. Меня осенила жуткая догадка…
— Мама, — чуть слышно прошептала Елена, которая, кажется, тоже все поняла.
Как сомнамбула она двинулась в сторону мужчин, но Павел снова повернулся к нам.
— Вам лучше не смотреть, — уже мягко сказал он. — К сожалению… Я сейчас вызову милицию, тут самодеятельность не пройдет.
Пока он связывался с только что оставленным нами отделением по мобильному телефону, Андрей вернулся к калитке и остановился рядом с тем кустом, на котором мы заметили кусок ткани. При ближайшем рассмотрении это оказался шелковый шарф, порядком измятый и запачканный. Елена хотела взять его в руки, но Андрей покачал головой:
— До приезда милиции лучше здесь ничего не трогать. Хватит того, что мы на даче порядком наследили. Профессионалы…
И добавил такое затейливое выражение из разряда нецензурных, что я только рот раскрыла. Впервые слышала из уст своего друга нечто подобное и даже не подозревала в нем подобной виртуозности.
— Лена, — сказал Андрей, обращаясь к моей подруге, — тебе надо собраться с силами… Черт, банальности говорю, но в таких ситуациях всегда себя ощущаю бесчувственным чурбаком… В общем, Татьяна Георгиевна…
— Маму убили? — шепотом спросила Елена. — Да? — Андрей кивнул. Ему было трудно говорить, и он, по-видимому, ждал, что все объяснит Павел, когда закончит переговоры по телефону. Я полезла в сумку, с которой по привычке никогда не расставалась, и достала из нее тюбик с валидолом — для Елены. Но она только отмахнулась:
— Лучше дайте мне сигарету.
Мы с Андреем одновременно протянули ей пачки: он — «Мальборо», я — старую добрую «Яву». Несмотря на насмешки всех друзей и знакомых и попреки в скупердяйстве, я стойко хранила верность этому сорту отечественных сигарет.
Елена взяла сигарету у меня, что свидетельствовало о многом. Нормальные, мало курящие женщины себе такого никогда не позволят, разве что решат раз и навсегда свести счеты с жизнью. В сторону Павла я старалась не смотреть, но краем глаза видела там на земле нечто, забросанное ветками и опавшими листьями. Вряд ли это был несчастный случай: тело на участок кто-то принес. Кто-то, знавший, что калитка отперта, а ветхая дача давно пустует. Значит, кто-то из местных… или хорошо знающих обстановку. Но кто? И зачем?
Павел захлопнул крышку мобильника, сунул его в карман и присоединился к нам.
— Скоро приедут, — скупо сообщил он. — Просили подождать и ничего не трогать.
— Может, посмотрим? — не слишком уверенно предложил Андрей. — Все-таки свой глаз… — Павел махнул рукой:
— Приедут с собакой. Ты же след все равно не возьмешь… даже если он есть. В чем я лично не уверен. Алена, тебе лучше пойти домой. Наташе тут тоже делать нечего.
Елена покачала головой, избавив меня тем самым от категорического отказа.
— Домой я успею, — твердо сказала она. — Не беспокойся, Павлик, я, во-первых, врач, а во-вторых, сильная баба. Истерики не будет, и в обморок не свалюсь. А мамин шарф все-таки нашелся. Вот он, на кусте болтается.
— Был у нее на голове, свалился, когда по кустам тащили? — предположила я, хотя моего мнения никто не спрашивал.
Мужчины, как и следовало ожидать, только плечами пожали. Тут, мол, их, сугубо мужская епархия, и глупой бабе в нее соваться как бы и ни к чему. Ладно, я не гордая, могу и помолчать… если получится, конечно.
Елена бросила окурок на землю, растерла его ногой и снова попросила у меня сигарету. Павел посмотрел на нее с глубокой жалостью:
— Может быть, позвонить твоему мужу? Пусть приедет, поддержит…
— Даже если он сможет освободиться, — вздохнула Елена, — не скоро сюда доберется. Электрички ходят редко, да и далеко ехать… Нет, уж лучше пусть работает. Да и потом… я привыкла — одна…
— Подожди, — вдруг изумился Павел, — что значит — «привыкла одна»? А Максим? Почему, кстати, он с тобой не приехал? Работает сегодня или… не может оторваться от жены?
В голосе Павла мне послышалась грусть, тщательно скрываемая иронией.
