Эд Макбейн - Дело по обвинению
– Миссис Моррез...
– Есть только одно, что вы можете сделать для меня и для моего сына, синьор. Только одно.
– Что, миссис Моррез?
– К ненависти этого города вы можете добавить и мою ненависть. Вы можете убить тех, кто убил моего Рафаэля. Вы можете убить их и избавить улицы от зверей. Вот что вы можете для меня сделать, сеньор. Да простит мне бог, вы можете убить их, сеньор.
Когда в этот вечер он вернулся домой, Карин разговаривала в гостиной по телефону. Он направился прямо к полке, налил себе из кувшина бокал мартини, чмокнул жену в щеку, а потом стал слушать, как она заканчивает телефонный разговор.
– Ну что вы, Филлис, конечно, я понимаю, – говорила она. – Но все-таки мы так надеялись, что вы придете. Мы хотели, чтобы вы познакомились с... Да, понимаю. Ну, что же, тогда как-нибудь в другой раз. Конечно. Спасибо, что позвонили. И передайте привет Майку. Пока.
Карин повесила трубку, потом подошла к Хэнку и, обняв его за шею, поцеловала по-настоящему.
– Как у тебя прошел день? – спросила она.
– Все хуже и хуже, – вздохнул он. – Каждый раз, когда я иду в Гарлем, у меня возникает ощущение, будто я голыми руками шарю в какой-то болотной тине. Я не вижу дна. Карин, я только могу надеяться, что не порежусь об острые камни и осколки бутылок. Я разговаривал с девушкой, которая была рядом с Моррезом, когда его убили. И знаешь... что он вытащил тогда из кармана? То, что защита считает ножом?
– Что?
– Губную гармонику. Ну что ты на это скажешь?
– Да, но они, тем не менее, будут утверждать, что их подзащитные ошибочно приняли ее за нож.
– Вполне возможно. – Он помолчал. – А Башня Рирдон, если верить его врагам, личность на редкость очаровательная. – Он вновь замолчал. – Карин, поверить тому, что творится в Гарлеме, можно только увидев все это собственными глазами. Эти ребята, как армия, приведенная в боевую готовность: есть и арсеналы, и военные советники, и слепая ненависть к врагу. Вместо мундиров у них свитера, а причины, по которым они дерутся, не более осмысленны, чем причины настоящих войн. Война для них – обычное состояние. Единственный образ жизни, который им известен. Гарлем был прогнившим местом еще в дни моего детства, но теперь к этой гнилости, которая неотъемлема от трущоб и нищеты, прибавилось кое-что новое. Эти ребята не только как бы заключены в тюрьму, но еще разделили ее на множество мелких тюрем, установив самые произвольные границы: «Это моя территория, а это – твоя. Только попробуй пройди по моей и я тебя убью, а если я пройду по твоей, то мне не жить». Им и без того приходится несладко, а они еще создают целую сеть крохотных гетто на территории того большого гетто, в котором вынуждены жить. Понимаешь, Карин, я могу без конца допрашивать их, почему, собственно, они дерутся. А они будут отвечать, что должны защищать свою территорию, своих девчонок, свою гордость, свою национальную честь или еще какую-нибудь чертовщину. А в действительности они и сами не знают.
Он умолк и принялся внимательно рассматривать свой бокал.
– Может быть, идея «непреодолимой силы» не так уж бессмысленна. Может быть, все эти ребята просто больны. Ведь если бы эти трое ребят не отправились в испанский Гарлем и не убили там Морреза в тот вечер, то рано или поздно трое пуэрториканских ребят непременно прокрались бы в итальянский Гарлем и убили бы там кого-нибудь из «альбатросов». Я слышал, как они говорили о своих врагах. Это совсем не похоже на игру.
– Да, но нельзя же простить убийц на том основании, что они сами могли стать жертвами!
– Конечно! Я только вспомнил, что сказала мне сегодня вечером миссис Моррез, мать убитого мальчика.
– Ну?
– Она сказала, что те, кто убил ее сына, – звери. А действительно ли они звери, Карин?
– Не знаю, Хэнк.
– А если они звери, то кто же загнал их в лес, где они бродят?
– То же можно сказать и о любом убийце, Хэнк. Все люди – продукт общества, в котором они живут. Но тем не менее у нас есть законы, которые...
– Если мы отправим этих трех ребят на электрический стул, помешает ли это убивать остальным их сверстников?
– Возможно.
– Возможно да, а возможно нет. И в этом случае к бессмысленному убийству Морреза мы только прибавим бессмысленное убийство Ди Паче, Апосто и Рирдона. Разница лишь в том, что наше убийство будет санкционировано обществом. Где же в таком случае правосудие? И что тогда называется правосудием?
Зазвонил телефон. Карин сняла трубку и сказала:
– Алло! Ах, это вы, Элис! Здравствуйте... Хорошо, спасибо. – Она умолкла.
– А? – сказала она. – Понимаю. Ну, конечно! Разумеется, вы не можете оставить его одного. Да, да, я все понимаю. Надеюсь, что ему скоро станет лучше. Спасибо, что позвонили, Элис.
