Ольга Баскова - Вуаль темнее ночи
– Какая-то дама разгуливает по городу в костюме черной вдовы, – пояснил Петя. – Но если бы только это. Она заказала у кузнеца пять кинжалов, и два уже пошли в ход. В связи с этим у меня к вам вопрос: могла ли такая больная, как Захарова, из тихой перевоплотиться в агрессивную?
Половцев немного подумал и пожал плечами:
– У нее шизофрения, а такие больные непредсказуемы. Думаю, теоретически могла бы. Практически – просто верить не хочется. Я к этой старушке как-то проникся.
У Пети вспотели ладони. Неужели он на правильном пути?
– Вы дадите мне ее адрес? – поинтересовался старший лейтенант.
Доктор кивнул:
– Разумеется.
Заботливые детки поселили несчастную Захарову на окраине города в новостройке на седьмом этаже. Подходя к ее дому, Прохоров подумал, что в этом районе старикам негде гулять: девятиэтажку окружал пустырь с неубранной арматурой. Неасфальтированная дорога пестрела ямами, которые в период дождей наполнялись водой и грозили замочить ноги любому прохожему. Петя прошел в подъезд и увидел объявление на двери лифта: не работает.
«Все условия для пенсионеров», – скривился молодой человек и стал подниматься по лестнице. Оказавшись у нужной квартиры, он нажал кнопку звонка. Квартирка огласилась звонкой трелью, однако Пете сразу не открыли. Сначала послышались робкие шаги, а потом тихий голос спросил:
– Кто там?
– Это полиция, – отозвался Прохоров.
На его удивление, хозяйка попросила:
– Покажите удостоверение. Приложите его к глазку.
Парень выполнил ее просьбу. Дверь тут же распахнулась, и Анна Григорьевна предстала перед ним в своем нелепом черном одеянии.
– Проходите, – она пригласила его в прихожую. – Я знаю, зачем вы пришли. Вы пришли забрать меня. Давно пора, знаете ли. Меня просто необходимо остановить.
Глава 18
Прокурор, старший советник юстиции Юрий Мамонтов, высокий светловолосый мужчина, друг оперативников, внимательно выслушал их в своем кабинете.
– Мы даже изучали это дело в университете, – сказал он. – И я, конечно, принесу его вам из архива. Только читать будете здесь и при мне. Вы знаете, что выносить ничего нельзя.
Он предложил гостям чаю на время своей отлучки, и они не отказались. Пока Мамонтов искал дело в архиве, Киселев попытался связаться с Петей.
– Я только и успел, что рассказать ему об этой Скобиной, – пояснил он. – Наш Петюня в ту пору находился возле поликлиники психдиспансера. Вообще-то я ожидал его звонка по поводу ответа врача, имелась ли у них такая больная, но он не позвонил, а теперь вообще отключился.
– Прохоров найдет, как с нами связаться, если обнаружит что-то очень важное, – успокоила его Катя. – Меня больше интересует, что принесет нам Юрий. Вы же знаете, какие мысли беспокоят меня в данный момент. Да они и вас беспокоят.
– Прекрасно знаем, – откликнулся Скворцов. – Ты думаешь об оставшихся трех кинжалах. Да, о них мы не забываем. Возможно, и сейчас эта женщина убивает человека, а мы сидим и ничем не можем ему помочь. Только вот где искать убийцу и ее жертвы? В театр она уже вряд ли явится, там дежурят наши сотрудники. Почти все артисты и другие работники находятся под охраной. Нет, я больше чем уверен, в театре ждать ее нечего. Впрочем, вероятно, дело этой Скобиной даст нам хоть одну зацепку. А вот, кажется, и Юрий. Мы тебя уже заждались, – обратился он к вошедшему Мамонтову. – Отыскал?
– Конечно, – Юрка бросил на стол папку. – Вот оно. Девяносто седьмого года.
Катя, Костя и Павел уселись на диван. Киселев открыл папку, и Зорина вздрогнула. Смотревшая с черно-белой фотографии женщина была хороша собой: огромные светлые глаза, темно-русые волосы, красивый овал лица, пухлые губы, тонкий нос. Вот только ее взгляд просвечивал насквозь, словно рентгеновскими лучами, и вызывал неприятные ощущения.