— Ни то ни другое. Я тебе не досказала. Последнее время у моих молодых все идет кувырком. Похоже, у Максима терпение все-таки лопнуло. Действительно, что это за жена? За все время их совместной жизни ни разу ему рубашки не постирала, ужин не приготовила, веник в руки не взяла…
Чувствовалось, что Елена в первый раз так откровенно говорит о наболевшем. Да и то сказать, с кем ей было все это обсуждать? Галке она наверняка стеснялась признаться, что все неладно, мать только лишний раз попрекнула бы ее: вот опять не послушалась, теперь имеем то, что имеем. Обо мне речи не могло быть: кто я ей, в конце концов, да и видимся редко. А вот с мужем… Кстати, интересно, что же за муж у нее?
— Эта красотка дрыхнет до двух часов дня, а он, если не на работе, с утра пораньше принимается за стирку, готовку, глажку, причем не только для себя, но и для нее. Так она еще может и скандал закатить: дескать, стиральная машина ей спать мешает. А ближе к вечеру приводит себя в порядок — и тащит его куда-нибудь развлекаться. Когда он на работе и никто ей завтрак в постель не несет, я вообще не знаю, чем она питается, — моя стряпня принцессе не по вкусу. А если вечером, одна дома сидит, то обязательно у нее бутылка мартини, орешки, фрукты. Представляешь, сколько денег нужно, чтобы так жить? В общем, Максиму не до меня. Точнее, не до нас…
В ее голосе прозвучал чуть заметный оттенок горечи, и я подумала, что по-настоящему счастливых семей на самом деле очень мало, в каждой, если копнуть, найдутся свои заморочки. Даже те замечательные полулюбовные, полудружеские отношения, которые были у меня с мужем, омрачались его патологической ревностью, и неизвестно, во что бы превратился наш союз, если бы его не разорвала смерть. Павел души не чает в своей Милочке, а она начала фокусничать еще до свадьбы. У Елены, похоже, тоже все не так прекрасно и удивительно, как она изображала до недавнего времени. Разве что Галка со своим Тарасовым… Так это — исключение, которое лишь подтверждает общее правило. Хорошую вещь браком не назовут, это уж точно.
— У твоей мамы были какие-то конфликты с соседями? — нарушил затянувшееся молчание Павел. — Кто-то мог желать ей зла? Времена сейчас веселые, за лишнюю сотку или новый забор могут со света сжить. В прямом смысле.
Елена покачала головой:
— Вряд ли. Скорее наоборот: у мамы были прекрасные отношения со всеми. Чуть ли не со всем поселком. Кого-то она лечила, с кем-то дружила, кому-то помогала. Сколько себя помню, у нас калитка не закрывалась никогда. Это в последнее время ее на ночь запирать стали. А раньше… Простить себе не могу, что давно здесь не была! Никогда не прощу!
— Знать бы, где упасть, — философски заметила я. — Перестань комплексовать, ты ни в чем не виновата. Не могла же ты разорваться пополам. Сама говорила, что твой Санечка…
— Говорила, говорила, — с несвойственной ей горячностью перебила меня Елена, — только вместо того, чтобы сидеть дома и ждать, когда он появится, могла бы на дачу к маме приехать. Она конечно же обижалась. А теперь…
За забором послышался звук подъехавшей машины, хлопанье дверей и голоса. Судя по всему, явилась милиция. Быстро они, однако, не иначе дежурный рассказал про Павлушино удостоверение.
Дальнейшую процедуру описывать, наверное, не стоит: подобное нам, грешным, теперь каждый Божий день по телевизору показывают. Примечательной в группе, прибывшей на место происшествия, была, пожалуй, только собака: огромная, роскошная овчарка, с совершенно человеческими глазами. Хотя в качестве друзей человека я предпочитаю кошек, тут была сражена наповал. Но овчарка нас проигнорировала, мы были ей глубоко неинтересны. Она ждала, когда нужно будет выполнять работу, и не желала отвлекаться на всякие глупости.
— След, Матильда, — наконец негромко скомандовал проводник, и собака принялась деловито обнюхивать местность, а потом потянула проводника за собой в сторону калитки.
— Я с вами, — встрепенулся Андрей, который, как мне было известно, начинал свою карьеру именно в милиции, а в тогдашнее КГБ перешел значительно позже, так что в глубине души оставался сыскарем, по его собственному изящному выражению.
Вслед за Матильдой и проводником он отправился с дачного участка на улицу. А Павел подвел немолодого человека с усталыми глазами (надо полагать, оперативного следователя) к кусту, на котором висел злополучный шарф.
— Похоже на орудие убийства, — безучастно отметил оперативник. Приобщим к делу.
— Маму задушили? — охнула Елена. Флегматичность сыщика как рукой сняло.
— Коллега, — едко спросил он у Павла, — родственникам потерпевшей здесь место? Особенно женщинам?