Она повесила трубку и с недоумением посмотрела на Хэнка.
– Элис Бентон? – спросил Хэнк.
– Да. Она не может прийти к нам в эту субботу. – Она помолчала, кусая губы. – Я пригласила некоторых соседей к обеду, Хэнк. Хотела, чтобы они познакомились с Эйбом Сэмэлсоном.
– А что случилось у Бентонов?
– У Фрэнка лихорадка. Элис не хочет оставлять его одного дома.
Снова зазвонил телефон. Карин повернулась и взглянула на Хэнка. Потом медленно прошла к телефону, сняла трубку.
– Алло! Да, это Карин. Здравствуйте, Марсия! Нет, нет, мы не обедаем, вы ничуть не помешали. Хэнк только что пришел... Что?.. Да, конечно, такие ошибки случаются, особенно когда в доме две записные книжки. Да, понимаю. Ну, конечно, Марсия. Спасибо, что позвонили.
Она повесила трубку и осталась стоять у телефона.
– Марсия ди Карло?
– Да.
– Не сможет быть у нас в субботу?
– Не сможет быть у нас в субботу, – кивнула Карин. – Это уже три отказа, Хэнк!
– М-м-м. Мне кажется, я узнаю изящный почерк Макнэлли и Пирса.
– Не знаю. Неужели наши соседи...
– Неужели наши соседи считают, что мы угрожаем их образу жизни, добиваясь правосудия для убитого пуэрториканца? Не знаю. Я полагал, что у наших соседей гораздо больше ума и терпимости.
Снова зазвонил телефон.
– Я подойду сам, – сказал Хэнк и снял трубку. – Алло!
– Хэнк?
– Да, а кто говорит?
– Джордж Толбот. Как дела, старина?
– Так себе. Что случилось, Джордж?
– Небольшая неувязка, Хэнк. Боюсь, что нам придется пропустить празднества у вас в эту субботу. Мое прелестное начальство посылает меня в Сиракузы на субботу и воскресенье. Намечается клиент. А что важнее – выпить в гостях или иметь на столе хлеб с маслом?
– Разумеется, – сказал Хэнк. – А вы давно виделись с Макнэлли и Пирсом?
– С кем?
– С Джоном и Фредом, – сказал Хэнк. – С нашими добрыми соседями. Давно вы их видели?
– Ну, на улице мы частенько встречаемся. Знаете, как это бывает.
– Да, я совершенно точно знаю, как это бывает, Джордж. Спасибо, что позвонили. Очень жаль, что вы не сможете прийти в эту субботу. Но, с другой стороны, чуть ли не всех наших соседей выбили из колеи насморки или бабушки, умирающие где-нибудь в Пеории. Не собраться ли вам всем по этому поводу, чтобы устроить свою собственную небольшую вечеринку?
– Какую еще вечеринку, Хэнк?
– Ну что-нибудь вроде состязаний в мастерстве. Вы хотели бы, например, изготовить прекрасный деревянный крест, а потом спалить его на газоне перед моим домом.
– Хэнк!
– Что, Джордж?
– Но мне действительно надо ехать в Сиракузы. Это совершенно не связано с той чепухой, которую распространяют Макнэлли и Пирс.
– Очень хорошо.
– Но вы верите мне?
– А чему тут можно не верить?
– Я просто хотел, чтобы вы знали, что я не присоединился к варварским ордам. Я не приду по уважительной причине. Если уж на то пошло, я очень хотел познакомиться с Сэмэлсоном.
– Ладно, Джордж. Жаль, что вы не сможете прийти. Спасибо, что позвонили.
– До скорой встречи, – сказал Толбот и повесил трубку.
Хэнк тоже повесил трубку.
– Кто еще должен был прийти? – спросил он.
– Кронины.
– Они еще не звонили?
– Нет.
Он подошел к ней и обнял.
– Ты сердишься? – спросил он.
– Нет, просто немного грустно. Я никак не думала, что люди здесь... – Она покачала головой. – Что тут плохого, если человек выполняет свою работу так, как считает нужным?
– По-моему, иначе вообще нельзя, – ответил Хэнк.
– Да. – Карин помолчала. – Ну и черт с ними. Во всяком случае я достаточно эгоистична и радуюсь, что никто не помешает нам провести вечер с Эйбом. Но меня удивляет одно. Если эти интеллигентные обитатели Инвуда, эти столпы общества, творцы общественного мнения, если они могут так себя вести, то чего же можем мы ждать от ребят, живущих в Гарлеме?
Зазвонил телефон.
– Это Кронины, – сказал Хэнк, – только их и не хватало для полнейшего единодушия. Теперь ясно, что все наши соседи хотят, чтобы мы как можно скорее похоронили Морреза и забыли о нем. И может быть следует воздвигнуть в парке монумент тем ребятам, которые его убили. Схороните Морреза поскорее. А молодых убийц похлопайте по спине и скажите: «Молодцы, ребята!» Это обеспечит вам одобрение Макнэлли, Пирса и всех прочих непорочных протестантов.