– Ничего дамочка, – отреагировал Павел. – В такую можно и влюбиться.
– Если бы ты попробовал это сделать, вряд ли сейчас сидел бы тут, – усмехнулась Катя. – Ну, давайте просматривать материалы.
В принципе, документы не сказали ничего нового. Елена Скобина из поселка под Залесском действительно приехала учиться, не поступила, вышла замуж за дальнобойщика, устроилась продавцом и, вероятно, была бы счастлива по-своему, если бы муж не умер прямо в дороге от внезапной остановки сердца. Подстраивать каким-то образом его убийство у нее не имелось никакой выгоды. Супруги снимали квартиру и стояли на очереди. Когда первый супруг скончался, Елена осталась без гроша. А тут грянула перестройка. Ей повезло, что не выгнали с работы. Обычный совдеповский овощной с гнилыми помидорами и мятой картошкой выкупил предприниматель и набил его заграничными товарами: жвачкой, которую в больших количествах везли из Сирии, разными чупа-чупсами, «марсами» и «сникерсами». Всех пожилых дам он уволил, а Елену оставил благодаря ее приятной внешности. Вот только платил, несмотря на хороший оборот, нерегулярно. Скобиной пришлось съехать с квартиры, которую она снимала еще с мужем, и поселиться на окраине в коммуналке с пьяным алкашом и тихой полусумасшедшей старушкой. Алкаш каждый день водил гостей. Они устраивали оргии, не обращая внимания на протесты соседей, напивались до чертей, а потом ломились в дверь к Скобиной. Вызвать милицию она не могла: не было телефона. Один раз приятели алкаша уже прижали ее к стенке, подловив после работы, и обязательно бы изнасиловали, если бы ее крики о помощи не привлекли внимания соседа из отдельной квартиры напротив. Он разогнал пьяниц обещанием позвонить в милицию. Когда Лена, вытерев слезы, стала его благодарить, он замахал руками:
– Ерунда. Настоящий мужик на моем месте поступил бы так же, – сосед вдруг озабоченно почесал лысеющий затылок. – Но ведь, девушка, это не конец твоим мытарствам. Они обязательно повторят свои попытки.
– Я куплю газовый баллончик, – сказала Скобина.
– Купи, – кивнул мужчина. – И все равно будь осторожна. А сейчас пойдем ко мне в гости. Чайку попьем.
– Хорошо, – согласилась она.
Мужчина годился ей в отцы и был непривлекательной внешности: плешивый, с крупными чертами лица и редкими зубами. Впрочем, тогда она и не задумывалась, что он станет ее мужем. Они попили чаю, и девушка засобиралась домой.
– Завтра на работу, – пояснила она.
– А мне уже никуда не нужно, – он как-то смущенно улыбнулся и развел руками. – Вот только на пенсию вышел. Скучно и одиноко. Жена уж лет пять как умерла. Инфаркт. Деток нам Бог не дал. Вот и маюсь в одиночестве. Раньше хоть работа спасала, а теперь и попроситься обратно некуда: завод закрыли. Раньше технику ремонтировали, а теперь новый хозяин собирается пепси-колу делать. Да какая у нас в стране пепси-кола? Однако он счел, что ее производство даст большую прибыль. Поживем – увидим, – он положил ей руку на плечо. – А ты заходи, когда время будет. Ты же ведь тоже одинокая. Мужа твоего я помню, царствие ему небесное. Хороший был парень.
Возвращаясь домой, Лена, по ее словам, не знала, зайдет ли еще к Ивану Тимофеевичу – так звали соседа, но зашла. И снова они пили чай и разговаривали о жизни. Вопрос о замужестве возник, когда пьяные напали на нее еще раз. Иван Тимофеевич подоспел и теперь, потом пригласил к себе и неожиданно даже для себя сказал:
– А что, если нам пожениться? Если хочешь, после свадьбы пальцем тебя не трону. Твоя обязанность – убирать, стирать да еду готовить. А я на тебя квартиру перепишу… Сколько еще протяну – одному Богу известно.
