Евгения Михайлова - Плата за капельку счастья
– Зато у нас столько теперь встреч, – сказала Берта.
– Первых встреч.
– Я делаю тебе предложение. Дай мне руку и сердце, я отдаю тебе все. Только срочно дай.
– Завтра утром перед больницей и заедем в ЗАГС, – улыбнулся Анатолий.
Ночью он спросил у нее:
– Как ты?
– Тяжело, – впервые пожаловалась Берта. – Слушаю стук своего сердца, как будто со стороны. Вижу ветер, слышу какую-то мелодию, любить больно, умереть нельзя.
– Солнышко ты мое. Единственное.
Глава третья
Солнечная нить
Через три дня Берта позвонила Армену:
– Привет, Армен. Как там Амина?
– Нормально. Выздоравливает, поправилась, помогает жене, как та ни отбивается. Играет с детьми. Я занимаюсь ее документами, квартирой, работой.
– Она вам очень нужна как помощница?
– Если честно, совсем не нужна. Амина добрая, скромная, чистоплотная девушка. Очень ранимая, впечатлительная. Но я немного иначе воспитываю мальчиков. Джигитов, так сказать. И помощники у нас есть. Мои родители, гувернантка, приходящая работница. Дом немаленький, убирать Амине сложно. Мальчикам уже нужен спорт, компьютеры, серьезные книги. Старший в восьмом классе.
– Прекрасно. Тогда прекрати заниматься ее квартирой и работой. Амина, вот именно такая, нужна нам. Думаю, очень скоро мы сумеем ее забрать.
– Понял тебя. Да, это хорошая идея. Она подойдет.
Сейчас Берте кажется, что до Амины дел на вечность. Ожидания точно на вечность. Уже рассматривается ее иск к департаменту здравоохранения Московского правительства с конкретными ответчиками, курирующими этот дом ребенка. Запущена работа над документальным фильмом «Юра из детского дома». Основной обвинитель – двенадцатилетний Кузьма Кузьмин, мальчик с уникальными интеллектуальными возможностями, который фиксирует в памяти все, что видит вокруг. Его лишили родителей из Америки, которые уже полностью оформили усыновление до «закона Димы Яковлева». У этих родителей уже было оплачено место в лучшем реабилитационном центре, обставлен для мальчика весь коттедж их прекрасного дома. Прошло два года после того, как все оборвали, а несчастная мать, состоятельная и благополучная женщина, все пишет просьбы и заявления всем российским зажравшимся чиновникам. Живет в слезах и в разлуке, как самая несчастная мать в России. Как те матери России, которые от безысходности убивают детей или уходят сами.
Сюжеты для фильма записывают репортеры-профессионалы. Так решила Берта, объяснив это решение своим непрофессионализмом. Не говорить же людям, коллегам, руководству, что она просто боится. Боится это все увидеть и умереть.
Директор редакции Илья Бадаев написал официальные запросы во все инстанции с просьбой помочь одному из ведущих сотрудников в быстром усыновлении Юры Смирнова по медицинским показаниям. Сотрудники реабилитационного центра для больных детей «Антонтутрядом» связали Берту с лучшими специалистами разных стран, в том числе с хирургами, которые вживляют нейростимулятор в спинной мозг.
Анатолий вдохновенно, как самый главный и сложный проект в своей жизни, делает эскиз перепланировки их двушки. И для этого тоже читает и смотрит все, что нужно знать о ребенке с ограниченными возможностями.
Они ездят к мальчику каждый день. Их пускают вдвоем в палату. Юра радуется обоим. Анатолий держит дистанцию. Стоит у стены и печально смотрит на Берту, которая не держит дистанцию. Для нее этой дистанции нет. Берту беспокоит одно: в какой степени Толя все это поддерживает. Может, просто ради нее? Она не торопит. Хотя все время думает о том, как он хочет от нее своего, здорового, красивого малыша. О маме, которая тоже ждет такого малыша. Конечно, от Анатолия может родиться только мальчик. Сильный, крепкий, здоровый и озорной… А Юра такой слабенький и нежный. Берте ужасно хочется сказать: «Милый, подойди ближе. Вдохни его детский, сладкий и родной запах. Ты, наверное, думаешь, что больные дети пахнут болезнями и лекарствами. Это не так. Ты сразу поймешь. Попадешь в плен, как и я». Она этого не говорит, конечно. Разные люди воспринимают по-разному разные запахи. Такая вот беда. Сильному и мужественному мужчине не покажется так, как Берте. И в этом их проблема.
А так все движется. Опять же не без помощи Бадаева. После того как они отвезли заявление в ЗАГС, он направил туда обращение с просьбой максимально ускорить оформление брака по очень серьезным для редакции причинам.
