Татьяна Устинова - Жизнь, по слухам, одна!
– Только там не на пузичко.
– А на что? Я не помню.
Он пожал плечами. Эти детские стишки про кота были из «прошлой жизни».
– По-моему, на коврике, – морщась, сказал Димка и посмотрел на ее пальцы, царапавшие его ладонь, – лег на коврике у шкапа!.. Зачем мы развелись?
– Вот это ты у меня спрашиваешь?!
Да уж. Спрашивать у нее было по меньшей мере непорядочно и уж точно очень глупо, но ему больше не у кого было спросить!
– А как ты думаешь?..
– Что?
– Если мы с тобой… ну… просто попробуем… Может, у нас получится? Нет, я не говорю – сразу, но, может, постепенно… Если надо, я за тобой буду ухаживать… вот, в кино сходим… Хотя, конечно, я понимаю, это вряд ли…
Ниночка не стала делать вид, что ничего не поняла из его сбивчивой речи.
– Димка, – сказала она и вытащила у него свою руку, – ты понимаешь, что второго раза я просто не переживу? Ну, если все опять повторится? Я тогда пойду на Неву и утоплюсь. И тебе будет стыдно за то, что ты меня окончательно погубил.
Он вздохнул так, что куртка на груди поднялась горой. Вообще куртка на нем странно топорщилась, как будто под мышкой у него был автомат.
– Я не хочу тебя губить, – сказал бывший муж. – Я хочу попробовать все наладить. Раз и навсегда. И только с тобой.
– Только со мной, – повторила Ниночка. – А ту… другую… куда мы денем?
– Нина! – почему-то очень громко закричал Димка. – Ну какая тебе разница, куда мы денем другую?!
– Я просто не могу быть… в списке, – сказала Ниночка с необыкновенной серьезностью и посмотрела ему в глаза. – Ни первым номером, ни последним. Может, кто-то и может так жить, но точно не я. Ты это понимаешь?..
– Нина! – опять взревел бывший муж.
– А если понимаешь, – так же серьезно продолжала Ниночка, – то можно попробовать, Дима. Ну, в смысле наладить. Ну, то есть я не возражаю.
…В Екатерининском парке, до которого они все-таки доехали, было просторно и холодно. Экскурсии уже не водили, и только одинокие царскосельские старушки в старомодных шляпках и вытертых пальтишках «совершали моцион» под сенью столетних лип да молодые мамочки выгуливали младенцев в ярких колясках, и по-осеннему притихший парк отдыхал от летнего разухабистого безумства и улыбался Ниночке как старой знакомой.
Пластмассовые столы и стулья летнего кафе были грудой навалены на том берегу озера, и хмурые грузчики таскали их под навес, сильно гремели, и Нина с Димой туда не пошли. Чесменская колонна, возвышавшаяся на островке посреди озера, странным образом оказывалась то справа, то слева от них, а они все говорили и говорили друг с другом о том, что казалось им страшно важным.
Ну вот, например, нынче в парке стало очень много детей в колясках, раньше было значительно меньше. Или еще – где зимуют лебеди? Может, на острове, прямо под колонной, у них есть маленький домик, очень уютный? А в будке при входе раньше жила кудлатая вертлявая собака, и сейчас живет точно такая же – это та самая или ее дочь?..
И в кафе на Куйбышева они заехали – там было шумно, полно народу и пахло какой-то вкусной едой. Сто лет они не были в этом кафе и, должно быть, выглядели неуместно – Ниночка в итальянской дубленке и Дима в дорогущей безвкусной куртке, которая топорщилась на груди, как будто под мышкой был припрятан автомат!..
Ниночка ела курицу руками, облизывала пальцы, и щеки у нее горели, и глаза блестели, и Димка не отводил от нее взгляда, и все было так хорошо, что невозможно было поверить в то, что они остались теми же, кем были и вчера, и неделю, и полгода назад – бывшим мужем и бывшей женой, которых неизвестно почему вдруг потянуло вспоминать старое!..
А потом он привез ее на Фонтанку, и тут оказалось, что ничего не кончилось!..
Это удивительно, в это почти невозможно поверить, но – нет, не кончилось. Они поцеловались, на сей раз очень быстро, чтобы никто не заметил, и, должно быть, из-за спешки и конспирации поцелуй получился обжигающим, требующим продолжения сейчас же, сию же минуту!..
– Может, я заеду… потом? – выпалил бывший муж, рассматривая ее губы. – А, Нин? Ты же будешь дома? Или… не будешь?
– А?
– Ты вечером будешь дома? Можно мне… приехать?