Скобина немного подумала и согласилась. Они расписались без гостей и потом возвратились в квартиру. Муж сдержал слово: переписал ее на Елену и вскоре переселился в мир иной. Рассказывая свою историю на суде в тот момент, когда ей дали слово, Елена плакала и божилась: в смерти Ивана Тимофеевича она невиновна. Не призналась Скобина и в убийстве второго мужа, с которым познакомилась в сквере летним вечером. Сначала они просто пообщались с пожилым мужчиной, коих там было множество, потом еще несколько раз пересеклись с ним, затем он пожаловался на одиночество и на то, что очень болят ноги, а продукты кончаются, и Елена предложила свою помощь. Судья задал вопрос: почему он не просил соседей помочь ему по хозяйству. И на это Елена ответила, что ее будущий муж заявил: дескать, они такие мелочные и нечистые на руку. Одни запросят за обычный поход в магазин немыслимую сумму, другие купят по дешевке некачественные продукты, а деньги заберут себе. Прокурору тоже показалось странным, что так боявшийся соседей человек вдруг доверился незнакомой женщине, однако Скобина гнула свою линию. Так она вошла в дом к очередному мужу, который, расписавшись с ней и оставив завещание, благополучно почил. Со следующим супругом Скобина встретилась на пляже. Он не купался в речке, а просто сидел на лавочке и с тоской смотрел на отдыхавших. Лена подсела к нему якобы просто передохнуть после купания, потом завязался разговор, пожилой мужчина тоже пожаловался на одиночество, а чем закончилось дело – не нужно было и договаривать. После ее рассказа прокурор просто пел соловьем и сыпал доказательствами. Черная вдова впервые просчиталась и поверила мужу на слово. А дедушка вовсе не был абсолютно одиноким: у него имелся родной племянник. Они никогда не ладили только из-за того, что старик хотел, чтобы племянник бросил свою работу в соседнем городе и вместе с семьей переехал к нему. Однако племянник отказался. Сначала он отправился в Приреченск, разведал обстановку насчет работы, а потом заявил: мол, о переезде нет и речи. Пенсия у дяди самая обычная, а у него двое детей и жена. Всем на эти деньги не прожить. Впрочем, имелись и другие причины. Присосаться к старику всей семьей – это выглядело неприлично. Дядя остался недоволен. Он еще при живой жене привык жить так, как ему нравилось. И поэтому племяннику был поставлен строгий ультиматум – или он переезжает и решает вопрос с деньгами как угодно, или квартира ему не достается. Парень посоветовался с женой, и они решили остаться. Прокурор поинтересовался: а если бы они рискнули сорваться с места, сдать свою квартиру и все же переехать к дяде, не лучше ли это было бы для всех? Племянник замотал головой и ответил: мол, они с супругой знают очень много случаев, когда старики срывали своих родных с мест, селили их у себя, а потом на них что-то находило, и они ссорились, как говорится, в пух и прах. Между прочим, в проигрыше всегда оставались молодые. Вот почему он счел нужным остаться дома, однако наведывался к дяде и регулярно звонил. Во время одного из таких звонков дядя ответил: больше в общении нет надобности, потому что он женился на молодой женщине и желает отписать квартиру ей. Племянник, естественно, испугался и рванул в Приреченск. Он почему-то почуял неладное. Дядя встретил его холодно и не скрывал желания поскорее спровадить родственника. При нем он всячески демонстрировал заботу о новой жене, а она смотрела на племянника глазами хищного зверя. Перед отъездом родственник попробовал уговорить старика хотя бы быть осторожнее, не переписывать на нее жилплощадь сразу, немного подождать или даже блефовать: сказать, мол, я все оставлю родне, чтобы увидеть ее реакцию, однако дядя не хотел и слушать. Под конец он выгнал родственника из дома, и на том общение закончилось. О смерти дяди племянник узнал от соседа и приехал, когда тело было предано земле. Тогда он пошел к молодой вдове и стал расспрашивать, отчего умер дядя. Та охотно пояснила: сердечный приступ, и случился он, к