И в любую погоду Берта с Толей утром едут в больницу, уже с сумками, набитыми вкусностями, книгами, развивающими играми, не считая того, в чем нуждается больница – дорогие лекарства, средства гигиены, предметы для тренировки. Нормальная инвалидная коляска уже заказана в Германии. Вот поэтому Толя и занимается перепланировкой ее маленькой квартиры. Они пока не могут отказаться от квартиранта и его денег, не могут купить себе квартиру побольше. И Толя самоотверженно включает в свой проект уголки для Марии и Амины. Хорошо, что у него есть возможность получать нужные разрешения в Главном архитектурном управлении.
Они едут, и по мере приближения к больнице Берта чувствует, как теплеет, светлеет и поднимается со дна души ее подавленное постоянной болью сердце… Сердцу освещает путь, как солнечная нить, ожидание и радость ребенка с ореховыми глазами графинь Альтан.
Глава четвертая
Любовь
Счастье случилось в тот день, когда они после ЗАГСА, став мужем и женой, приехали в больницу, где уже ждала их Амина. Ей тоже выписали пропуск. Она, такая робкая и неуверенная, всех и всего пугающаяся, бросилась на пороге палаты Юры Берте на шею. Амина плакала и благодарили так, как будто нашла своего Умара.
– Такой ребенок, – только и смогла сказать она. – Мне разрешили тут быть три часа в день!
Берта была в своем платье с цветочным узором. Она взяла постоянный халат в шкафу и отправилась в туалет переодеваться, прежде чем начинать хлопотать. Вернулась она тихо в своих бахилах. Амина металась, раскладывая фрукты, она в этом знает толк: отбирала только те, которые выросли и созрели под солнцем. Те, которые сорвали до спелости, браковала. Эти, недостаточно полезные, она потом съест сама. Анатолий… Анатолий стоял не у стены. Он наклонился к ребенку! Он взял своими тяжелыми и горячими руками его сломанную ручку, согревал ее, что-то шепнул, а потом низко наклонился и прижал эту ручку к губам. Оглянулся, увидел Берту, испугался, как будто она его поймала на чем-то постыдном. Юра ему улыбался. Значит, Толя так с ним общается не первый раз! Берта ничем не выдала своего счастья. Просто кивнула и занялась материнскими делами.
Отмечать изменения своего союза они поехали к тем, с кем их так плотно связала жизнь. В бюро «Скорой юридической помощи», куда подъехал уже Кольцов с букетом белых роз. Там отменили прием. Освободили и сдвинули рабочие столы. Поставили бутылку шампанского – одну на всех (все за рулем, у всех работа) – и какую-то выпечку из грузинской палатки рядом. Берте целовали ее палец с самым дешевым обручальным кольцом, Толе крепко жали руку, хлопали по плечу, говорили, какой он везунчик.
Отсюда они поехали на прогулку Берты. Ее маршрут и время теперь постоянно менялись. Так следователи сбивали с толку возможных охотников на нее и в перспективе рассчитывали расстояние, которое тем понадобится для того, чтобы оказаться у Берты на пути. После прогулки Толя встретил ее в холле подъезда с большим шоколадным тортом и второй на своей свадьбе бутылкой шампанского. Дома он достал маленькую сафьяновую коробочку с сердечком – медальоном из белого золота на такой же цепочке. В медальоне была ее фотография. Берта бросилась к туалетному столику, надела украшение, оно идеально прильнуло к ее нежной шее, полуоткрытой груди. Это был первый его подарок. Анатолий щедрый и великодушный человек, просто у него не было времени и повода от нее оторваться, выбрать подарок. Он готовился: нашел ее самую лучшую фотографию, под ней гравировка: «Ты моя».
Перед ее повлажневшими глазами всплыла сценка, которую она спрятала в папке памяти «сохраненное»: Анатолий прижался губами к ручке чужого ему больного ребенка. Не демонстративно, не для нее, наоборот: испугался, что она увидела. Берте захотелось что-то сделать, чтобы у них был настоящий первый свадебный вечер, первая брачная ночь. Другого нарядного платья ее теперешнего размера у нее не было пока, они заказали только пару рабочих платьев и костюмов. Не стали покупать нарядное, свадебное из суеверия. Так ужасно совпало тогда купленное для радости платье и убийство Владика.
Берта заново подкрасила ресницы, губы выделила золотистой, с чувственным сиянием помадой, надела маленькие сережки с крошечными бриллиантами. Вернулась в кухню, где Анатолий расставлял тарелки, бокалы, резал торт. Положил фотоаппарат на стол, чтобы сделать первую фотографию в семейный альбом. Берта остановилась на пороге, готовая к полету в блаженство, в тепло, в их нескончаемый солнечный удар, случившийся в дождь…