Ниночка знала, что по всем правилам женской науки ни на что соглашаться нельзя. Что нужно его мучить. Что нужно довести до точки кипения – как будто он чайник! Нужно расставить искусные ловушки и терпеливо ждать, когда он угодит в них – желательно по очереди в каждую, чтобы продлить его мучения. Нужно заставить его страдать так, как страдала она. Нужно дать ему понять, что она – несмотря на поцелуи, Екатерининский парк и кудлатую собаку, которую он гладил рукой в перчатке, – так же недоступна для него, как Пэрис Хилтон для каирского таксиста.
Все это Ниночка отлично знала и поэтому сказала – в полном соответствии со своими знаниями:
– Я буду тебя ждать. Ты приезжай, пожалуйста, Дима.
Он все смотрел на нее, никак не мог оторваться.
– У тебя же есть ключи?
– Что?
– Ключи от квартиры у тебя есть?
– А? Да, конечно.
– Ну вот. Ты можешь приехать, когда тебе захочется. Только не слишком рано! Я все-таки обещала Катьке сходить на эту чертову вечеринку, но я постараюсь оттуда убежать. Я ее там оставлю и часов в десять приеду. Хотя ты можешь раньше приехать и просто меня подождать. У тебя же есть ключи?
– Да. У меня есть ключи.
…Ночью в милицию позвонили Ниночкины соседи. Какая-то обезумевшая женщина кричала в парадной, и они вышли посмотреть. Женщина кричала, стоя у дверей Ниночкиной квартиры. Сама Ниночка лежала почти у порога, в луже черной и страшной крови – у нее было детское недоумевающее лицо и розовые щеки, как будто она и не думала умирать!..
Глеб нисколько не удивился, когда таможенный начальник Вадим Григорьевич позвонил и пригласил его поужинать.
Видно, проконсультировался у кого следует, указания получил и теперь жаждет их выполнить. Причем немедленно. На встречу Глеб согласился, хотя ему не слишком хотелось в ресторан. Он предпочел бы «ответный визит» – по правилам игры было бы отлично, если бы начальник прибыл к нему в «Англию». Впрочем, настаивать Глеб Петрович не стал. Ресторан так ресторан, он и в ресторане дожмет брыкающегося Вадима Григорьевича в одну минуту!.. Да и те, у кого Вадим Григорьевич консультировался, видимо, поняли все правильно, раз отреагировали так быстро, и Августа Романовича, не к ночи будь он помянут, не пришлось беспокоить понапрасну.
Глеб размышлял таким образом, стоя в своем номере, выходящем окнами на Исаакиевский собор, и ему казалось, что Исаакий каким-то образом принимает участие в его мыслях, пожалуй, даже помогает ему размышлять, и в этот момент позвонил Ястребов.
Такие звонки случались нечасто, а когда Глеб бывал «на задании», почти никогда. По старой фээсбэшной привычке он все свои командировки называл «заданиями».
– Да, Александр Петрович.
– Да, Глеб Петрович.
– Здравствуйте.
– Привет. – На заднем плане за низким ястребовским голосом явственно слышались какие-то голоса, смех и отдаленный писк. Начальник явно был не один и не в кабинете.
– Как наши дела, Глеб Петрович?
– Понемногу двигаются.
– Куда?
– В направлении финиша, Александр Петрович. – Глеб никак не мог понять, чего именно ждет от него шеф – детального отчета, это было на него не похоже, или какой-то сногсшибательной информации, которой Глеб покамест не располагает. Да и вообще – зачем он звонит?! – Я был в таможенном комитете, попросил начальника наш вопрос решить в самые короткие сроки. Мы с ним сегодня еще раз должны все обсудить.
Писк и визг на заднем плане усилились.
– А ты ему сказал, чтоб он больше так не делал, а то я его в угол накажу, начальника-то этого? – Ястребов повысил голос, перекрикивая шум.
Глеб невольно тоже стал говорить громче.
– Сказал, Александр Петрович!
– А он? Понял, как ты думаешь?
– Боюсь, что не до конца, – искренне ответил Глеб. – Но я ему еще раз скажу!
– Мы прилетим послезавтра утром, – неожиданно заявил Ястребов. – Ты мне тогда все подробнее расскажешь. Договорились?
Глеб ничего не понял.
Ястребов послезавтра утром прилетит в Питер?!
Начальник службы безопасности знал о поездках своего шефа все – поездки обсуждались на совещании в начале каждого месяца, так было заведено. Заранее распределялись роли: кто именно летит с Ястребовым в Москву, кто в Женеву, а кто на Чукотку.
Почему-то всегда выходило так, что на Чукотку лететь хотят все, а в Москву никто. Вот интересно, почему так?..
Начальник службы безопасности знал о поездках своего шефа все – и ничего не знал о том, что тот собирается в Питер!.. Более того, Глебу совершенно точно известно, что Ястребов всю неделю должен пробыть в Москве и после встречи с президентом вернуться в Белоярск. О визите в Питер не было никакой речи!..
– Я не понял, Александр Петрович, – осторожно сказал Глеб. – У меня какие-то проблемы?