несчастью, тогда, когда она была в магазине. Это показалось родственнику подозрительным, и он отправился в прокуратуру и заявил: дело нечисто. Можно поднять все амбулаторные карты старика и увидеть: на ноги он жаловался, а вот на сердце – нет. Племянник умолял эксгумировать тело и даже был готов понести необходимые расходы. Один из следователей счел его рассказ заслуживавшим внимания (тем более ему обещали заплатить) и стал ковыряться в прошлом вдовы. Ему показалось странным, что двое ее прежних мужей умерли от подобных сердечных приступов. Впрочем, удивительным было еще и то, что она искала именно одиноких старичков с квартирами. На счастье племянника, следователь очень жалел пожилых людей, так пострадавших от государства, и всеми силами желал им помочь. Вот почему он поднял все свои знакомства, убедил в своей правоте нужных людей и получил разрешение на эксгумацию. Елена противилась, как могла, однако следователь предъявил ей положение, по которому эксгумация разрешалась: а) когда возникает необходимость осмотреть труп; б) когда возникает необходимость предъявить труп для опознания; в) когда возникает необходимость провести судебно-медицинскую экспертизу трупа в связи с тем, что первичное судебно-медицинское исследование трупа не производилось. Сунув вдове под нос документы, он вынес постановление о возбуждении перед судом ходатайства о разрешении извлечения трупа и это разрешение получил. Несчастного мужа после процедуры повезли на вскрытие, и тут выяснилось: старику помогли умереть. Судмедэксперт оказался дотошным и проверил ткани трупа на все препараты, которые могли вызвать сердечный приступ. Ему повезло. Старика умертвили при помощи атропина, алкалоида, который сохраняется в тканях трупа до двух лет. Скобину, естественно, тут же привезли в прокуратуру, и она клятвенно заявила: ни о каком атропине даже не слышала. А вот племянник мог отравить дядю. Когда он приезжал в гости, они говорили на повышенных тонах. Родственник кричал на старика, дескать, тот совсем выжил из ума, если собирается оставлять квартиру молодой жене. Они страшно рассорились, и ее муж даже запретил называть имя своего родственничка. Но однажды она услышала, как муж с кем-то общается по телефону, и поняла: с племянником. Он несколько раз назвал его по имени, потом объявил, что не сердится и ждет его в гости. При ней молодой человек не приезжал, однако она человек занятой, хотя и не работает. То есть родственник мог заявиться и без нее, отравить дядю, умчаться к себе, а потом заявить на нее, бедную женщину. Племянник же клялся, что после того разговора они с дядей больше не общались и в Приреченск он не приезжал. Следователь не сомневался в виновности Скобиной, однако на всякий пожарный проверил причастность молодого человека и не нашел никакого подтверждения, что в день дядиной смерти тот был в городе. Чтобы быть уверенным на все сто, он получил разрешение на эксгумации трупов ее пожилых мужей, и в их тканях тоже обнаружили атропин. Теперь ее виновность не вызывала сомнений. Кроме того, разыскали человека, который доставал ей это лекарство, – медсестру Валентину, ее подругу по поселку. Валя клялась, что не знала, зачем Скобиной атропин, та говорила: мужу для лечения язвы желудка, и женщина верила. Под напором таких улик судья вынес обвинительный приговор. В последнем слове Скобина сначала снова отрицала свою вину, говорила о каком-то роковом стечении обстоятельств, а потом словно сорвалась с цепи и обрушила на голову прокурора и судьи поток брани и угроз. Под конец Елена заявила: она обязательно отомстит всем, кто причастен к ее смерти, явившись с того света даже через пятнадцать лет. Женщина кричала, что после всего ненавидит мужчин, которые, даже будучи трупами, свидетельствовали против нее, и поэтому станет убивать всех подряд, особенно молодых и красивых. На ее слова и своеобразную логику не обратили внимания. Апелляцию отклонили. Приговор суда вскоре вступил в силу. Преступлениям черной вдовы положили конец.
